Новости географ глобус пропил алексей иванов книга

Книги Алексея Иванова входят в программу высшей школы по литературе, также по его произведениям выпускаются научные работы и диссертации.

«Будто позвоночник сломали»: писатель Алексей Иванов — о нынешней России

Алексей Иванов, писатель, Географ глобус пропил|Фото. Географ глобус пропил. цена от 440.00 ₽. Читайте рецензии и отзывы реальных покупателей. Доставка по всему миру. Эту книжку Алексея Иванова я впервые прочел лет десять назад, когда еще учился в университете. В наличии Книга "Географ глобус пропил" автора (Иванов А.), Эксмо-АСТ в интернет-магазине Book24 со скидкой! Отрывок из книги, отзывы, фото, цитаты, обложка. «Географ глобус пропил» — роман российского писателя Алексея Иванова, написанный в 1995 году.

Алексей Иванов: Географ глобус пропил [авт. ред., изд-во "Азбука"]

На голове лежала тугая коса, свёрнутая в корону. Когда Чекушка говорила о писателях, голос её, словно от восхищения, был всегда тих и медлен, и смотрела Чекушка вверх. Фамилия у неё была Чекасина. При появлении Витьки лицо у Чекушки стало таким, будто Витька в сотый раз допустил ошибку в одном и том же слове. Витька, вздохнув, уставился в окно. Я как педагог, прежде чем начать объяснение нового материала, по пять-десять минут трачу на то, чтобы сконцентрировать ваше внимание, а потом являешься ты, и все мы вынуждены начинать сначала.

Ты не мне, не себе — своим товарищам вредишь, я вам уже тысячу раз это говорила. Но ведь есть и умненькие ребята. И они вам не скажут, но подумают: вот благодаря кому я чувствую, что подготовлен к поступлению в вуз слабее, хуже, чем мои друзья. Короче, Служкин, садись на место, а дневник мне на стол. И запомните все: если опоздал больше чем на пять минут — в кабинет даже не стучитесь.

Витька задом пододвинул по скамейке как всегда рассевшегося Пашку Сусекина по кличке Фундамент, поставил на колени портфель и, затаив дыхание, с превеликой осторожностью открыл замок. Чекушка не любила, когда на уроке щёлкают замками и шлёпают учебниками об стол. Ещё она не любила, когда портфели кладут на столешницы, окрашенные родительским комитетом, на которых от этого остаются чёрные следы. Достав книги и тетради, Витька сунул портфель под ноги. Чекушка не разрешала ставить портфели в проход снаружи у парт.

Объясняя, она всегда прогуливалась между рядов и могла споткнуться. Хмыкнув, Витька открыл учебник и нашёл нужную страницу. Там была фотография «В. Здоровенный Маяковский, улыбаясь и скрестив руки на стыдном месте, разговаривал с пионерами на фоне плакатов, где были изображены разные уродливые человечки. Взяв ручку, Витька принялся разрисовывать фотографию: одел Маяковского в камзол и треуголку, а пионеров — в папахи, ватники и пулемётные ленты.

Внизу Витька подписал: «Встреча Наполеона с красными партизанами». Такими переработками сюжетов Витька испакостил весь учебник. Даже на чистой белой обложке, где строго синел овал с портретом Горького, Витька приделал к голове недостающее тело, поставил по бокам бурлаков в лямках, а на дальнем плане изобразил барку. Рисуя, Витька внимательно слушал Чекушку. Ему было интересно.

Когда Фундамент отвлекал его, Витька не отвечал и лишь пинал Фундамента ногой под партой. Очень не любя классную руководительницу, Витька тем не менее в душе её уважал. Почему так получалось, он понимал с трудом.

Мамонт — это слон такой дикий, волосатый. Когда его на шашлык рубят, он только смеётся. Они все мелкие, шашлычные-то мамонты, — размером с нашего Пуджика. Служкин дошёл до ближайшего катера. Катер лежал на боку, уткнувшись скулой в шлаковый отвал — словно спал, положив под щёку вместо руки всю землю. Красная краска на днище облупилась, обнажив ржавчину, открытые иллюминаторы глядели поверх головы Служкина, мачты казались копьями, косо вонзёнными в тело сражённого мамонта. Они как медведи: на зиму засыпают, выбираются на берег и спят.

А весной проснутся и поплывут — в Африку, на реку Амазонку, на Южный полюс. А может, и в Океан Бурь. С Татой на плечах он поднялся повыше по осыпи. За катером на мелководье лежала брошенная баржа, зачерпнувшая воду бортом, как ковшом. За баржей тянулись стапеля и груды металлолома. Темнели неподвижные краны. Заводские корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла обойма «Ракет», издалека похожих на свирели. В чёрной неподвижной воде затона среди жёлтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой заводоуправления наверху. Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике.

По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чём-то весёлом. По воде до Служкина донёсся Надин смех. Непривычный для него смех — смех смущения и удовольствия. Глава 15 Кира Валерьевна Служкин сидел в учительской и заполнял журнал. Кроме него в учительской проверяли тетради ещё четыре училки. Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна — водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки — старая, пожилая и молоденькая — болтали. Урсула узнала, что дочь беременна? Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ. Он же подслушал её разговор с Ремедиос… — Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлёк его. Там так не принято.

На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек. Сзади хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Кира Валерьевна. В одной руке у неё была сумка, раздутая от тетрадей, в другой руке — сложенный зонтик. Кира Валерьевна, поджав губки, отдала зонтик и легко взяла Служкина под локоть. Они сошли с крыльца. Что это? Сын, дочка, внук, внучка?.. Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась. А какой предмет вы ведёте?

Не подскажете, как с немецкого переводится сонет «Айне кляйне поросёнок вдоль по штрасе шуровал»? Кира Валерьевна засмеялась. Они остановились у подъезда девятиэтажного дома. До свидания, Витя. Она развернулась и вошла в подъезд. Глава 16 Пробелы в памяти Служкин в длинном чёрном плаще и кожаной кепке, с чёрным зонтом над головой шагал в садик за Татой. Небо завалили неряшливо слепленные тучи, в мембрану зонта стучался дождь, как вечный непокой мирового эфира. Служкин не полез через дыру в заборе вокруг садика, как он обычно делал, а чинно обошёл забор и вступил на территорию с главного входа. Под козырьком крылечка он увидел Лену Анфимову с Андрюшей. Нам на остановку надо… Служкин посмотрел на часы.

Он подставил локоть. Лена, улыбнувшись, взяла его под руку. Они неторопливо двинулись к воротам. Лена вела Андрюшу. Как замуж вышла, так из декрета в декрет и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и Андрюшей смотрю… Я уж и сама стала забывать, что я человек, а не машина хозяйственная… В кино уже три года не бывала… Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть. Какие у вас отношения? Служкин отдал Лене зонтик, подхватил Андрюшу, перенёс его через канаву по мосткам и подал Лене руку. Лена оперлась о неё тяжело, неумело, как о перила. Дома мало бывает — всё возится с автобусом. А отношения?..

Какие они могут быть? Пока Андрюша не родился, так что-то ещё имелось. А сейчас оба тянем лямку. Тут уж не до отношений. Живём спокойно, ну и ладно. Поздно уже что-то выгадывать, да и разучилась я… — Денег-то он много зарабатывает? Лена, вопреки обычному, не смутилась. Видимо, для неё это было так же далеко, как двойки по рисованию. Только какая разница теперь? Дружили после школы полгода, потом он в армию ушёл.

Я сначала писала ему, ждала. Потом забывать начала. Потом с Сашей познакомилась — с будущим мужем. Вот так. А Колесников тоже не особенно переживал. На моей свадьбе напился, всем надоел своими армейскими историями, к каждой девчонке приставал… — А ведь мы всем классом с таким благоговением относились к твоему роману с Колесниковым! Как же, десятиклассник, на машине ездит — и нашу Ленку Анфимову любит!.. И остаётся только грустно шутить. Ты же самая красивая девочка в классе была… Все думали, что ананасы в Париже кушать будешь… Лена чуть покраснела. Не ценили, когда любят.

Маленькие были. Они шли вдоль рощицы старых высоких сосен, вклинившейся в новую застройку. Подлесок здесь был вытоптан детьми и собаками. Андрюша, пользуясь тем, что внимание мамы отвлекает дядя с зонтиком, брёл по лужам, поднимая сапогами чёрные буруны. Показалась автобусная остановка — голая площадка на обочине шоссе. Они молчали, вглядываясь в призрачную, дождливую перспективу дороги, откуда в брызгах, шипя, вылетали легковушки и проносились мимо, кубарем закручивая морось. Служкин переложил зонт в другую руку и чуть приобнял Лену, словно хотел её немного согреть. Лена медленно менялась: усталость и покорность уходили с её лица, и в глазах что-то затеплилось, как солнце за глухими тучами. К Лене даже вернулось почти забытое школьное кокетство — она искоса лукаво глянула на Служкина, как некогда глядела, проходя мимо него в школьном коридоре. Служкин и сам оживился, стал смеяться, жестикулировать и даже не заметил автобуса.

Они одновременно замолчали, с какой-то обидой глядя на открывающиеся двери. Лена сникла. И вдруг Служкин наклонил зонтик вперед, отгораживаясь им от автобуса, как щитом, и смело прижался губами к холодным и твердым губам Лены, забыто вздрогнувшим в поцелуе. Служкин задумчиво пошагал обратно. Он шагал минут пять. Вдруг он встрепенулся, быстро захлопнул зонтик и бросился бегом. Дождь плясал на его кепке, под ногами взрывались лужи, полы плаща болтались, как оторванные. Служкин бежал напрямик через газоны, через грязь, прыгал над канавами, проскочил в дыру в заборе вокруг садика и влетел в раздевалку. Тут было уже пусто. Дверь в группу была раскрыта, и Служкин остановился на пороге.

В дальнем углу зала за столом сидела и что-то писала воспитательница. На маленьких столиках вверх ножками лежали маленькие стульчики. Свежевымытый пол блестел. Тата — одна-единственная — строила из больших фанерных кубов кривую башню. В своём зелёном платьишке на фоне жёлтого линолеума она казалась последним живым листком посреди осени. Тата оглянулась, помедлила и молча кинулась к нему через весь зал. Служкин инстинктивно присел на корточки, поймал её и прижал к грязному плащу, к мокрому лицу. Лужи обморочно закатывали глаза. Люди шли сквозь твердую кристальную прохладу, как сквозь бесконечный ряд вращающихся стеклянных дверей. На заре по Речникам метлою проходился ветер и обдувал тротуары, отчего город казался приготовленным к зиме, как покойник к погребению.

Но снега всё не было. И вот будто стронулось само время — первый снег хлынул, как первые слёзы после долгого молчаливого горя. Служкин ходил проведать Сашеньку, но не застал её на работе. У него ещё оставалось полтора часа свободы до конца смены в садике, и он отправился побродить вдоль затона, посмотреть на корабли. Снег валил сверху густо и плотно, словно его скидывали лопатами. У проходной Служкин неожиданно увидел продрогшего, танцующего на месте Овечкина с сугробом на голове. На мосту в ржавые бока понтонов тяжело толкалась стылая вода. Понтоны раскачивались, дощатые трапы между ними злобно грохотали. На дамбе, на голых ветвях тополей мокрый снег свалялся в куски, свисающие вниз, как клочья шерсти. Затон, плотно заставленный кораблями, походил на какую-то стройку.

Мачты, антенны, стрелы лебёдок торчали, как строительные леса. На крышах и палубах снег лежал ровными листами. Иллюминаторы смотрели на Служкина невидяще, рассеянно, исподлобья, как смотрит человек, который почти уснул, но вдруг зачем-то открыл глаза. Служкин остановился у навеса лесопилки, под которым уныло качался и позвякивал цепями тельфер. В белой мгле Кама выделялась контрастной чёрной полосой, потому что снег, падая на воду, странно исчезал. Служкин стоял, курил и разглядывал высокий и массивный нос ближайшей самоходки, у которой в клюзах торчали якоря, словно кольцо в ноздрях быка. На дорожке из снегопада появился маленький заснеженный человек, и Служкин с удивлением узнал в нём Машу Большакову из девятого «а». Мама просила ему записку отнести. Они медленно пошли рядом, не глядя друг на друга. Снег всё валил с неба, будто рваные полотнища.

Наконец Маша подняла на Служкина глаза и, не выдержав, улыбнулась: — А вы что здесь делаете, Виктор Сергеевич? Только не врите. Чего мне тут делать? Груши околачивать? Хожу и вспоминаю времена, когда сам девочек дожидался. Хотел увидеть один теплоходик, про который есть что вспомнить. Она длинная и скучная, со слезами и мордобоем. Тебе будет неинтересно. Красивая девочка была, но характер — спаси господи! Вздорная, склочная, задиристая — хуже Ясира Арафата.

Звали её Наташа Веткина, а кличка — просто Ветка. Дружили мы давно, однако ничего особенного: так, гуляли, болтали, в кино ходили, целовались потихоньку. А тут как дошло до всех, что скоро навсегда расстаёмся, так и заводиться начали, нервничать. Ну, я-то ещё с детства мудрый был, лежал себе спокойненько на диване. А Ветка, видно, решила под конец урвать кусок побольше и завела роман с другим нашим одноклассником. Звали его Славкой Сметаниным, а кличка была, конечно, Сметана. Он был парень видный, отличник, но нич-чегошеньки не отражал. Смотрю, в общем, это я: Ветка со Сметаной каждый день туда-сюда рассекает. Что, думаю, за блин нафиг? Попытался я Ветке мозги прочистить, она и ляпнула мне: не суйся, мол, и катись отсюда.

Я, понятно, разозлился благородно. Ну, думаю, жаба, ты у меня покукарекаешь ещё. И вот был у нас экзамен по химии. Подхожу я это утром к школе и вижу, что Ветка со Сметаной под ручку прётся. Я сразу понял: сегодня точно чья-то кровь будет пролита. Химичка нам кабинет открыла и куда-то ушла. Ветка тоже учесала. Сидим мы в кабинете вдвоём: я и Сметана эта дурацкая. Я злость коплю. Сметана тетрадку свою с билетами читает.

А надо сказать, что в кабинете том был здоровенный учительский стол. Сверху кафелем выложен, чтобы кислотой не попортить, а сбоку большой стеклянный вытяжной шкаф с трубой наверху. Я всё прикинул, обмозговал, потом встал, тетрадку у Сметаны из рук хвать, на этот стол скок, да и запихал её в трубу. Сметана озверела, сперва за мной между парт погонялась, затем полезла в шкаф за тетрадью. И только она в вытяжной шкаф проникла, я тут же подскочил, дверку у шкафа закрыл и запер со всей силы на шпингалет. А после вышел из кабинета и дверь защёлкнул. Вот и время экзамена наступило. У кабинета толпа мнётся. Подгребает экзаменационная комиссия, открывает дверь, вваливается в кабинет… А там этот дурак на столе в стеклянном шкафу сидит, как обезьяна в аквариуме. Учителя сразу в визг, остальных со смеху скосило.

И главное — шпингалет никто открыть не может, так я его засобачил. Пока слесаря искали, полшколы в химию поржать прибежало. А мне же, чудотворцу и выдумщику, ни слова не говоря по химии трояк впечатали и с экзамена под зад коленом. Я не стал переживать, только радовался, когда вспоминал, как Ветка позеленела. Маша смеялась. Ободрённый, Служкин заливался соловьём: — Тем же вечером сижу я дома, вдруг звонок в дверь. Я только дверь открыл, а мне Ветка сразу по морде тресь!.. Но я — воробей стреляный, я сразу присел. И она со всего размаха рукой по косяку как засадила, аж весь дом вздрогнул! Тут на грохот моя мама в коридор выбегает.

А мама моя страсть любила, когда в гости ко мне девочки приходят. Схватила она Ветку и на кухню поволокла. Сразу чай, конфеты, всё такое. Говорит мне: познакомь, мол, Витя, с девушкой… Меня, естественно, чёрт за язык дёрнул. Такая и сякая, говорю, моя невеста. От этих слов Ветка чуть не задымилась. Ну, чай допила, с мамой моей попрощалась культурно и ушла, а на меня и не взглянула. Так, думаю, Виктор Сергеевич, ожидает тебя бой не ради славы, ради жизни на земле. Служкин сделал паузу, прикуривая. Маша, улыбаясь, ждала продолжения.

Они пошагали дальше. Сигарета во рту у Служкина дымила, как крейсерская труба. Дальше в культурной программе значилось катание на теплоходе. Загнали нас, выпускников, на этот вот «Озёрный». Здесь дискотека, шведский стол, прочая дребедень. Погода просто золотая! И поплыли мы, значит, на прогулку. В салоне музыка играет, все пляшут. А Ветка, зараза, всю дорогу только со Сметаной и танцует. Если же я её приглашаю, то мне непристойные вещи руками и пальцами показывает.

Отозвал я её в сторонку и спрашиваю: что такое? Она вместо ответа сорвала у меня с головы бейсболку и за борт кинула. Совсем обидно мне стало, ушёл я. А когда вернулся обратно в салон, где банкет бушевал, то взял со стола банку с майонезом и сел рядом со Сметаной. Раз уж Ветка со мной не хочет, то со Сметаной и не сможет. Улучил я момент, когда Сметанин, скотина, за колбасой потянулся и зад свой приподнял, и вылил ему на стул полбанки. И ушёл. А Сметанин как приклеился к месту. Ветка его тащит танцевать, а он только улыбается и говорит, что нога болит. Тут пароход наш причалил к берегу, чтобы мы, значит, в лесочке порезвились.

Сошёл на берег и я. Через некоторое время подруливает ко мне Ветка: вся цветущая, улыбается. Отойдем, говорит, на минутку. Ну, отошли мы, и далеконько отошли. Только остановились на полянке, она и набросилась на меня, как Первая Конная на синежупанников. Разворачивается и с маху мне в челюсть р-раз!! Я только зубами лязгнул. А с другой стороны уже вторая граната летит. Я Веткину руку успел поймать. Она взбесилась и туфлей своей окаянной как врежет мне в одно такое место, что у меня голова чуть не отскочила.

Тут и я со злости стукнул её в поддыхало — она пополам согнулась. А я ещё вокруг неё обежал и впечатал ей пендель под юбку. Она в кусты улетела, и как в могилу — ни ответа, ни привета. Я подождал-подождал и полез за ней. Вижу: стоит она на карачках, хрипит, ревёт. Жалко мне её стало, дуру. Поднял я её, отряхнул, извинился и обратно потащил. Выходим мы наконец на берег, и что же? Пароход-то наш — ту-ту! Так и остались мы в лесу.

Я сориентировался: до ближайшей пристани километров десять. А что делать? Пока через всякие буреломы лезли, как Дерсу Узалы, уж вечер наступил, погода испортилась, дождь хлынул. Но тут нам повезло. Шли мимо какого-то котлована, и там на краю экскаватор стоял. Не торчать же нам под дождём всю ночь! Залезли в кабину. Я в кресло сел, она мне на колени хлопнулась. Посидели, обогрелись, обсохли. Я Ветку конфетами угостил, которые на банкете по привычке со стола стырил.

Ветка вроде отмякла. И тут как давай мы с ней целоваться! Всю ночь напролёт целовались! Только вот задницей своей толстой она мне все ноги отсидела — это меня и сгубило. Часа в четыре утра, как светать начало, порешили мы снова в путь тронуться. Ветка первая из кабины выскочила. И пока я корячился с занемевшими ногами, она схватила какую-то палку и всунула её в ручку дверцы — заперла меня, значит, в кабине, змея! А сама спокойно одна пошагала.

Выпускник Уральского государственного университета Виктор Служкин устраивается работать учителем географии в одну из средних школ. Служкину достаются девятые классы, учеников которых Виктор Сергеевич разделяет по категориям: 9а — это «красная профессура», 9б — «отцы», 9в — «зондеркоманда», возглавляемая дерзким и неуправляемым подростком Градусовым. С «отцами» у Служкина складываются приятельские отношения, он даже позволяет себе выпивать с ними на лестничной площадке в день своего рождения. Класс «красной профессуры» замечателен тем, что там учится Маша Большакова — девушка, которая постепенно занимает все мысли географа. Тяжелее всего выстраивается общение с «зондеркомандой», поскольку никакие педагогические меры не воздействуют ни на Градусова, ни на его «присных». Перед началом учебного года выясняется, что в соседнем доме поселился школьный друг Служкина — Будкин. Его появление вносит путаницу в личную жизнь героев романа, которая и прежде была непростой.

Сюжет произведения связан с Калининградской областью. Об этом сообщает продюсер автора Юлия Зайцева на своей странице в «Фейсбуке» продукт компании Meta, признанной в РФ экстремистской организацией. Новый роман Иванова — как спуск в подземелье, заполненное демонами и привидениями. Путешествие начинается в мае 1945 года в немецком военно-морском городе Пиллау, ныне Балтийск. Оттуда читатель проваливается сначала на 500 лет во времена крушения Тевтонского ордена, потом ещё на 200 лет — в Крестовые походы, а потом ещё на 1200 лет — прямо в Евангелие. Всем этим событиям из разных времен Иванов находит сюжетную рифму. Она звенит как струна, протянутая сквозь весь роман.

Описание и характеристики

  • Рецензия на книгу А. Иванова Географ глобус пропил
  • Лучшая рецензия на книгу
  • Книжный марафон: "Географ глобус пропил" Алексей Иванов
  • «Географ глобус пропил», а Алексей Иванов презентовал во Владимире новую книгу
  • Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» и премьера
  • О чём книга «Географ глобус пропил»

О книге "Географ глобус пропил"

  • Алексей Иванов: другие книги автора
  • Все аннотации к книге "Географ глобус пропил"
  • ЧАСТЬ III. ВЕЧНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ ДОРОГ. УМЕНИЕ ТЕРЯТЬ - Географ глобус пропил - Иванов Алексей
  • Другие записи

О книге "Географ глобус пропил"

  • Курсы валюты:
  • О чём книга «Географ глобус пропил»
  • Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» и премьера
  • Автор романа "Географ глобус пропил" Алексей Иванов напишет книгу, связанную с Калининградом

Автор романа «Географ глобус пропил» закончил новую книгу

Немного о сюжете. Виктор Служкин с образованием биолога устраивается работать в школу учителем географии. Интересно было сравнить школу 90-х и школу советского периода, которую вспоминает Служкин. При Союзах повсюду главенствовала дисциплина, и юному Виктору не нашлось места в этой системе. Следовать всевозможным правилам он просто не мог. Современная же школа, куда он приходит работать, встречает его полным хаосом и отсутствием дисциплины. Поведение учеников выглядит по-настоящему жестко, и Служкину точно не позавидуешь. Стоит заметить, что методы Служкина далеки от идеальных, и в настоящее время за такое могут уволить. Не имея педагогического образования и опыта, Виктор совершает множество ошибок. В начале учебного года Служкин рассказывает о своей любви к походам и опрометчиво обещает устроить сплав по северной реке для самых прилежных учеников.

Раз пообещал — нужно выполнять! Во время похода Служкин почти сразу же напивается, а ученики, возмущенные таким поведением, свергают его с поста начальника. Ребята быстро понимают, что во всем можно рассчитывать только на себя, брать на себя ответственность за собственную жизнь. Получается, что Служкин учит их жизни, забросив в опасное приключение. Стоит отдать должное — в критические моменты Виктор берёт руководство на себя. Отдельно стоит отметить историю любви Служкина к его ученице Маше. Да, его можно осудить за подобное, но, мне кажется, что его чувства были чистыми и искренними, а поддался он им из-за тотального одиночества и непонимания. Когда вокруг столько лжи и порока, он попытался найти чистоту в любви к юной девушке. Итог: Мне роман понравился.

Он показывает нам суровую реальность российской глубинки 90-х годов, но не с точки зрения бандитских разборок и рэкета, а через всеобщий застой и разложение в умах и душах. А так ли много изменилось с тех пор? Книга написана остроумно, тонко и иронично. Проблем автор поднял довольно много, что, в свою очередь, заставляет задуматься о серьёзных вещах. И я твёрдо верю, что всё должно быть сделано для того, чтобы исправить их грубые примитивные мозги. Брэдбери «Поиграем в «отраву». Иванов «Географ глобус пропил». Будкин, это Надя, моя жена. А это Тата, моя дочь.

Что-то же этим безымянным Будкиным Автор хочет сказать? Это не случайность, Будкин так и остаётся не названным по имени до конца книги. Есть в ней ещё один безымянный персонаж — Градусов. Этого «маленького рыжего носатого парня с хриплым пиратским голосом» ни разу не называют по имени ни дети, ни взрослые. Как-то не вызывает доверия всё это... И ещё много чего, из написанного в этой книге, в жизни может происходить разве только теоретически. Например, почти ни у кого из ребят, которых Служкин берёт в поход, нет родителей. Никто из взрослых не выражает желания узнать лично, что за человек этот географ, можно ли ему доверить здоровье и жизнь своего ребёнка. Так что это нереально на сто процентов.

А ещё я не верю, что Служкин проводит Машу вокруг растущей на краю обрыва сосны, не совсем же он безбашенный. Не верю, что девятиклассник Витька Служкин плюнул в лицо женщине, давшей ему пощёчину, когда он подсматривал в окно женской бани. Это какая-то совсем уж неадекватная реакция, да и не детская. Почему Витьку после этого не исключили из школы, ведь эта женщина оказалась его классной руководительницей, тоже трудно себе представить. Есть и другие не вызывающие доверия эпизоды пьянка в электричке, продолжение похода, несмотря на неё и пр. Отдельного разговора требует отказ Служкина от Маши. Но Ветка-то не обиделась бы не него, веди он себя с ней, как святой, однажды он уже от неё сбежал и ничего, обошлось. А Машу, стало быть, можно бросить, сославшись на идиотскую отговорку — разницу в возрасте, которая у них близка к идеальной 10 — 12 лет. Таково представление Служкина о святости.

Оно заключается в том, чтобы любым способом отказаться от любви настоящей, не сводящейся к постели. Опасаясь полюбить Киру, Служкин откалывает такой номер, что вспоминается «подвиг» отца Сергия, совершённый им при очень похожих обстоятельствах с Машей в походе Служкин чуть не сорвался в штопор, но «выручила» Маша, да и тут в другой вариант как-то не верится, очень уж место и время были не подходящими. Вот что он думает о любви: «Мир ясный и яркий: синее небо, белый снег, чёрные угли, алый огонь, оплетающий котлы, и жёлтая пшённая каша. Это всё, что у меня есть. Но этого никто у меня не отнимет. Никакая женщина, будь она хоть тридесято прекрасна. Пусть что угодно, но только не любовь. Я хочу веры в мир и в то, что я делаю. Я хочу твёрдо стоять на ногах, не желать ничего более и не ждать неизбежного удара в спину.

Такое, мягко говоря, противоречивое, отношение к женщинам характеризует Служкина отрицательно не только с человеческой, но и с божественной точки зрения справедливость-то куда делась? Но он в Бога не верит, и поэтому сам себе судья. Неправедный, как почти всегда в таких случаях. Так что же он за человек, этот Служкин? А он не совсем человек, он фигура нереальная, фантастическая, не зря же Иванов начинал с фантастики. Вот и в этом романе фантастика всё время проглядывает через реальность. Интересна сама его фамилия, образованная от служки — монастырского слуги — что-то близкое к церковному миру, но предельно мелкое. Такие фамилии, как Будкин, Ложкин пенсионер у Кира Булычёва , Печкин почтальон , Плюшкин — почти бессмысленные, ничего не говорящие об их носителях. Служкин же ассоциируется у меня с Дворкиным правильно — Дворкином, но это пустяк в данном случае , личностью божественной, но очень таинственной и незаметной, для которой тысячелетие не такой уж и большой срок, и что не получилось сейчас, получится когда-нибудь, можно и подождать.

Служкин о своих девятиклассниках говорит: «Бог, когда людей создавал тоже не выбирал материала». Весьма, по моему, красноречивая фраза. С намёком. И ведь Служкин действительно создаёт человека. Служкин — создатель, а это нечто большее, чем учитель, и действует он по наитию, а не по инструкции. И ребята это заметили: «... Это потому, что вы какой-то особенный учитель, не брынза... Божественная, фантастическая основа личности Служкина хорошо видна из его мыслей о литературе и писательском труде. Писательство — греховное занятие.

Доверишь листу — не донесёшь Христу. Поэтому, какой бы великой ни была литература, она всегда только учила, но никогда не воспитывала. Но такое может образоваться в голове не совсем человека, у которого свойственное только ему одному представление как о грехе, так и о воспитании, и у которого совершенно фантастическая память — он помнит стихи написанные им 13 лет назад и вообще без записей помнит всё, что сочинил за всю жизнь. Есть и ещё одно место в романе, наводящее на размышления в том же направлении — от Служкина к Дворкину. Сидя у догоревшего костра и любуясь звёздным небом Служкин думает: «Какая древняя земля, какая дремучая история, какая неиссякаемая сила... А на что я эту силу потратил? Да, действительно столько усилий и напрасно, но ведь сам же этого хотел, путь к святости — трудный путь, да ещё и из школы выгнали, и с женой назревает очередной конфликт. Роман заканчивается многозначительной фразой: «Прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества. Этому тоже очень трудно поверить.

Мне повезло побывать в таком же на катамаране походе совсем близко от описываемых в романе мест, на реке Косьве. Там пороги были попроще и среди нас не было детей. Это очень тяжёлая работа и в романе всё описано верно, кроме одного. Такие водосбросы, как Долгановский, нельзя проходить вопреки всем инструкциям да ещё не имея на борту ни одного опытного рулевого, это всегда кончается очень плохо. В романе происходит настоящее чудо — ребята проходят порог благополучно, и, как мне кажется, в немалой степени этому способствовало отсутствие на катамаране двух человек, т. Вообще, в этом походе невероятно везёт всем, и Служкину особенно. Ситуация-то очень сходная. Есть и другая ещё более известная история, которую тоже может и не знать Маша, но знает Служкин. Это история Иакова и Рахили, которые 14 лет ждали, когда же и на их улице будет праздник, а когда они впервые увидели друг друга Иакову было за сорок, а Рахиль была такая же, как Маша, если не младше.

Подвиг не в том, чтобы отказаться от своего счастья, а в том, чтобы добиться его несмотря на всякие препятствия. Но у Служкина другое представление о счастье. Фамилия Дворкин еврейская. Унбегаун этого не знал. Некоторые еврейские фамилии произошли от женских имён. Слово Михаилу Ардову: «Типичный еврейский муж редко появлялся на улице. Он сидел дома и читал Талмуд, а его жена ходила по воду, сушила бельё, судачила и ссорилась с соседками, громогласно воспитывала своих детей... А звали её — Хайка, Райка, Дворка и т. Градусов столь же малореален, как и Служкин, который всю жизнь «ищет человека», и, таки, находит — рыжее носатое чудовище, с которым не совладал дьявол, но с которым можно пойти в разведку.

Градусов ко всему прочему ещё и весьма остроумный парень, что дополнительно сближает его со Служкиным. И он же ещё и талантливый художник, не многовато ли для одного? Об остроумии этих двоих нужно писать отдельно, для небольшого критического экскурса это будет уже сверх меры. Но несколько слов всё же скажу. Мне кажется, что Градусов остроумен всегда, кроме случаев откровенного хамства. А вот шутки Служкина довольно таки разнокалиберны. Одну из них я так и не понял, сколько ни думал, ничего путного в голову не пришло. В квартиру позвонили. Служкин взглянул на часы.

Может быть у Служкина своё, особое отношение к монархии? Если вспомнить, что где-то неподалёку от мест действия романа была зверски убита царская семья, то шутка придуманная Автором и очень неестественная становится совсем уж некрасивой. Остался без ответа вопрос об отсутствии имён у главных героев — Будкина и Градусова. Предположение, что не только Градусов, но и Будкин для Служкина «материал», над которым он работает, как Создатель, по моему допустимое. Будкин — старый друг Служкина, а с некоторого момента близкий сосед и любовник его жены; Градусов из жизни Служкина, очевидно не уйдёт, они тоже станут друзьями в недалёком будущем. Имя даётся творению, как его завершающий акт. Поэтому оба пока носят только фамилии. Кстати, символично, что Градусов получает в глаз и от Служкина в это верится с трудом и от Будкина хотя это совершенно неправдоподобно — встретил на улице и врезал, хотя и не знакОм примерно в одно и то же время и ходит с двумя фонарями на фасаде. Дружба очень часто начинается с небольшого мордобоя, хотя здесь этот мордобой ещё один фантастический элемент романа, в котором действие происходит в некоем параллельном пространстве очень похожем на наше, но там дети не падают с древних полуразрушенных колоколен Служкин был уверен, что всё будет хорошо , не срываются с обрывов, проходят смертельные пороги без командира, а если замерзают буквально почти до смерти, то к их услугам тут же находится пекарня с не остывшей печью, а женщина-пекарь, которая только что заперла входную дверь, ещё не успела от неё отойти.

Эта книга оказалась в списке моих персональных рекомендаций с очень высокой прогнозируемой оценкой 8,75 достоверность 39. Нет, я не пожалел о потраченном времени, но прогноз был очень уж оптимистичен. Сюжет книги линеен, но тем в ней много и они, в общем-то, мало друг с другом связаны. Раздели по параллельным темам, поименуй героя по-разному и никто не заметит, что была, собственно, одна книга. Так что и «препарировать» эти самые темы я буду по отдельности. Внимание: Спойлеров не ставлю, так как не могу определить что из последующего может показаться раскрытием сюжета. Не читали книгу — может стоит бросить этот отзыв? Начать с хорошего или с плохого? С плохого, конечно.

С одной стороны — я персонаж злобный, с другой пусть хорошее будет наградой персонажу, трудолюбиво дочитавшему рецензию до конца. Тема «просто хороший человек» — главный герой, то есть. Хороший человек, наверное, был основой в замысле автора ну или мне так показалось. Тема, которая должна объединять все другие. Почему я так посчитал? Да потому, что в других темах даже и попытки объединяющей не было. Как всем уже понятно, не удалась. Тряпичный такой герой получился. Не плохой, конечно, но и не такой, чтобы его хорошести хотелось сочувствовать.

Никакой герой, в общем. Берем совершенно нормального человека. Судя по поступкам — скорее «почти-что-трезвенника», чем «любителя жизни».

Герой любит жену и дочь, но его связывают романтические отношения с Сашей, и плотские с Веткой, к тому же Служкин влюбляется в Киру, учительницу немецкого языка. Но самое недопустимое — это роман Служкина с ученицей Машей. Из-за своей непосредственности мировосприятия Служкин не может разобраться в своих отношениях с женщинами. Он сам говорит, что мечется в заколдованном круге, который нечем порвать.

Можно предположить, что Виктор Сергеевич не только ищет взаимность в женщинах, сколько ищет взаимность вообще, пытаясь ощутить и свою собственную любовь. Физическая жажда свободы обусловливает неформальность Слжукин. Но он неформал по существу, а не по внешним атрибутам. Роман начинается с эпизода, когда Служкин не платит за проезд в электричке. Но в этом отказе от оплаты заключается сознательный протест против покорности, отказ от послушности.

Я дал прочитать эту книгу другому своему другу и Педагогу по образованию, по роду деятельности и по сути и услышал от неё не только положительный отзыв, но и добился краткой, двустрочной рецензии «... Если книга вызвала у меня сильные эмоции, то звёздочек становится уже 5, а улыбка может как быть, так и отсутствовать в зависимости от содержания книги. Крайне редко я ставлю вкупе с пятью звёздочками значок «сердечко» — более чем за год «жизни» на сайте такого значка удостоились всего 3 книги: горячо и безоговорочно с детства любимые повести Станислава Лема «Солярис» и «Непобедимый», и эта книга, книга Алексея Иванова, книга с дурацким названием «Географ глобус пропил». И уж совсем преотличную в моём понимании книгу я просто начинаю искать по книжным магазинам и по букинистическим сайтам соответствующего направления типа alib. И иногда перечитывать. Нужно ли говорить, что с продавцами книжных магазинов соответствующий разговор уже составлен и заказ на эту книгу уже сделан? Поздний P. Чтобы читающий эту рецензию человек не подумал, что весь абзац про поиски этой книги и готовность купить её при первом случае были красным словцом — наконец-то эту книгу мне привезли, наконец-то я её купил! Не прошло и года :- Отличный рождественский подарок самому себе! Вот честно не ожидал. Даже и не знаю с чего начать, с какой стороны подступиться к написанию отзыва. Пожалуй, начну с очевидного. Однако же практически все эти книги как-то очень точно и ловко охватывают лишь одну сторону жизни, совершенно забывая о другой. Начиная пелевинским "Generation П" и кончая болматовскими брошюрками — все они об одном и том же. Те же книги, которые пытались охватить другую сторону жизни — не вакханалию и разгул, а традиционную для русской литературы трагедию маленького человека, — настолько никчёмны, что умудрялись устареть уже по дороге из редакции в типографию. Это же касается ничтожного и отвратительного кинематографа того периода, который смотреть без слёз и рвотных позывов совершенно не представляется возможным. Ведь даже самая разэнциклопедистая энциклопедия должна быть написана так, чтобы быть актуальной всегда — в любое время, при любом строе и стиле мышления современного поколения. И вот я наконец-то нашёл книгу, которой почти удалось... Пожалуй, слишком громко будет сравнивать роман Иванова с нелепым названием с такими монстрами и зубрами русской классической прозы как "Идиот" или, допустим, "Доктор Живаго", но ведь суть-то, в принципе, одна! Только проблемы и заботы современного Мышкина кстати, имена и фамилии в рецензируемой книге все как один говорящие. Пусть всё это сделано иногда слишком топорно, но тем не менее как-то всё-таки нам ближе и роднее, потому что слишком уж знаком антураж, слишком уж все ситуации отзываются радостью или горечью узнавания. Да что говорить: проблемы-то всё те же — ничего по большому счёту не изменилось за эти года и века. Всё те же поиски, всё те же вопросы, всё те же рефлексии. За откровенной и весьма неплохой сюжетностью книги стоит довольно тяжкий если ты не киборг какой или чурбан бесчувственный, конечно труд понимания, осознания и принятия смысла. Как и любая хорошая книга эта вызывает бурю противоречивых эмоций, но не пытается апеллировать и манипулировать ими напрямую, как это сделала бы плохая книга. Именно поэтому она получает от меня такую редкую для меня высокую оценку. Читается книга легко, даже слишком, да вот воспринимается тяжело, эхма. Напоследок скажу пару слов редакторам и особенно корректорам: руки бы вам пообрывать, раздолбаи! Надеюсь, что в новой редакции 2013 года вы исправили все свои ужасающие косяки. Какое душевное окончание года, надо же. Как душа свернулась, а потом развернулась многократно и горло перехватило. Наверное, до Географа мне нужно было дозреть, ну как хурму кладут на батарею, чтобы она дошла. Читала в первый раз давно, книга понравилась, но без надрыва и глубинных раскопок. А теперь сижу с пересохшим горлом, внутри блины с яблоками и чистый восторг. Этакий отечественный катарсис - всё закончилось и вряд ли будет хорошо, или будет, но с другими. И это очешуенно. И неправда, что этой книгой может проникнуться только поживший неудачник. Может быть, для того, чтобы скользнуть вовнутрь, нужно быть не очень счастливым и довольным собой и жизнью человеком, да. Может быть, для этого нужно иногда вызывать себя на внутренний педсовет и с треском выпинывать прочь за профнепригодность. И в рожу тыкать всеми проступками сразу, как измочаленным букетом, а потом этим же букетом мести пол и горланить что-нибудь попсовое и жутко, непотребно душевное. Совсем ещё молодой, но уже согбенный, двадцативосьмилетний Служкин - это такое дерево, которое изнутри проели жучки нелюбви и всякие прочие короеды неудач, а в голове его дятел-чего-хочу-не-знаю-а-чего-знаю-не-хочу продолбил огромное дупло. Между прочим, дерево родное, проросшее на нашей земле. Понятное дело, что питало его корни и каким зловредным источникам он приникал в моменты жажды. И вот получился такой Служкин, даже не так, такой служкин - маленький большой, хороший плохой человек. Не человечек и не человечище, не исполин духа, не герой-любовник, и даже не отчаявшийся брюзга. Нет, просто человек, который исповедует то ли непротивление злу, то ли добру. Он и сам не понимает, наверное. Он задыхается от любви, но любить себе не позволяет. Он разрешает не любить себя, и эта нелюбовь тоже отскакивает от него как от стенки горох. Как с гуся вода со Служкина скатываются ежедневные неудачи и неудачки, серость и вялость его бытия, подставы друзей, издевательства учеников, презрение жены и прочие обломы по всем фронтам. Потому что есть место, где со Служкина сходит кожа, пластами, клочьями, где ледяные воды бурной реки вымывают из него Человека. Это уже какой-то северный, блин, бодхисаттва получается: не буду, говорит, ничьим залогом счастья и себе такого залога не сотворю. И останусь стоять по одну сторону реки, а вы на другую ступайте. Ступайте сами. И живите сами. Я даже не думаю, что Витус несчастен. Он смирился, или нет, принял происходящее и живёт с этим происходящим в одной квартире, в одной комнате, на одном диванчике они спят в обнимку. Конечно, это всех раздражает, но пермскому бодхисаттве по фигу. Medulla написал а рецензию на книгу 153 Оценка: Я человека ищу, всю жизнь ищу - человека в другом человеке, в себе, в человечестве, вообще человека!.. Нет-нет, книга прекрасна по всем параметрам: блестящая композиция — абсолютно цельная, роскошный язык, словно полноводная река всё разливается и разливается так, что берегов этой красоты не видно, метафоры, описания природы так хороши, что явственно видишь смену времен года, ощущаешь на коже ледяные струи дождя, молочно-белое холодное солнце, красоту скал, тайги и суровую красоту северных рек с порогами и разливами. Это прекрасно, безусловно. Но зацепили меня в книге именно люди. Неприкаянность и ненужность. Так вот Иванов очень точно уловил суть эпохи, уловил и рассказал о том, как было дозволено ВСЁ. Понимаете, в школах тогда был такой бардак, что у меня сегодня волосы шевелятся от ужаса. И в учителя шли многие от безысходности. Всё правильно. Всё верно.

Читать отрывок О товаре Это роман вовсе не о том, что веселый парень Витька не может в своей жизни обрести опору. И не о том, что молодой учитель географии Служкин влюбляется в собственную ученицу.

Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» и премьера

Российский писатель и сценарист, автор романа «Географ глобус пропил», Алексей Иванов напишет книгу, связанную с Калининградской областью. На нашем сайте вы можете скачать книгу "Географ глобус пропил" Алексей Иванов в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине. Алексей Иванов представил на Московской международной книжной ярмарке новую книгу «Быть Ивановым» (издана в Альпине нон-фикшн), в которую вошли ответы писателя на вопросы посетителей его сайта. Географ глобус пропил. Географ глобус пропил обложка книги.

Книга "Географ глобус пропил" - Алексей Иванов

Автор экранизированных бестселлеров «Географ глобус пропил», «Тобол», «Ненастье», «Пищеблок», «Сердце Пармы» и множества романов. Лауреат премии Правительства России в области культуры 2017 и ряда других литературных премий. Работает в самых разных литературных жанрах. В 2010 году выпустил на Первом канале совместно с Леонидом Парфеновым документальный фильм «Хребет России». Обо всём этом и не только в книге Географ глобус пропил Алексей Иванов.

Российский писатель Алексей Иванов завершил работу над новой книгой под названием «Пищеблок», которая выйдет в конце осени, ее героями станут вампиры-пионеры, сообщила продюсер автора Юлия Зайцева. Алексей Иванов является автором романов «Географ глобус пропил», «Сердце Пармы», ряда сценариев для фильмов. Произведения Иванова включены в программу по современной литературе для вузов. По его произведениям написано более сотни научных работ и пять диссертаций.

Самарские пионеры - вампиры стали героями новой книги автора бестселлера «Географ глобус пропил» 4 Сентября 2018, 23:49, Происшествия 1636 Известный российских писатель Алексей Иванов закончил работу над книгой «Пищеблок». Через несколько недель роман выйдет в печать. Любопытно, что действие нового произведения известного писателя проходит в пионерском лагере на берегах Волги в Самарской области.

Это, по Служкину, и есть совершенная любовь, которая изгоняет страх. Такие духовные искания Служкина не соответствуют задачам повседневной жизни простых людей, а сам герой напоминает «идиота» в его первоначальном значении: человека, живущего в отрыве от общественной жизни. Одним из аспектов исканий Человека для Служкина оказывается поиск настоящей любви. Герой любит жену и дочь, но его связывают романтические отношения с Сашей, и плотские с Веткой, к тому же Служкин влюбляется в Киру, учительницу немецкого языка. Но самое недопустимое — это роман Служкина с ученицей Машей. Из-за своей непосредственности мировосприятия Служкин не может разобраться в своих отношениях с женщинами. Он сам говорит, что мечется в заколдованном круге, который нечем порвать. Можно предположить, что Виктор Сергеевич не только ищет взаимность в женщинах, сколько ищет взаимность вообще, пытаясь ощутить и свою собственную любовь. Физическая жажда свободы обусловливает неформальность Слжукин.

Рецензии на книгу «Географ глобус пропил» Алексей Иванов

Когда мы говорим «тебе надо прочитать книгу», - обычно подразумеваем «ознакомиться с книгой»: узнать героев, сюжет, развязку. А сам по себе процесс чтения — это уже второстепенное. Вот эту книгу надо именно читать, абстрагироваться от героев, их мрачных, наполненных алкоголем и безысходностью жизней, от сюжета, в котором бесполезно искать логику. И просто читать, наслаждаться красивым слогом, неожиданными эпитетами... Над трубами мельтешил горячий воздух — дыхание еще не остывших за ночь печей» - это прекрасно. И такие ожившие картины природы, городов, наполненных историями и легендами пермских краев, возникают постоянно. Если вы соскучились по красивому образному русскому языку, то здесь найдете отдушину.

Часть вторая: негативная. Супергероев, которые все делают правильно и вершат добро я терпеть не могу, понятно, что любой человек — это сочетание совершенно разных черт, как положительных, так и отрицательных. Обычно герои именно такие, если книга хорошая, то интересно за ними наблюдать, как они развиваются, какая сторона, темная или светлая в итоге перевесит. Здесь главный герой: Виктор Служкин — ни в том лагере, ни в другом. Про экзистенциальный кризис в переломные времена мы читаем еще с 18 века, кто в детстве не писал сочинение по «Герою своего времени»? Вся та же история: поиск смысла, потеря веры, безысходность...

Но к герою я лично не испытывала никаких эмоций кроме легкой брезгливости. Все его действия, а чаще бездействие — это какое-то беспомощное бултыхание в унылых, ничем не наполненных буднях. Работа, которая ни капли не интересна, жена, которая тоже в общем-то не нужна, друзья постольку поскольку, ни хобби, ничего... Я так и не поняла в кого он влюблен был? В жену, в одну из своих подруг или в школьницу? Просто король френдзоны.

Эту злость от своей беспомощности он копил, копил и в итоге выразил словами для понимания уточню: Служкин - учитель, и так он разговаривает со своими учениками : «Вы - тесто, тупая, злобная и вонючая человеческая масса без всякой духовной начинки. Вам не только география не нужна. Вам вообще ничего не нужно, кроме жратвы, телевизора и сортира. Но вы думаете, сам Служкин или его друзья — это какая-то другая масса? С начинкой? Всю книгу они пьют, меняются партнерами, а вот каких-то проблесков умных интересных мыслей от них, я так и не увидела...

Но это все дело вкуса, может, кому-то нравится читать про таких людей, про таких учителей и про такую жизнь. Главная проблема для меня в другом... Когда я читала еще один роман Алексеева «Общага на крови», примерно на каждой 3-ей странице недоверчиво качала головой, и созданные за такое короткое время персонажи опять рассыпались в пыль, потому что не разговаривают так студенты. Ну вот не верю я, что это живая человеческая речь. В этой книге, к сожалению, то же самое. Я не верила главным героям, не понимала школьников и все пыталась понять, какой временной период там описан, потому что вроде батончики «Баунти» уже есть, значит 90-е.

И даже если учесть, что это какой-то пермский диалект, ну не разговаривают так школьники! А тут случайно я еще увидела кусочек фильма по этому роману. Например, в книге: «— Хлыздите, да? А в фильме «флаг тебе руки» -ну вот такое от школьников логично услышать. И для меня это удивительно, насколько в красивые описания природы, событий, объектов, и насколько искусственные персонажи получились. Читать или не читать?

Прочитаете и убедитесь, что у вас все хорошо. Прочитав немного дальше я поняла, что все абсолютно иначе... Пожалуй, именно на этой фразе и строится вся книга. Лично мне показалось, что основной идеей книги было показать то, как тяжело живется людям, которые думают не о собственно счастье, а о благополучии близких. После прочтения этого произведения я всерьез задумалась над этим вопросом и в итоге пришла к тому, что уж лучше хоть немного быть эгоистом и жить так, чтобы быть хоть капельку, хоть иногда счастливым. Я не могу понять, как можно жить, теряя близких тебе людей, с мыслью о том, что им так будет лучше?

Откуда такая уверенность...

Участникам сплава приходится преодолеть много трудностей: они проехали свою станцию и приехали не на ту речку, весь первый день провели без еды, катамаран сломался при прохождении порожистого участка, ночью палатка оказалась затопленной поднявшимися водами реки, заболела Маша. В самых сложных ситуациях двоечник Градусов ведёт себя мужественно и во всём поддерживает учителя.

Глава, рассказывающая о походе, написана, в отличие от остальных частей романа, от первого лица. Через некоторое время после возвращения в период выпускных экзаменов Служкин узнаёт, что Маша — дочь завуча Розы Борисовны. Та, в свою очередь, обнаруживает, что Маша влюблена в учителя географии, поскольку застаёт их обнявшимися в кабинете географии.

Завуч предлагает Служкину немедленно написать заявление об увольнении, что он и делает. Вечером к нему домой приходят все двоечники из 9в во главе с Градусовым и дарят бутылку дорогого вина которую Служкин потом вылил, чтобы не пить на глазах у дочки.

Невероятно обаятельный, умный, добрый, понимающий, он-то понимания со стороны других как раз и не находит. В его вечных шуточках, ерничестве и паясничанье все видят глупость и дурость, а ведь он глубже, чем хочет казаться. Признается неохотно - не услышат, не поймут, не так поймут. Даже обидно за Виктора Сергеевича. На последних минутах книги, когда он стоит с дочкой на балконе и играет в угадайку какого цвета машина проедет следующей , хочется присоединиться к их теплой компании, так же весело и беззаботно смотреть на мир, мир жестоких взрослых и не по годам смышленых детей, забыть обо всем и быть в одном-единственном моменте, словно парить над землей.

Вот это, наверное, и есть такое простое человеческое счастье... Если еще не читали, то с осторожностью, но все же советую: в целом к творчеству Алексея Иванова отношусь довольно сдержанно у него много, на мой взгляд, и неудачных работ , а вот эта книга однозначно одна из его лучших произведений, актуальных до сих пор. Нет ни грамма пошлости или тем более банальности банальность во сто крат хуже: ее уж точно ничем не оправдаешь , нет четко положительных или отрицательных персонажей, нет уроков морали - все выводы предлагается читателю сделать самостоятельно.

А еще здесь верные друзья, дух творчества и бесшабашной юности, любовь, которая ничего не требует взамен, - любовь к мужчинам и женщинам, любимому делу и вообще к жизни.

Жизнь рисует нам Алексей Иванов - непредсказуемую, яркую в своей обыденности, где нет правильных или неправильных поступков - все имеет две стороны медали. С главным героем, тем самым, который "глобус пропил", удивительно легко, даже странно - что тогда, в 2004-м, что сейчас, в 2023-м, - что ему так не везет с женщинами. Невероятно обаятельный, умный, добрый, понимающий, он-то понимания со стороны других как раз и не находит. В его вечных шуточках, ерничестве и паясничанье все видят глупость и дурость, а ведь он глубже, чем хочет казаться.

Признается неохотно - не услышат, не поймут, не так поймут. Даже обидно за Виктора Сергеевича. На последних минутах книги, когда он стоит с дочкой на балконе и играет в угадайку какого цвета машина проедет следующей , хочется присоединиться к их теплой компании, так же весело и беззаботно смотреть на мир, мир жестоких взрослых и не по годам смышленых детей, забыть обо всем и быть в одном-единственном моменте, словно парить над землей.

Школьники против вампиров – в новой книге «Пищеблок» от автора «Географ глобус пропил»

Интервью с писателем Алексеем Ивановым, автором «Географ глобус пропил» - Географ глобус пропил» Алексей Викторович Иванов» Современная проза.
Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» и премьера Алексей Иванов известен благодаря книгам об Урале: «Сердце Пармы», «Золото бунта», «Географ глобус пропил».
Новый роман автора «Географ глобус пропил» Алексея Иванова в «Букмейте» Российский писатель и сценарист, автор романа «Географ глобус пропил», Алексей Иванов напишет книгу, связанную с Калининградской областью.

Новый роман автора «Географ глобус пропил» Алексея Иванова в «Букмейте»

Алексей Иванов провёл в Екатеринбурге пресс-конференцию, посвящённую премьере фильма «Географ глобус пропил». В случае с «Географом», пропившим глобус и сравнением книги с фильмом, у автора блога столкнулись два принципа: восприятие, как у утки на третьи сутки и лучше поздно, чем никогда. Многие думают, что «Географ глобус пропил» — это некая ностальгия по советскому, по 90-м, по чему угодно, но именно такой подход к произведению в корне неверен, возможно, даже ошибочен. Алексей Иванов», после закрытия браузера.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий