Сам Дугин в интервью в 2014 году рассказал, что он даже не знаком с президентом Путиным. Александр Дугин впервые прокомментировал убийство дочери и обратился к россиянам. Об этом сообщает издание РИА Новости со ссылкой на пресс-службу конгресса. Об этом в интервью YouTube-каналу Metametrica заявил российский философ Александр Дугин, сообщает Telegram-канал проекта. «» в рамках проекта «История русской мысли» поговорила с философом Александром Дугиным о том, на чем основана его антилиберальная идеология, почему он предлагает. Философ, лидер Международного евразийского движения Александр Дугин в эфире НСН поделился своими претензиями к власти — чиновникам в целом и Путину в частности.
Прекрасная Россия Будущего. Будет трудно, потом всем понравится. Дугин представил своё видение
Демографическая яма, деградация во многих сферах жизни — все это беспокоит философа Александра Дугина. Крен Дугина в Традицию, его игнорирование в данном интервью деструктивной роли США, как истока извращений эпохи постмодернизма, настораживает. ГлавноеАналитикаАлександр Дугин. Как ликвидировать Вторую Польшу и победить себя. Дугин мечтает переломить катастрофический тренд на падение рождаемости с помощью экстраординарных мер.
«Политика, жизнь, история — начнутся только после Путина»
Сегодня на вопросы «Ваших Новостей» отвечает философ Александр Дугин. Мы не только обсудили самые важные мировые события начала 2022 года и перспективы Русского мира, но и. Интервью Александра Дугина РИА Новости. Об этом в беседе с заявил доктор политических наук, российский философ и публицист, лидер Международного Евразийского движения Александр Дугин. Философ, публицист, геополитик Александр Дугин в интервью Первому русскому телеканалу Царьград сформулировал скрытую суть того яростного противоборства России. Александр Дугин в Новосибирске: «Россия бросила вызов глобальному Левиафану».
Александр Дугин: Самое страшное, что может произойти в этой войне, — это мир
Он сказал это на научно-практической конференции «Нацизм на Украине: взгляд через призму специальной военной операции», которая прошла в рамках II Международного антифашистского конгресса. Украинский фашизм - это надстройка, это вершина айсберга. Надо осознать сатанинскую сущность современной западной цивилизации. Тогда мы победим», - заметил Дугин.
Философ, лидер Международного евразийского движения Александр Дугин в эфире НСН поделился своими претензиями к власти — чиновникам в целом и Путину в частности. И чем более власть внимательна к этим претензиям, тем более она устойчива и эффективна. Власть имеет все резоны слушать жалобы населения. Необязательно отвечать, необязательно идти на поводу — это невозможно. Но внимать им это необходимо», — сказал он. Путин назвал «обоснованными» претензии граждан к власти Дугин подчеркнул, что каждый человек формирует претензии к власти исходя из сферы своей деятельности.
Или просто поделиться с тем, кому надо больше. За коррупцию — прежде всего связанную с предательством Родины — начнут вначале сажать, потом сажать надолго, а потом так как первые меры не слишком помогут и вообще отправлять в ДНР. Россия будет своего рода Имперскими Штатами. Зеленский будет сидеть там же, где сидит ещё один клоун цветной революции. Но только срок будет настоящий. Вначале будет трудно и непривычно. Потом всем даже понравится. Ни одного из современной попсы в ТВ и на радио не останется. Ни одного. На всех каналах будет этно-фолк - русская и евразийская психоделика. А также Пётр Лещенко и Вадим Козин. Во власть придут новые люди. Обычные наши люди. Не сволочь. В экономике будет восстановлен Госплан.
На мой взгляд, есть люди, которые принципиально служат США, поскольку видят в этом оплот либерального мира, и могут действовать… Я думаю, кто не получает денег, на мой взгляд? Новодворская Валерия Ильинична. Я думаю, что она всю свою жизнь построила на отстаивании либеральных ценностей. За ней тоже стоит Америка, потому что она продвигает американские интересы, но это она делает бескорыстно, с точки зрения своего идеалистического, если угодно, порыва. Она убежденный либерал. Она ненавидит нашу страну, нашу историю. Она хотела бы, чтобы это была другая страна — с другой историей, с другим народом, с другими социальными укладами, с другой антропологией, с другой философией, просто с другим обществом и так далее. И на самом деле эти искренние люди, такие, как Новодворская, они тоже есть, безусловно, среди «пятой колонны». И вместе они составляют… если брать просто российское общество само по себе, то это было бы неопасно. Это меньшинство, которое имеет отличную от других точку зрения. Более того, я считаю, что такое меньшинство необходимо, для того чтобы был спор. Я считаю, что это меньшинство очень полезно, для того чтобы мы не впадали в самовлюбленность и в прославление самих себя, чтобы нас подталкивать. Но в том случае, когда они действуют так, с опорой на тех, кто все же нас сильнее, то есть они действуют от имени США, от имени глобальной либеральной системы, где за ними стоят действительно мощные политические институции глобального масштаба, которые всякий раз поднимают, как по отношению к Pussy Riot, скандал на мировом уровне и обеспечивают этим панк-богохульницам турне мирового масштаба со встречами с высшими политическими деятелями… Но убедить россиян в том, что это случайно, что им очень нравится эта панк-группа, совершенно невозможно, это системная сетевая война. И люди, которые осознанно выступают в качестве элемента этой сетевой войны против России, против нашей государственности, против наших ценностей, против нашей истории, против нашей идентичности здесь, хотя им Россия все дала, они на самом деле являются национальными предателями, являются врагами России. Если вы считаете, что они полезны, с точки зрения того, чтобы была какая-то оппозиция, чтобы была критика, чтобы люди выражали иную точку зрения, тогда их никак нельзя называть национал-предателями. Национал-предатель не может быть полезным, национал-предателя сажают и расстреливают. Я же сказал, что если бы они не имели этой глобальной заокеанской поддержки, они были бы полезны, если бы они были просто либеральной оппозицией. Но они не просто либеральная оппозиция. Но мы не знаем о том, где эта оппозиция, где наша евразийская «пятая колонна» в США, но она тоже есть. При этом Запад, именно Америка, действует чрезвычайно удивительно, удачно в этом: она не подавляет напрямую, она контролирует дискурс. Людям с отличной точкой зрения совершенно невозможно прорваться на первые главные издания в СМИ, им нет шансов появиться на телевидении. И я не говорю о том, что мы должны их физически подвергать репрессиям. Это совершенно не нужно, более того, это происходит от слабости. Этих людей надо изолировать от средств массовой информации, надо подвергнуть их остракизму, и надо просто не повторять американский сценарий. Вы, наверное, считаете, что и меня надо изолировать от средств массовой информации? Да или нет? И вы сказали, что то, что происходит на Украине — это еще один фронт вот этой самой войны. При этом сказали следующее: «Сейчас мы приближаемся к новой, принципиально важной точке — признанию, непризнанию хунты. Если мы, пусть косвенно, признаем ее, согласившись вести переговоры, признав, пусть с оговорками, выборы в мае, мы существенно ослабим наши позиции». Это вы сказали в апреле, то есть в этом месяце. Значит встреча в Женеве — это ошибка? Это получилось так. Во-первых, мы встречались, в первую очередь, с американцами, которые являются… Мы встречались через голову хунты, с заказчиками. Значит, косвенно, как угодно, но мы их признали. Это демонстрация наших добрых намерений, демонстрация того, что Москва осознает всю серьезность распада Украины и готова любыми способами не допустить гражданской войны, которая, по сути, началась между западом и юго-востоком. Соответственно, это экстраординарная ситуация, но это совершенно не означает, что мы готовы возобновлять дипломатические отношения с теми людьми, которые совершили государственный переворот в Киеве, что мы с ними хоть как-то напрямую будем говорить. И мы призываем, в первую очередь, на мой взгляд… — Вы понимаете, что мы напрямую с ними говорили в Женеве. Кто-то переводил… друг другу. Лавров обращается к Керри, Керри, знает, что-то дает, какое-то указание — помолчать или, наоборот, поговорить. Я думаю, пока мы не отходили от этого плана. И Крым, и наша позиция по Новороссии… — Я только об этой вещи говорю сейчас. В продолжение украинской темы хочу напомнить то, что вы говорите относительно юго-востока этой страны: «Уверен, чтобы удержать Крым, нам необходим юго-восток. А Крым необходим, чтобы удержать Россию, оздоровить ее, выпрямить, оживить. Поэтому вопрос сегодняшнего дня — юго-восток или смерть». Сказано замечательно. Может быть, разъясните, что такое «юго-восток или смерть»? В этом как раз и состоял смысл западной политики относительно Украины 23 года, кульминацией чего был киевский переворот. Соответственно, если мы признаем этот переворот как нечто случившееся, мы получаем враждебную, русофобскую, нацистскую Украину. Именно с этим были связаны наши шаги по Крыму. Но дальше вторая половина Украины, юго-восток — на самом деле это тоже часть русского мира, русской цивилизации, Новороссия.
Философ Дугин: Речь Путина можно считать началом последней битвы добра со злом
В программе «Самое время» философ, политолог и социолог, лидер Международного евразийского движения Александр Дугин расскажет о том, как изменилась его жизнь после. Дмитрий Новиков и Александр Дугин не смогли воздержаться от полемики. собрал некоторые высказывания, которые Дугин озучивал в своих книгах и интервью: 1. Россия должна быть субъектом мировой истории. Александр Дугин — все новости о персоне на сайте издания Медийный туман ядерной войны, Шойгу напомнили об офицерской чести и призывы к миру с Украиной от Матвиенко. Философ, лидер Международного евразийского движения Александр Дугин в эфире НСН поделился своими претензиями к власти — чиновникам в целом и Путину в частности.
Александр Дугин: Наступление начинается
Будучи человеком широким, он не дал своего последнего ответа, не объяснил свою жизнь и свою позицию. Он просто продолжал некие тонкие комплексные поиски. Но либеральная идеология продемонстрировала свою жесточайшую грань, где гильотинирующая сила эксклюзии коснулась и его. С другой стороны, философия обычно происходит на конкретном словесном языке. Есть ли для вас граница выразимости?
Может быть, какие-то из языков, которые развивает искусство, дают возможность говорить о чем-то, что до того нельзя было выразить в словах? Существуют ли какие-то возможные языки философии, кроме вербального? Говорить о невербальной философии странно — философия вся вербальна. Вербальность философии совершенно различна, философские стратегии крайне многообразны.
Поэтому я не думаю, что искусство следует мистифицировать — что, мол, языком искусства мы можем высказать те вещи, которые мы не можем высказать на языке философии. Это неправда. Но у философии есть совершенно разные языки. Философия — это не один язык, а все языки вообще.
Язык философии включает в себя язык искусства. И может его объяснить. Просто подчас искусство привлекает внимание к тем языковым процессам, которые оказываются вне внимания тех или иных философских моделей, и тогда философия, открытая к искусству, принимает некое приглашение со стороны искусства обратить внимание, осмыслить что-то, что оказалось вне ее. Отношения философии и искусства тоньше, чем две рядом положенные вещи.
Искусство — это часть философии, причем это часть расслабленной философии. Это философия на отдыхе, где напряжение концепта ослабляется. Оно не спадает полностью, потому что если полностью распустить эти нити, то не будет искусства, ничего не будет. Поэтому какое-то напряжение надо поддерживать.
Но напряжение — в концептуальных нитях. Сам концепт — это сложное понятие. Как Делез говорил, он состоит из множества слоев, неких капустных листов, внутри очень причудливым образом сочетающихся, как срез дерева, где много колец. Соответственно, если искусство лишить этого напряжения, то и искусства не будет.
Философия, на мой взгляд, должна учиться у искусства комплексности, пластике, вдохновению, без которого искусство невозможно. Вдохновение философское тоже необходимо, и, когда философия об этом забывает, она превращается в собственную пародию. Теология и философия сплошь и рядом становятся самосимулякрами именно тогда, когда они теряют чувство меры, а искусство без чувства меры вообще не искусство, оно настаивает на чувстве меры и аполлонично по своей природе. Современное искусство, наверное, крайне вдохновляет тех философов, которые в этом процессе опустынивания соучаствуют.
Например, акселерационистов или сторонников объектно-ориентированной онтологии могут вдохновлять перформансы Марины Абрамович. Меня не вдохновляет ни искусство современное, ни тот status quo, в котором мы живем. Фрактальный наноуровень нигилизма и вырождения, на котором пребывает современная цивилизация, меня в деталях не интересует — современная философия в принципе содержится в предшествующем своем состоянии, которое содержится в предшествующем и т. На самом деле техническая экспликация, детальный отчет о процессе гниения меня не радует.
Я как-то сверяюсь, включаюсь, смотрю иногда какую-нибудь акулу разлагающуюся или какой-нибудь показ мод современных. Это — апгрейд дегенерации. Мы находимся в области дегенеративного искусства. Одно время это казалось оскорблением, а сегодня это радость, чем более оно дегенеративно, тем более оно современно.
Оно все такое. Кто может быть чемпионом нигилизма: Мейясу, или Харман, или Марина Абрамович, — находится вне моего внимания. Нигилизм, который является отрицательным продуктом аполлонической логики сейчас физически истребляет культуру, мысль, цивилизацию и человечество, передавая эстафету постчеловеческой форме жизни, — это в целом меня интересует. Но только в целом, а не в деталях.
Три метафоры современного искусства, современной философии по-настоящему интересны: это метафора женщины, метафора машины и метафора скорости. Все эти три принципа не проясняются ни современным искусством, ни философией. Чем больше мы погружаемся, например, в феминистский дискурс, в технократию, постгуманизм или акселерационизм, тем более мы теряем всякую семантику. Мы восхищены деталями и совершенно утрачиваем изначальный смысл.
Это приобретает интересный характер в феминизме, когда свобода женщин перед лицом мужчин приходит к свободе женщины от женского пола. Свобода одного из двух полов приводит к свободе от пола, в конечном итоге — к замене человека киборгом. Это блестяще демонстрирует Донна Харауэй. Укрепление человеческих качеств в механическом аспекте постепенно приводит к свободе человека от человечности в переходе к постчеловеческим сущностям.
Акселерационизм всему этому придает характер некой фатальности. Сегодня прогресс, который всегда был тоталитарной идеологией, стал гильотиной. Если недостаточно прогрессивны, вы сторонник Трампа или, не дай бог, Путина и аятолл — вам конец, новая религиозная парадигма вас исключает и стирает. Поэтому эти три модели: феминизм, машина и ускорение, то есть прогресс, — предопределяют современное искусство.
Они полностью исчерпывают все произведения искусства на всех уровнях. В музыке, в живописи, в поэзии. Если это не феминистское, не механическое и не прогрессистское, не нигилистическая поэзия, живопись, музыка, театр, то этого нету. Тогда говорят «архаика какая-то».
Вы хотите старые патриархальные отношения навязать, сказать, что человек, не соединенный с компьютером, имеет какие-то шансы? Без шансов. Компьютер гораздо лучше, его электронная нога бежит быстрее. Вы хотите сказать, что прогресс надо затормозить?
Вы тогда кто — сторонник регресса, вы консерватор? Тут вспоминается слово на Ф. Вы слово на Ф? Вы лузер, вы бы лучше в современное искусство не лезли.
Если этих тем нету в вашем фильме — его не будут показывать, смотреть, финансировать и вообще не будут рецензировать, на ваши выставки никто не войдет, на вашу театральную постановку не посмотрят. На самом деле в Dasein у меня акцент падает на бытие — на Geworfenheit, на заброшенность. Эта заброшенность настолько остро с юности переживается, что создает колоссальное напряжение между тем, что заброшено, и между тем, куда оно заброшено. Я долгое время полагал, что нечто нечеловеческое заброшено в человеческое, интерпретируя это в метафизическом ключе.
Постепенно я прихожу к выводу, что, наоборот, человеческое заброшено в нечеловеческое. Нечеловеческое диктует определенные дегуманизирующие стратегии. Соответственно, Geworfenheit, то есть заброшенность человеческого в нечеловеческое, представляет некий вызов. Сам факт этой заброшенности представляет оппозицию той дегуманизирующей стихии, в рамках которой человечность присутствует.
Здесь заброшенность оказывается в абсолютном отчуждении от того, куда она заброшена. Меняется, если das Sein один и тот же, то качество Da между началом и концом противоположно. Этот анализ в дешифровке или герменевтическом толковании историала Da, то есть того, где мы находимся, здесь, оно дает представление о фундаментальном процессе деградации, которое можно определить как «рост пустыни» — это захват «ничто», захват мыслящего присутствия. На самом деле человек борется в этой исторической реконструкции за себя, за сохранение человечности перед лицом очень серьезного вызова, который минимален в начале, максимален в конце.
Отсюда максимизация вызова, который дегуманистические структуры бросают человеку, приобретает эсхатологическое измерение. В нем для меня очевидным онтологическим истоком и одновременно метафизической ценностью является факт испытания человеческого нечеловеческим, который все время усугубляется. Человеческое сегодня стоит в своей последней точке, к которой сведена огромная плоскость. Огромный объем человеческой историчности на предшествующих этапах стянут к единственной точке в окружении восстания дегуманизирующих, объективирующих структур.
Капитал — это только этап капитализма, который продолжается дальше. Технологии или то, что Маркс называл абстрактным трудом, всё больше и больше поглощают конкретный труд. Идея освобождения труда не освобождала труд от его механической природы. Когда мы вступили в капитализм — мы уже вступили эпоху постчеловека, в эпоху машин.
Метафора машины подводит итог тому отчуждению, которому противостояли мыслители антикапиталистического толка на предыдущих этапах. Машинность закралась в саму эту критическую философию, и неудивительно, что последователи, далекие правнуки Маркса, такие как Хардт и Негри, становятся сами апологетами технологической дегуманизации. Вопрос о выборе того, чью сторону мы занимаем — сторону человека или сторону внечеловеческой отчуждающей стихии, — это и есть этот вопрос. Вы спросили, почему я выбираю человека, а не противоположное ему.
Это и есть само решение, то, что составляет достоинство человека. Мы можем выбрать одно, мы можем выбрать другое. Когда мы говорим, что у нас не было выбора, что это так необходимо с точки зрения прогресса, — мы пытаемся оправдать свой выбор. Ничто не происходит без нашего согласия.
Всему можем сказать да, всему — нет. Дегуманизации я говорю нет — это мой выбор. Это выбор, если угодно, консервативной революции, это выбор традиционализма, это выбор человека перед лицом конца человека. Именно конца человека, не конца истории.
Потому что дальше может наступить постистория. Я думаю, Бодрийяр знал о существовании этого выбора, знал о его трудности — и он его не сделал. Мы будем знать о нем вместе с Бодрийяром или вместе с последователями традиционализма и хайдеггерианства до того момента, пока человек есть. Но когда и если нас заменят машины: ИИ, постчеловеческие вечно меняющиеся аватары или киборги, — после этого нас поглотит негуманистическая стихия, которая нас обступает.
Не будет человека, и разговор об этом будет бесполезен. Не придет один человек к другому, не задаст такой вопрос: «Ты защищаешь человека? Приход модерна против традиционного общества уже был приведением этой фундаментальной машинности, дегуманизации как фактом. Фактически мы живем в эпоху машин и ИИ 300—400 лет.
Сейчас финализация, сейчас это все приобретает гротескные формы, но на самом деле этот резкий поворот начался с Кальвина. Идея предопределения, которая запрещает свободу выбора, на которой настаивали католики, которую они категорически не хотели отдавать протестантам, — это идея совершенно другой исторической, социальной, антропологической картины мира, где предопределенность, полностью дегуманистическая механика полностью поражает в правах экзистенцию свободной души. Модерн принес с собой фундаментальную несвободу, которая стала расти. Самое поразительное, максимум этой несвободы достигается в либерализме — идеологии, которая называется «идеологией свободы».
Конечно, по сравнению с коммунизмом и фашизмом либерализм имеет признаки освободительной стратегии. Я даже не хочу это ставить под сомнение, это так. Но когда он остается один, то тут мы и видим, с чем имеем дело. Либерализм сегодня — это квинтэссенция тоталитарной дегуманизирующей отчуждающей стихии, это триумф механизации.
Субъект-автомат концептуализирован Хайдеггером как das Man. То есть в бытии любого непробужденного человека, любого человека, живущего в соответствии с законами любой эпохи, даже самого золотого века — или древности, мифологических, традиционных обществ, мы видим уже наличие этого ИИ. Если мы думаем так же, как думает телевизор, интернет, государство, политика, большинство, и если мы не ищем онтологических обоснований, экзистенциальных корней того, что происходит вокруг нас и с нами, — мы уже находимся немного в плену ИИ. Сегодня это просто приобретает характер завершения.
Скорее, вопрос о свободе решения. Я думаю, что это понятие Entscheidung в хайдеггеровском смысле. Хайдеггер интерпретировал решение как выбор режима экзистирования. Либо ты экзистируешь аутентично, либо ты экзистируешь неаутентично.
Поэтому свобода имеет очень простой и одновременно корневой характер. Либо ты выбираешь бытие человеком, либо ты выбираешь «не-бытие» «не-человеком». Бытие и человек — это вещи, системнейшим образом связанные. Человечность и онтологичность не являются какими-то предикатами, которые можно редуцировать одно к другому, — это одно и то же.
Хайдеггер хочет сказать, что это Dasein. Поэтому Dasein должен выбирать либо себя — тогда выбирают бытие и человечность — либо машину, das Man. То есть то, что думают, так делают, так поступают, так разрабатывают, it works. То есть разные формы отчуждения заменяют глубинный Selbst [самость.
Есть одна из ключевых точек биографии Хайдеггера — его встреча с Паулем Целаном в 1966 году. C одной стороны, великий философ Хайдеггер, который отчасти так или иначе связан с традицией, бывший член нацистской партии и нацистский ректор университета, с другой — великий поэт Пауль Целан, пишущий по-немецки, переживший Катастрофу еврей из Румынии, автор « Фуги смерти » — быть может, главного из стихотворений о Холокосте. Что означает этот диалог для вас? Это встреча Хайдеггера и Шоа.
Встреча показывает двойной тоталитаризм этих концептов. Во-первых, если бы Хайдеггер исчерпывался F-word, этой встречи бы не произошло, как и встречи его с Ханной Арендт. Не важно отношение Хайдеггера к слову на Ф — важно то, что Хайдеггер им не исчерпывался. Он настолько превышает F-word, что F-word просто теряется по сравнению с Хайдеггером.
Абсолютно точно так же, когда Целан нырнул в смерть, он оставил после себя Sein und Zeit «Бытие и время» со своими комментариями, и это тоже очень показательно. Принципиально, что Целан не исчерпывается Шоа. И Шоа по сравнению со страданием, миссией еврея как онтологического существа так же убога, ничтожна по сравнению с Целаном, как и слово на Ф по сравнению с Хайдеггером. Встреча Целана и Хайдеггера показывает разрыв и гибель, взрыв тоталитарных идеологических конвенций перед лицом экзистенциально-метафизического диалога.
Потому что это были не два полюса, это был один и тот же полюс. Потому что поэзия для Хайдеггера была родиной в неменьшей степени, чем Германия. Германия ценна для него, как поэзия, а поэзия — как Германия. Целан, который был немецким патриотом и просто стал жертвой тоталитарной, модернистской версии слова на Ф, приходит к Хайдеггеру не для того, чтобы свести с ним счеты, не для того, чтобы плюнуть или написать донос в стиле Марлен Ларюэль или Виктора Фариаса.
Критиковать Хайдеггера за F-word — это доносить на еврея, который живет у тебя тайно, представляясь немцем. То же самое. Или говорить, что кто-то там ругал Сталина, чтобы за ним приехал черный воронок. Одно и то же.
Вдруг — встреча Целана, который гениальный поэт, это поэт в полном смысле слова. Одновременно он совершенно еврей, то есть он полностью верен своей собственной идентичности. А Хайдеггер — немец, который философ и верен своей собственной идентичности. Между ними диалог-то и может состояться — пожалуй, единственная форма диалога, которая по-настоящему интересна.
Я думаю, Хайдеггеру было чрезвычайно скучно с другими немцами, тоскливо было Целану с другими евреями. Потому что на самом деле страшно скучно, когда одно говорит само с собой. Просто воспроизводство одного и того же.
Дугин также назвал интервью «обращением к американскому народу» и сравнил его с прямой линией и обращением к нации. По его словам, в Соединённых Штатах будут внимательно изучать беседу российского лидера с журналистом. Он также добавил: никто не станет спорить с тем, что интерес к интервью высокий.
Свой взгляд на перспективы развития России представил в ходе дискуссий глава Международного евразийского движения Александр Дугин. По мнению Дугина, российскому обществу необходимо возродить не только суверенные технологии, но и независимое мышление, культуру, образование. Как отметил Дугин, стране предстоит совершить рывок в будущее с опорой на национальные традиции.
Сейчас у нас начинается президентская предвыборная кампания, она явно будет проходить под знаком Победы и приветствоваться будет все, что хотя бы отдаленно будет Победу напоминать.
А все, что будет напоминать поражение или предательство, на такое полномочий ни у действующего, ни у будущего президента нет. Поэтому я не очень беспокоюсь о мирных переговорах. Это самое страшное, на чем мы ломаемся, но оказывается, не единственное. В течение СВО мы увидели достаточно и других проблем. Почувствовав ослабление поддержки, украинские элиты будут метаться, перекладывать ответственность друг на друга. Зеленский сейчас оказался в очень сложном положении. Отменил выборы он может и рационально. Когда страна ведет войну, обычно правит диктатор, человек, который в силу исторических обстоятельств вынужден сосредоточить всю полноту власти в своих руках — ничего особенно в этом нет. Но на Западе постоянное проведение выборов, постоянное воспроизводство выборных циклов — это в каком-то смысле важнейший инструмент. Необходимо постоянно менять лидеров, чтобы они не впадали в чувство безнаказанности, и даже прозападных лидеров, слишком приварившихся к своим креслам, Запад свергает.
Поэтому эта вроде как согласованная Зеленским с Западом идея откладывания выборов на самом деле работает против него. Там же двойные стандарты, они могут поддержать отмену выборов, а потом поставить это Зеленскому в вину. Ведь Россия тоже определенным образом нагрета. Самое страшное, что может произойти в этой войне, — это мир, то есть перемирие на условиях противника. Выполнение этих условий никак невозможно будет подать как победу. Потому что действительно и у нас огромные жертвы, люди теряют близких, теряют детей, по душам россиян течет кровь и просто так теперь сказать, что мы заморозим конфликт — это не будет воспринято никем, это чревато коллапсом страны и системы и лучше даже не думать об этом. Я думаю, что наша власть совершенно трезво понимает, что заморозка конфликта без Победы, без ярких, ощутимых, наглядных позитивных результатов невозможна. Конечно, об этом будут говорить, кто-то, кто мечтает о поражении России внутри и вовне России будут нагнетать эту ситуацию, но насколько я представляю себе верховную власть, это исключено. Мы будем говорить о мире, когда у нас будет Победа. Но минимальной Победой, которая вообще-то Победой не будет, можно считать хотя бы закрепление границ четырех новых субъектов.
Это на мой взгляд даже не минимум, а провал и поражение в глазах нашего общества, которое пролило уже столько крови. Но даже о четырех областях с нами никто разговаривать не будет, предложат еще меньше того, что для нас и так неприемлемо. Расстояния между тем, что может быть основанием для мирных переговоров для Украины и Запада и для нас слишком велики. До того времени, пока позиции не сблизятся, пока мы не начнем мощное наступление с осадой Киева, договариваться будет невозможно. С другой стороны, мы можем прийти к переговорам, если у нас все рухнет. Но это конечно маловероятно. Короче говоря, различие между двумя минимальными множествами предложений о мире сейчас настолько велико, что дальнейшее ведение боевых действий неизбежно. А с ним будут происходить политические процессы внутри России и внутри Украины. Внутри России они предсказуемы — это укрепление "партии Победы" и окончательно освобождение от "партии предателей", а на Украине, на мой взгляд, надо ожидать распада. Когда люди не получают того, о чем мечтают, когда различие между провозглашаемым и действительным становится уже совершенно недопустимым, ищут виновных.
За провал контрнаступления кто-то должен ответить. Это ослабит украинское общество, расколет элиты. В начале СВО и общество, и элиты Украины оказались довольно консолидированными нацистской пропагандой, ожиданием поездок в Европу и, прежде всего, ненавистью к нам. Русофобия, чувство ярости, ненависти, желание убить, уничтожить действительно сплотила общество, но это тоже имеет свои границы. Провал контрнаступления показал, что Россия очень крепка, и с этим провалом украинские элиты и украинское общество должны будут иметь дело.
«Политика, жизнь, история — начнутся только после Путина»
Он добавил, что результат беседы не замедлит сказаться. Дугин также назвал интервью «обращением к американскому народу» и сравнил его с прямой линией и обращением к нации. По его словам, в Соединённых Штатах будут внимательно изучать беседу российского лидера с журналистом.
Александр Дугин дал интервью Такеру Карлсону 17 апр. По словам Дугина, они пообщались о роли России в мире, причинах геополитических сдвигов в последние десятилетия, а также «посокрушались утратой Соединёнными Штатами роли мирового гегемона» и обсудили новые и старые политические парадигмы. Выяснилось, что он, как представитель Америки, понял не всю информацию, поэтому пришлось отдельные моменты рисовать в виде комиксов», — рассказал философ.
Об этом сегодня в интервью «Лента. По его мнению. Чем большим суверенитетом будет обладать РФ, тем меньше шансов на горячее противостояние с западным миром.
Но у нас есть регионы, у нас есть народы, которые принадлежат к другим традициям, другим религиям. Они должны уважать наши традиционные русские ценности, знать их, считаться с ними», — отметил Дугин. По его словам, если каждый с уважением относится к другому, то есть не навязывает свою точку зрения всем остальным, деликатно относится к другим традиционным ценностям, то это позволяет создать единый фронт сторонников традиций и традиционных ценностей «Эта традиционная ориентация нас сближает: это мы, но есть еще и они, те, которые принадлежат нетрадиционной ориентации», — сказал он. Также в ходе беседы они обсудили вероятность конца света, поговорили о французском философе Бернаре-Анри Леви, о том, как экс-президент США Дональд Трамп может спасти Америку и о технологическом прогрессе.
Александр Дугин дал интервью Такеру Карлсону
Если у первого человека нет трепетного отношения к Идее на самом деле или нет Идеи вообще, а как бы только такие чувства или какие-то там подсчеты, то, соответственно, все это сильно в нашем обществе, таком монархическом, центрированном на одну фигуру, очень быстро всеми считывается, окружением и близкими, и далекими. И отсутствие идеи становится бытовой практикой. То есть «ну что там идеи? Давайте более конкретно поговорим». И вот это «чисто конкретно» — я даже раздумывал, откуда оно вошло в блатной язык 80-х годов. Я думаю, как раз от тех же самых комсомольских работников, которые тогда уже стали сближаться с криминалом.
И, собственно, у них еще были, болтались в голове фрагменты лекций по диалектике, которые они вынужденным образом слушали в Ленинском университете миллионов или где-то еще на курсах повышения квалификации коммунистической, и они принесли эти непонятные, смешные, как им казалось в силу их слабоумия, фразы в преступный мир. И «понятия» кстати — вот что значит «жить по понятиям»? Это же тоже, понятия «Begriff» — это важнейшая гегелевская категория. У нас оно приобрело криминальный характер, но на самом деле все это, на мой взгляд, такие вот продукты, субпродукты вырождения позднемарксистской интеллектуальной культуры в лице вот этих криминализированных комсомольцев, которые, собственно, и дали все основные фигуры олигархата нашего и всех политических лидеров сегодняшнего дня. Каковы результаты ее работы?
Какие перспективы и главная повестка сейчас? Политические амбиции в России у вас есть? Семнадцать лет этой структуре, зарегистрированной международной организации. Так-то можно сказать, что неоевразийству, связанному со мной, уже больше тридцати лет. С конца 80-х годов я стал продвигать это мировоззрение как политическую философию, сразу как политическую философию.
На первом этапе ее смысл был в том, что Советский Союз надо сохранить, интернациональность советского союза надо сохранить, но перейти к другой идеологии, как сами евразийцы первого поколения 30-х, 20-х, 40-х годов предполагали — передав правление, власть от компартии евразийскому органу, который сохранит государство и сохранит социальную справедливость, сохранит державу, сохранит интернационализм, но только предаст этому консервативный характер. Консервативный с точки зрения возврата к религии, возврата к традиционным культурным ценностям, отринет атеизм и создаст такую динамичную консервативную и одновременно ориентированную на социальную справедливость мощную державу, противостоящую Западу, как всегда противостояла Россия на всех своих этапах. Читайте также По сценарию Карабаха: Киев рассчитывает взять Донбасс с помощью Турции и Израиля События в Арцахе открыли ящик Пандоры для решения конфликтов на постсоветском пространстве С этим, будучи еще молодым человеком, я обращался к разным политическим деятелям. Потом нашел Проханова как единомышленника, который был еще в советской системе. И, собственно, журнал «Советская литература», а потом газета «День» стали рупором этой идеи, у которой, конечно, были прямые политические амбиции еще тридцать с лишним лет назад.
В какой-то момент я участвовал, я был идеологом движения евразийского и в узком смысле, и в широком смысле, участвовал в разных фронтах, в разных оппозиционных антиельцинских структурах, участвовал в защите Белого дома, в штурме «Останкино». Я был «евразийской» частью всего этого направления. И большинство людей, которые так или иначе «справа» или «слева» примыкали к этому движению, они тоже так или иначе разделяли и как-то воспринимали евразийские идеи. Потому что евразийское мировоззрение являет собой синтез «правых» и «левых» идей. Это не антисоветское в полном смысле слова течение.
Поэтому, будучи антиатеистическим или, скажем, нематериалистическим, оно признавало важность борьбы большевиков против Запада — это очень важно, создание мощной сильной государственности, хотя очень многие вещи, конечно, идеологически отрицало. То есть это была право-левая идеология с самого начала политическая, которую я старался имплементировать политически. Потому что уже тогда стало понятно и мне, и Проханову, что нужна альтернативная платформа для патриотов, которые сражались с либералами в 90-е годы. Но постепенно организационно мне это показалось в общем не тем, что нужно: очень узким, с культом личности покойного Лимонова, что сужало идеологическую направленность. Я оставил это.
И вот с тех пор, где-то с середины 90-х, я уже в большей степени посвятил Евразийскому движению, собственно евразийству, то есть политической философии евразийства. Соответственно, очень многие идеи — сказали, что теперь евразийство, раньше при Ельцине было внешнее управление, был атлантизм, а теперь евразийство будет, как бы сказать, процветать. Я искренне этому поверил, включился. Они меня поддержали в одной инициативе, в другой. И фактически я был уверен, что теперь вот вместе с Путиным нет никаких преград для воплощения политической философии евразийства в дело.
Я не настаивал на каком-то месте или роли себя. Я — выразитель идеи. Я много дисциплин в российскую жизнь привнес. Еще в 90-е годы. В начале и в середине 90-х годов опубликовал «Основы геополитики», которые изменили просто стратегическое мышление в значительной степени именно силовиков и военных элит.
Я работал не покладая рук все эти годы в интересах своего государства и в интересах того, чтобы придать нашей стране Логос, вернуть его, не просто искусственно его придумать — это невозможно. Чтобы воссоздать полноту русской традиции, чтобы найти ключи к смыслам русским, русской истории, русской стратегии. И вначале, когда Путин пришел к власти, первые два, по-моему, года были очень тесные связи. Я видел, как многие мои идеи берут и просто воплощают: Евразийский союз, геополитика, суверенитет, даже суверенная демократия в значительной степени, по крайней мере «суверенная» часть этой демократии Сурковым была в значительной мере была взята из этой системы. Начинаются евразийские инициативы.
Мне Кремль посоветовал делать Евразийскую партию: она будет очень влиятельна. Но постепенно что-то пошло не так. И в какой-то момент я понял, что к этому нет серьезного отношения. Это очень болезненно было. Потому что я думал, что вот моя миссия выполнена именно с точки зрения политической борьбы — потому что в 90-е годы это была борьба, борьба против власти, против режима, который стоял на западных либеральных позициях полностью открыто, и все в нем было ненавистно, и все требовало уничтожения.
Этот режим был нелегитимен, государство было нелегитимно, им правили нелегитимные абсолютно антирусские, русофобские элиты. Сейчас это признают все. И когда Путин пришел на этой волне и начал говорить приблизительно то же самое, конечно, я очень обрадовался и подумал, что моя миссия выполнена. У меня таких амбиций во власти именно, скажем, депутатских или каких-то там административных никогда не было. Я человек Идеи.
Но тот факт, что эта идея стала побеждать — я очень был этому рад. Готов был включиться в любой форме в этот процесс, вплоть до организационной. Мы начали делать телеканал «Спас», меня пригласили Демидов и Батанов, втроем мы сделали телеканал «Спас» как такое консервативно-православное телевидение. Оно до сих пор есть. А Евразийское движение — ему семнадцать лет, это было ощущение того, что надо как-то четко обозначить нашу политическую философию, придать ей организационный характер, распространять эти идеи за рубежом.
Потому что эти идеи глобальные — это борьба с однополярным миром в пользу многополярного. Это идея континентализма против атлантизма. Это поиск альтернативы либерализму в глобальном масштабе, это признание ценности всех культур и всех народов, антирасизм и антинационализм являются одними из главных силовых векторов евразийства, борьба с гегемонией, с колонизацией. Постепенно я стал замечать, что происходит некоторая изоляция, то есть тот «застой», о котором мы говорили, проявлял себя постепенно. И многие вещи были неясны.
Я не понимал, почему-то мировоззрение, та позиция, которые настолько соответствуют и целям России, и необходимости патриотического подъема, его возрождения, и укрепление суверенитета, — почему они не берутся в полной мере. Вначале я думал, что противодействуют враги. Так оно и было. И агенты влияния Запада, и либералы, и политическая элита. Но с этим можно было довольно легко справиться, найди евразийство поддержку в лице первого человека.
Если бы Путин по-настоящему заинтересовался не просто даже евразийством, а миром Идей, миром Мысли, если бы для него Мысль, философия, исторический взгляд на вещи имели бы какое-то значение, я думаю, все бы сложилось не так. Но увы. Оказалось, что он — действительно, как он говорит, он не обманывает — он технолог, он менеджер, он управляющий, он прагматик, он реалист. И, соответственно, он имеет дело только с реальными вещами. Идея — это не его.
И постепенно поэтому некое внимание к евразийству власти ушло. А противодействие сохранилось тех, кто за атлантистскую противоположную позицию. Соответственно, движение в политической реальности находится в очень сложном положении, потому что вовне борьба евразийства против атлантизма ведется вполне открыто, спокойно. Поэтому меня деплатформируют с YouTube и санкции на меня наложили, запрещают практически любое передвижение на территории Европы, стран НАТО, отслеживают это тщательно. Для них я один из главнейших идеологических противников.
Евразийское движение находится в списках запрещенных организаций везде только за нашу идеологию, только вдумайтесь. Они относятся к этому серьезно. Мы сосредоточили свою работу на внешнем фланге. И там это затребовано, это важно, там растет число сторонников и ненависть глобальных элит. Отдельно поговорим о вашей книге «Четвертая политическая теория», вышедшей в 2009 году, и одноименной концепции.
Вы говорите о падении двух теорий: «фашизма» в 1945 году и «коммунизма» в 1991 году вместе с распадом СССР. И о кризисе третьей теории «либерализма». Также о падении субъектов: класс — в коммунизме, раса — у фашистов, индивид — в либерализме. Эти субъекты не выполняют больше роль актора истории, насколько я понимаю. Ключевое понятие «четвертой теории» — «Dasein» — можно перевести как «бытие присутствия».
Это новый субъект, новая действующая сила. Для человека далекого от современной философии как объяснить этот конструкт? Кто является его «физическим» воплощением? Я приступил к оформлению Четвертой политической теории не так давно, лет пятнадцать назад. Если говорить серьезно, это результат всей моей политической философии.
Это последнее слово, или синтез всех тех идей — в том числе евразийских, национал-большевистских, консервативно-революционных, традиционалистских, — которые я продумывал на протяжении всей своей жизни. Это некоторая кульминация, можно сказать так. Акме политической философии, к которой я шел очень постепенно, через много разных учений и теорий. Постепенно Четвертая политическая теория отлилась в такую довольно простую модель, которую вы сейчас изложили. Суть ее вы уже изложили.
И именно потому, что это был уже результат жизненный, жизни внутри политической философии, глубокого исследования и самой политологии, и политических наук, и философии как таковой, и философии истории, социологии, психологии, онтологии, религиоведения — это все стало такими составляющими нитями, которые привели к Четвертой политической теории. Именно благодаря тому, что это синтез моего мировоззрения, эта книга получила очень широкое распространение. Не у нас — в силу застоя и такой атрофии, ментального коллапса того самого. У нас тоже было несколько изданий. Но в мире — я не сделал ни одного жеста, чтобы облегчить перевод — перевели на все европейские языки, включая датский, венгерский, греческий, сербский, польский, чешский.
Она есть на иранском, на турецком, в Китае сейчас переводят, на арабский переводят. Она есть на множестве языков, потому что то, что вы сейчас сказали, можно изложить в одной фразе. Это ее суть. Есть три главные политические идеологии. Сейчас победил либерализм.
И оставшись одним, этот либерализм на самом деле всех остальных пытается «загнать» в фашизм и в коммунизм или приравнять, чтобы никто его не смел трогать. И когда мы соглашаемся с тем, что мы коммунисты или фашисты, мы подыгрываем либералам, которые уже знают, как обращаться с двумя политическими теориями, тоже западными, тоже атеистическими и материалистическими, как и сам либерализм. И легко бьют карту нации или расы, или государства — в случае национализма. Или карту класса своей картой, своим субъектом — индивидуумом, которому обещают всякие блага: карьера, успех, продвижение, полная свобода. В этом смысл этой стратегии.
Так вот либерализм не способен отстоять себя, если он не осуществляет опыт редукции, не говорит, что «мы имеем дело с фашизмом», достает фотографию Гитлера, приклеивает на лоб любой критике либерализма, если она справа, и на этом заканчиваются все диалоги.
За кражу — повешенье. За хулу на Царя — вечная каторга.
И только тонкий гул знаменных распевов над Святой Русью. Без конца и края. Тихое напряженное сопение пахаря и храп статного сытого коня.
Пронзительный запах парного молока в тумане. Вода и хлеб. Осел и бык.
И хороводные фигуры русского солнца. Дружины и семьи, полки и веси. И Царь!
Чтобы всем было радостно и покойно. Смело и весело... В общем, все основано на религиозных нормах.
Хорошо еще про забивание камнями неверных жён, и оскоплению мужей не призвал.
То есть Запад атаковал нас частями, а сейчас атакует глобально и фронтально. И именно это и делает этот конфликт, может быть, самым важным в истории. Потому что это столкновение с западной сущностью, которая сегодня действительно становится открытой, тоталитарной, сатанинской. Любое перемирие, заключенное до полного освобождения Украины, — это катастрофа, необратимая и финальная.
А победа на Украине — это принципиальная возможность для нас быть цивилизацией исторически, русской евразийской цивилизацией.
И Царь! Чтобы всем было радостно и покойно.
Смело и весело... В общем, все основано на религиозных нормах. Хорошо еще про забивание камнями неверных жён, и оскоплению мужей не призвал.
Это ведь тоже «религиозная норма»? В общем, как считает Дугин, иного пути у нас нет. А для этого, если следовать мысли философа, нужно «встать на путь традиции», а иначе: «Придется либо завозить тех, кто продолжает демографический рост, сохраняя условия традиционного общества, либо и вовсе заменять человечество роботами.
Запад ведет к тому, что это неизбежно. Да еще и подталкивает через гендерную политику, вообще сводящую рождаемость к нулю. Если мы пойдем этим путем, нам конец.
Единственный выход — тот, который я описал. Не встанем на путь Традиции — нас не будет. А все остальное — материнский капитал, поддержка многодетных семей, частичное ограничение миграции и усложнение процедуры абортов, хорошо и полезно, но далеко не достаточно.
Критически тренд это не переломит, лишь в лучшем случае сгладит.
Рассылка новостей
- Александр Дугин дал интервью Такеру Карлсону
- Эксклюзивное интервью Александра Дугина. Время покажет. Фрагмент выпуска от 12.05.2023
- Александр Дугин: «Падаль покидает Россию сама и порциями» — Столица С
- «Битва за Украину — это битва за наш народ». Девять цитат Александра Дугина | Аргументы и Факты
Дугин объяснил, кто и зачем устроил "сетевую атаку" на любимого философа Путина
Ведущий RT поговорил с ними о том, как западная риторика о «неспровоцированном нападении» трещит по швам. CrossTalk За чужой счёт. Не пора ли уже определиться и начать их высказывать, не оглядываясь на Вашингтон? Эта тема стала главной в беседе Александра фон Бисмарка с политологом Ульрике Геро. Реальная политика с Александром фон Бисмарком Отмена Европы? Сергей Лавров: Запад сам создал критическую ситуацию на Украине Сколько ещё будет продолжаться украинский конфликт? Питер Лавелль поговорил со своими гостями о поиске путей достижения мира.
Или просто поделиться с тем, кому надо больше.
За коррупцию — прежде всего связанную с предательством Родины — начнут вначале сажать, потом сажать надолго, а потом так как первые меры не слишком помогут и вообще отправлять в ДНР. Россия будет своего рода Имперскими Штатами. Зеленский будет сидеть там же, где сидит ещё один клоун цветной революции. Но только срок будет настоящий. Вначале будет трудно и непривычно. Потом всем даже понравится. Ни одного из современной попсы в ТВ и на радио не останется.
Ни одного. На всех каналах будет этно-фолк - русская и евразийская психоделика. А также Пётр Лещенко и Вадим Козин. Во власть придут новые люди. Обычные наши люди. Не сволочь. В экономике будет восстановлен Госплан.
Россия будет своего рода Имперскими Штатами. Зеленский будет сидеть там же, где сидит ещё один клоун цветной революции. Но только срок будет настоящий. Вначале будет трудно и непривычно. Потом всем даже понравится. Ни одного из современной попсы в ТВ и на радио не останется. Ни одного. На всех каналах будет этно-фолк - русская и евразийская психоделика.
А также Пётр Лещенко и Вадим Козин. Во власть придут новые люди. Обычные наши люди. Не сволочь. В экономике будет восстановлен Госплан. Всех, кто думает короткими циклами, отправят работать в ресторан официантами. Поскольку мы любим ныть, то многим всё будет не нравиться.
Полемика разгорелась позднее. Сначала участники разошлись в оценки исторического значения фигуры лидера большевиков Владимира Ленина. Градус дискуссии повысился, когда речь зашла об Иване Ильине. В этом случае общие оценки участников политической дискуссии оказались невозможны...