Стихотворение «Встреча» о неутоленной любви Ивана Бунина стало ярким началом мероприятия. Особенность многочисленных бунинских рассказов о любви в том, что любовь двух героев по каким-то причинам не может больше продолжаться. «Тёмные аллеи» — цикл рассказов Ивана Бунина, писавшийся им в эмиграции с 1937 по 1944 годы.
Любовь в произведениях Бунина.
| Тёмные аллеи | Наиболее распространенную трактовку рассказа формулирует М. В. Михайлова: «Трактовка Буниным темы любви связана с его представлением об Эросе как могучей стихийной силе — основной форме проявления космической жизни. |
| Любовь в творчестве Бунина - анализ произведений писателя | Одним из наиболее ярких рассказов Бунина о любви можно назвать «Солнечный удар». |
"Темные аллеи": грамматика любви в творчестве Бунина
По странному и невнятному стечению обстоятельств кучер Ивлева решил завернуть в деревню соседа помещика. Хотя наш герой-путешественник и не против, а наоборот очень даже «За»! Приехав в деревню Ивлев засмущался, нужно чем-то объяснить свой приезд. А то право, неудобно, как то так любопытствовать. Поэтому он сказал, что хочет посмотреть и, может быть, купить библиотеку.
Чувство, которое испытывал помещик к своей избраннице, было настолько сильным, что он не мог представить свою жизнь без нее. Подымается тема как бы невозможности браков между помещиками и крепостными, что добавляет драматизму, преступности, и даже запретности этой любви. Но, однако же, Крылов наш русский Лафонтен, прижил себе дочку — наследницу от своей кухарки. И что!
Определяют литературоведческие термины, но оперируют, как правило, терминами морали и психологии. Прежде чем обратиться непосредственно к рассказам Бунина, хотелось бы сделать акцент на некоторых положениях. Необходимо говорить о разработке психолингвистических аспектов преподавания литературы.
Психолингвистика изучает процессы порождения и восприятия речи — как устной, так и письменной. Текст литературного произведения — факт письменной речи. Современные психолингвисты В.
Белянин исследуют закономерности порождения текста, связи его особенностей с особенностями личности автора. В педагогике наиболее актуальным представляется иной подход — изучение восприятия учениками текстов, предлагаемых программой. Это особенно важно потому, что большая часть программного материала не соответствует читательским интересам школьников.
Психолингвистические особенности некоторых классических произведений, изучаемых в школе, таковы, что могут вызвать у детей глубокую депрессию и полное отторжение. Это, как правило, выражается в нежелании читать то, что задали в школе. Как ученики воспринимают классику?
Они включают её в контекст представлений о современности. Основу этих представлений, в частности, составляют опошленные массовой культурой выводы психологической науки начала XX века и лозунги сексуальной революции. Нас могут упрекнуть в наивно-реалистическом подходе, указывая на то, что герои Бунина — не живые люди, а литературные образы.
Тем не менее у школьников, как правило, преобладает наивно-реалистическое восприятие литературных героев да и не только у школьников. Позволим себе напомнить читателям содержание рассказа «Грамматика любви». Некто Ивлев проездом посещает усадьбу помещика Хвощинского, умершего в том же году.
Двадцать лет назад Хвощинский полюбил свою горничную Лушку, которая родила ему сына и умерла в ранней молодости. После её смерти Хвощинский почти не выходил из комнаты покойной, перечитывая книжечку «Грамматика любви». Соседи считали, что он помешался.
Умер он в той же комнате. Ивлев испытывает неодолимый интерес к жизни этого человека и, посетив усадьбу, покупает у наследника Хвощинского «Грамматику любви». В этом рассказе ясно видна идолопоклонническая любовь к умершему человеку.
Испытывая чувство глубокого одиночества, не имея сил реально посмотреть на мир, он бежит от жизни, создавая свой иллюзорный мирок. Окружённая такими бытовыми деталями, трагедия любви вырождается в фарс. И всё же рассказ трагичен.
Мы чувствуем боль одинокого человека, который в попытке преодолеть одиночество выстроил высокую стену, отделившую его не только от мира, но и от самого себя. Жизнь Хвощинского мы видим в перекрестье четырёх мнений. Третий взгляд — насмешливо-скептический и смущённый своей близостью к трагедии — взгляд сына Хвощинского и Лушки, которому осталось разорённое и заброшенное имение.
За дорогую цену сын продаёт случайному гостю любимую книгу отца с пометками, сделанными его рукой, — «Грамматику любви». Четвёртое мнение — реалистичное — выражается в подробном и беспристрастном описании быта Хвощинского. Это взгляд самого автора, который безжалостно показывает нам застенчивость и жадность молодого Хвощинского, его сожительницу — женщину в летнем мужском пальто, с обвисшими карманами, которая гонит индюшек по лопухам.
Комната Лушки стала склепом, в которой похоронил себя заживо молодой и сильный мужчина. Вспомним отца Гагина, который тоже на много лет удалился от мира после смерти молодой жены. А ведь он мог бы, не забывая о своей любимой, посвятить себя жизни, воспитать её сына, передать ему в наследство неразорённое имение.
Но для этого нужно осознание своей ответственности перед сыном и огромный труд души. Бегство оказывается для Хвощинского более лёгким путём. Молодая замужняя женщина, имеющая трёхлетнюю дочку, возвращается после месяца одинокого отдыха в Анапе.
На пароходе, плывущем по Волге, она встречается с молодым поручиком. Они вместе обедают, выпивают и через три часа знакомства сходят в уездном приволжском городке, где проводят ночь вместе в гостинице.
Катал я ее все больше по ночам, и выходило даже поэтично.
На западе небо всю ночь зеленоватое, прозрачное, и там, на горизонте, вот как сейчас, все что-то тлеет и тлеет… Весло нашлось только одно и то вроде лопаты, и я греб им, как дикарь, — то направо, то налево. На противоположном берегу было темно от мелкого леса, но за ним всю ночь стоял этот странный полусвет. И везде невообразимая тишина — только комары ноют и стрекозы летают.
Никогда не думал, что они летают по ночам, — оказалось, что зачем-то летают. Прямо страшно. Зашумел наконец встречный поезд, налетел с грохотом и ветром, слившись в одну золотую полосу освещенных окон, и пронесся мимо.
Вагон тотчас тронулся. Проводник вошел в купе, осветил его и стал готовить постели. Настоящий роман?
Ты почему-то никогда не рассказывал мне о ней. Какая она была? Носила желтый ситцевый сарафан и крестьянские чуньки на босу ногу, плетенные из какой-то разноцветной шерсти.
Не во что одеться, ну и сарафан. Кроме того, она была художница, училась в Строгановском училище живописи. Да она и сама была живописна, даже иконописна.
Длинная черная коса на спине, смуглое лицо с маленькими темными родинками, узкий правильный нос, черные глаза, черные брови… Волосы, сухие и жесткие, слегка курчавились. Все это, при желтом сарафане и белых кисейных рукавах сорочки, выделялось очень красиво. Лодыжки и начало ступни в чуньках — все сухое, с выступающими под тонкой смуглой кожей костями.
У меня на курсах такая подруга была. Истеричка, должно быть. Тем более что лицом была похожа на мать, а мать родом какая-то княжна с восточной кровью, страдала чем-то вроде черной меланхолии.
Выходила только к столу. Выйдет, сядет и молчит, покашливает, не поднимая глаз, и все перекладывает то нож, то вилку. Если же вдруг заговорит, то так неожиданно и громко, что вздрогнешь.
Прост и мил был только их мальчик, которого я репетировал. Проводник вышел из купе, сказал, что постели готовы, и пожелал покойной ночи. Он помолчал и сухо ответил: — Вероятно, и ей так казалось.
Но пойдем спать. Я ужасно устал за день. Только даром заинтересовал.
Ну, расскажи хоть в двух словах, чем и как ваш роман кончился. Уехал, и делу конец. Сине-лиловый глазок над дверью тихо глядел в темноту.
Она скоро заснула, он не спал, лежал, курил и мысленно смотрел в то лето… На теле у нее тоже было много маленьких темных родинок — эта особенность была прелестна. Оттого, что она ходила в мягкой обуви, без каблуков, все тело ее волновалось под желтым сарафаном. Сарафан был широкий, легкий, и в нем так свободно было ее долгому девичьему телу.
Однажды она промочила в дождь ноги, вбежала из сада в гостиную, и он кинулся разувать и целовать ее мокрые узкие ступни — подобного счастья не было во всей его жизни. Свежий, пахучий дождь шумел все быстрее и гуще за открытыми на балкон дверями, в потемневшем доме все спали после обеда — и как страшно испугал его и ее какой-то черный с металлически-зеленым отливом петух в большой огненной короне, вдруг тоже вбежавший из сада со стуком коготков по полу в ту самую горячую минуту, когда они забыли всякую осторожность. Увидав, как они вскочили с дивана, он торопливо и согнувшись, точно из деликатности, побежал назад под дождь с опущенным блестящим хвостом… Первое время она все приглядывалась к нему; когда он заговаривал с ней, темно краснела и отвечала насмешливым бормотанием; за столом часто задевала его, громко обращаясь к отцу: — Не угощайте его, папа, напрасно.
Он вареников не любит. Впрочем, он и окрошки не любит, и лапши не любит, и простоквашу презирает, и творог ненавидит. По утрам он был занят с мальчиком, она по хозяйству — весь дом был на ней.
Обедали в час, и после обеда она уходила к себе в мезонин или, если не было дождя, в сад, где стоял под березой ее мольберт, и, отмахиваясь от комаров, писала с натуры. Потом стала выходить на балкон, где он после обеда сидел с книгой в косом камышовом кресле, стояла, заложив руки за спину, и посматривала на него с неопределенной усмешкой: — Можно узнать, какие премудрости вы изволите штудировать? Я и не знала, что у нас в доме оказался революционер!
Убедилась в своей бездарности. Давайте развлекаться. Душегубка наша, правда, довольно гнилая и с дырявым дном, но мы с Петей все дыры забили кугой… День был жаркий, парило, прибрежные травы, испещренные желтыми цветочками куриной слепоты, были душно нагреты влажным теплом, и над ними низко вились несметные бледно-зеленые мотыльки.
Он усвоил себе ее постоянный насмешливый тон и, подходя к лодке, сказал: — Наконец-то вы снизошли до меня! Он мельком увидал блестящую смуглость ее голых ног, схватил с носа весло, стукнул им извивавшегося по дну лодки ужа и, поддев его, далеко отбросил в воду. Она была бледна какой-то индусской бледностью, родинки на ее лице стали темней, чернота волос и глаз как будто еще чернее.
Она облегченно передохнула: — Ох, какая гадость! Недаром слово «ужас» происходит от ужа. Они у нас тут повсюду, и в саду, и под домом… И Петя, представьте, берет их в руки!
Впервые заговорила она с ним просто, и впервые взглянули они друг другу в глаза прямо. Как вы его здорово стукнули! Она совсем пришла в себя, улыбнулась и, перебежав с носа на корму, весело села.
В своем испуге она поразила его красотой, сейчас он с нежностью подумал: да она совсем еще девчонка! Но, сделав равнодушный вид, озабоченно перешагнул в лодку и, упирая веслом в студенистое дно, повернул ее вперед носом и потянул по спутанной гуще подводных трав на зеленые щетки куги и цветущие кувшинки, все впереди покрывавшие сплошным слоем своей толстой, круглой листвы, вывел ее на воду и сел на лавочку посередине, гребя направо и налево. Она положила картуз к себе на колени.
Она прижала картуз к груди: — Нет, я его буду беречь! У него опять нежно дрогнуло сердце, но он опять отвернулся и стал усиленно запускать весло в блестевшую среди куги и кувшинок воду. К лицу и рукам липли комары, кругом все слепило теплым серебром: парной воздух, зыбкий солнечный свет, курчавая белизна облаков, мягко сиявших в небе и в прогалинах воды среди островов из куги и кувшинок; везде было так мелко, что видно было дно с подводными травами, но оно как-то не мешало той бездонной глубине, в которую уходило отраженное небо с облаками.
Вдруг она опять взвизгнула — и лодка повалилась набок: она сунула с кормы руку в воду и, поймав стебель кувшинки, так рванула его к себе, что завалилась вместе с лодкой — он едва успел вскочить и поймать ее под мышки. Она захохотала и, упав на корму спиной, брызнула с мокрой руки прямо ему в глаза. Тогда он опять схватил ее и, не понимая, что делает, поцеловал в хохочущие губы.
Она быстро обняла его за шею и неловко поцеловала в щеку… С тех пор они стали плавать по ночам. На другой день она вызвала его после обеда в сад и спросила: — Ты меня любишь? Он горячо ответил, помня вчерашние поцелуи в лодке: — С первого дня нашей встречи!
Но, слава Богу, все это уже прошлое. Нынче вечером, как все улягутся, ступай опять туда и жди меня. Только выйди из дому как можно осторожнее — мама за каждым шагом моим следит, ревнива до безумия.
Ночью она пришла на берег с пледом на руке. От радости он встретил ее растерянно, только спросил: — А плед зачем? Нам же будет холодно.
Ну, скорей садись и греби к тому берегу… Всю дорогу они молчали. Когда подплыли к лесу на той стороне, она сказала: — Ну вот. Теперь иди ко мне.
Где плед? Ах, он подо мной. Прикрой меня, я озябла, и садись.
Вот так… Нет, погоди, вчера мы целовались как-то бестолково, теперь я сначала сама поцелую тебя, только тихо, тихо. А ты обними меня… везде… Под сарафаном у нее была только сорочка. Она нежно, едва касаясь, целовала его в края губ.
Он, с помутившейся головой, кинул ее на корму. Она исступленно обняла его… Полежав в изнеможении, она приподнялась и с улыбкой счастливой усталости и еще не утихшей боли сказала: — Теперь мы муж с женой. Мама говорит, что она не переживет моего замужества, но я сейчас не хочу об этом думать… Знаешь, я хочу искупаться, страшно люблю по ночам… Через голову она разделась, забелела в сумраке всем своим долгим телом и стала обвязывать голову косой, подняв руки, показывая темные мышки и поднявшиеся груди, не стыдясь своей наготы и темного мыска под животом.
Обвязав, быстро поцеловала его, вскочила на ноги, плашмя упала в воду, закинув голову назад, и шумно заколотила ногами. Потом он, спеша, помог ей одеться и закутаться в плед. В сумраке сказочно были видны ее черные глаза и черные волосы, обвязанные косой.
Он больше не смел касаться ее, только целовал ее руки и молчал от нестерпимого счастья. Все казалось, что кто-то есть в темноте прибрежного леса, молча тлеющего кое-где светляками, — стоит и слушает. Иногда там что-то осторожно шуршало.
Она поднимала голову: — Постой, что это? Или еж в лесу… — А если козерог? Но ты только подумай: выходит из лесу какой-то козерог, стоит и смотрит… Мне так хорошо, мне хочется болтать страшные глупости!
И он опять прижимал к губам ее руки, иногда как что-то священное целовал холодную грудь. Каким совсем новым существом стала она для него! И стоял и не гас за чернотой низкого леса зеленоватый полусвет, слабо отражавшийся в плоско белеющей воде вдали, резко, сельдереем, пахли росистые прибрежные растения, таинственно, просительно ныли невидимые комары — и летали, летали с тихим треском над лодкой и дальше, над этой по-ночному светящейся водой, страшные, бессонные стрекозы.
И все где-то что-то шуршало, ползло, пробиралось… Через неделю он был безобразно, с позором, ошеломленный ужасом совершенно внезапной разлуки, выгнан из дому. Как-то после обеда они сидели в гостиной и, касаясь головами, смотрели картинки в старых номерах «Нивы». Ужасно глупый!
Вдруг послышались мягко бегущие шаги — и на пороге встала в черном шелковом истрепанном халате и истертых сафьяновых туфлях ее полоумная мать. Черные глаза ее трагически сверкали. Она вбежала, как на сцену, и крикнула: — Я все поняла!
Я чувствовала, я следила! Негодяй, ей не быть твоею! И, вскинув руку в длинном рукаве, оглушительно выстрелила из старинного пистолета, которым Петя пугал воробьев, заряжая его только порохом.
Он, в дыму, бросился к ней, схватил ее цепкую руку. Она вырвалась, ударила его пистолетом в лоб, в кровь рассекла ему бровь, швырнула им в него и, слыша, что по дому бегут на крик и выстрел, стала кричать с пеной на сизых губах еще театральнее: — Только через мой труп перешагнет она к тебе! Если сбежит с тобой, в тот же день повешусь, брошусь с крыши!
Негодяй, вон из моего дома! Марья Викторовна, выбирайте: мать или он! Она прошептала: — Вы, вы, мама… Он очнулся, открыл глаза — все так же неуклонно, загадочно, могильно смотрел на него из черной темноты сине-лиловый глазок над дверью, и все с той же неуклонно рвущейся вперед быстротой несся, пружиня, качаясь, вагон.
Уже далеко, далеко остался тот печальный полустанок. И уж целых двадцать лет тому назад было все это — перелески, сороки, болота, кувшинки, ужи, журавли… Да, ведь были, еще журавли — как же он забыл о них! Все было странно в то удивительное лето, странна и пара каких-то журавлей, откуда-то прилетавших от времени до времени на прибрежье болота, и то, что они только ее одну подпускали к себе и, выгибая тонкие, длинные шеи, с очень строгим, но благосклонным любопытством смотрели на нее сверху, когда она, мягко и легко разбежавшись к ним в своих разноцветных чуньках, вдруг садилась перед ними на корточки, распустивши на влажной и теплой зелени прибрежья свой желтый сарафан, и с детским задором заглядывала в их прекрасные и грозные черные зрачки, узко схваченные кольцом темно-серого райка.
Он смотрел на нее и на них издали, в бинокль, и четко видел их маленькие блестящие головки, — даже их костяные ноздри, скважины крепких, больших клювов, которыми они с одного удара убивали ужей. Кургузые туловища их с пушистыми пучками хвостов были туго покрыты стальным опереньем, чешуйчатые трости ног не в меру длинны и тонки — у одного совсем черные, у другого зеленоватые. Иногда они оба целыми часами стояли на одной ноге в непонятной неподвижности, иногда ни с того ни с сего подпрыгивали, раскрывая огромные крылья; а не то важно прогуливались, выступали медленно, мерно поднимали лапы, в комок сжимая три их пальца, а ставили разлато, раздвигая пальцы, как хищные когти, и все время качали головками… Впрочем, когда она подбегала к ним, он уже ни о чем не думал и ничего не видел — видел только ее распустившийся сарафан, смертной истомой содрогаясь при мысли о ее смуглом теле под ним, о темных родинках на нем.
А в тот последний их день, в то последнее их свидание рядом в гостиной на диване, над томом старой «Нивы», она тоже держала в руках его картуз, прижимала его к груди, как тогда, в лодке, и говорила, блестя ему в глаза радостными черно-зеркальными глазами: — А я так люблю тебя теперь, что мне нет ничего милее даже вот этого запаха внутри картуза, запаха твоей головы и твоего гадкого одеколона! За Курском, в вагоне-ресторане, когда после завтрака он пил кофе с коньяком, жена сказала ему: — Что это ты столько пьешь? Это уже, кажется, пятая рюмка.
Все еще грустишь, вспоминаешь свою дачную девицу с костлявыми ступнями? Что это значит? Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену.
Он был худой, высокий, чахоточного сложения, носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь погромче, срывался в фистулу. А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий. Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице — и все только руками разводили: за что и почему шли за него такие?
И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его.
При этом одни рассказы, такие, например, как «Руся», «Генрих», «Натали», «Холодная осень», больше связаны именно с темой любви; другие, включая самые известные, «Темные аллеи» и «Чистый понедельник», с темой любви связаны явно меньше, третьи — с этой темой совсем не связаны. Важно отметить, что «лишних» рассказов в сборнике нет — все функциональны, все «работают» на целостность цикла. Сомнения относительно заявленной темы возникают уже при формальном обзоре отдельных фабул. Сборник состоит из сорока произведений, композиции шести из них выстраиваются вокруг грубых изнасилований, восьми — вокруг случайных соитий, адюльтеров.
Похотливый тип в «Степе» насилует девочку-подростка, в «Дурочке» — еще и умственно отсталую девочку-подростка… А вот рассказ «Мадрид». Прочитавший его оценит желчь авторской иронии в заглавии. Взрослый господин «снял» на Тверской улице семнадцатилетнюю жрицу любви. Торговать собой эта еще вчера деревенская девушка Поля стала по воле драматических обстоятельств. По-бунински тонко передана трогательная наивность, по сути — чистота этой жалкой труженицы панели.
Господин сочувствует девушке, обещает ей найти приличное место работы, но сочувствие не мешает ему использовать несчастную. Судьба другой такой Поли представлена в рассказе «Второй кофейник», и здесь тем же тонким бунинским пером описана та же обескураживающая женская прямота, незлобивость, покорность, доверчивость. Именно в этих описаниях видится смысловой узел названных рассказов, и ни тому, ни другому рассказу не место на полке сочинений о любви. Показательно, что вышеназванные рассказы исследователи либо лишь вскользь упоминают, либо не упоминают вовсе, как, например, А. Причины понятны: они «мешают» назвать «Темные аллеи» книгой о любви.
Мешают, но без них цикл не полон. Поруганность человеческого достоинства передана в них с потрясающей убедительностью. Об этом много было написано, но Бунин нашел свои краски, свою тональность. Ценность этих — равно и других! Вот рассказ «Антигона».
Пошлее пошлого звучит изложение его анекдотичной фабулы. Студент по имени Павлик приезжает в имение богатых родственников. За больным дядей там ухаживает молодая красивая особа. Молодой человек влюбляется с первого взгляда. Страсть изводит юношу, он думает только о ней, фантазирует, как, пройдя тернии фамильных проклятий, женится на этой сиделке… На первой случайной встрече красавица без колебаний отдается юноше близость, заметим, описана с толикой натуралистических подробностей.
Старуха-служанка, прознавшая о связи молодых людей, доносит барыне, и девушка вынужденно покидает усадьбу. Пошлый сюжет под пером Бунина превращается в волнующую драму; благодаря бунинскому умению живописать — в волнующую кинодраму. Бунин — мастер визуализации, поэтому в «Антигоне», как и в других его рассказах, повествование воспринимается как череда движущихся картин. Бунин часто обращается к описаниям динамичных сцен — приездов, отъездов, передвижений героев в пространстве помещения, двора, губернии и т.
Экранизация 🎥
- "Темные аллеи": грамматика любви в творчестве Бунина
- Тёмные аллеи – цикл рассказов Бунина, читать онлайн
- Алина ЧЕУЗОВА. ЛЮБОВЬ КАК НАПРЯЖЕНИЕ ДУХОВНЫХ СИЛ. Комментарий к рассказу Бунина «Кавказ»
- "Темные аллеи": грамматика любви в творчестве Бунина
- Смысл рассказа "Грамматика любви" Бунина | Какой Смысл
Лучшие книги Ивана Бунина: последний классик Серебряного века
Значимость рассказов о любви в том, что автор утверждает: любовь – чувство высокое и прекрасное, и человек, способный любить, высоконравственен. Рассказы о любви«Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным» ударом, слишком большой. «Тёмные аллеи» — сборник рассказов о любви Ивана Алексеевича Бунина (1870—1953). Позже, в 1953 году, добавив к своему сборнику два рассказа, автор стал считать «Тёмные аллеи» своим лучшим произведением.
Русская любовь в темных аллеях. (1937—1945. «Темные аллеи» И. Бунина)
| Смысл рассказа "Грамматика любви" Бунина | Какой Смысл | Бунин переживал предательство отчаянно, к этому времени относят его цикл рассказов о любви «Темные аллеи». |
| Ерёмина Ольга | | Журнал «Литература» № 41/2003 | Такому пониманию способствовал сам Бунин, который писал, что «все рассказы этой книги только о любви, о ее «темных» и чаще всего очень мрачных и жестоких аллеях» [Бабореко 1988: 609]. |
| Любовь в произведениях Бунина. Сочинение № 4815804 | «Темные аллеи» — самая известная книга Бунина, состоящая из рассказов о любви, этот сборник сам писатель считал своим лучшим творением. |
Раскрываем все тайны знаменитого рассказа Ивана Бунина «Темные аллеи»
Своеобразие темы любви в творчестве Бунина: Трагедийная концепция любви. В рассказе «Темные аллеи» И. Бунин художественно исследует феномен любви как любви-воспоминания, любви-надежды. В основе сюжета произведения лежит история взаимоотношений мужчины и женщины, людей, когда-то близких друг другу. Особенность многочисленных бунинских рассказов о любви в том, что любовь двух героев по каким-то причинам не может больше продолжаться. На этом уроке мы познакомимся с рассказами о любви из сборника «Темные аллеи», узнаем, почему Иван Алексеевич Бунин считал книгу «Тёмные аллеи» вершиной своего творчества, выясним, в чём уникальность этого сборника.
Любовь как идеал в творчестве И.А. Бунина
Так вот, возвращаясь к теме любви в рассказах Бунина, я была очень удивлена контрастом между некоторыми новеллами — в некоторых из них вообще не оказалось ничего похожего на любовь! Почему же Бунин никогда не рассказывает о счастливой любви, соединяющей влюбленных? Произведения Бунина. Рубрикатор произведений Бунина.
Темные аллеи Бунина: как личная жизнь автора нашла отражение в его рассказах
Негодяй, вон из моего дома! Марья Викторовна, выбирайте: мать или он! Она прошептала: — Вы, вы, мама… Он очнулся, открыл глаза — все так же неуклонно, загадочно, могильно смотрел на него из черной темноты сине-лиловый глазок над дверью, и все с той же неуклонно рвущейся вперед быстротой несся, пружиня, качаясь, вагон. Уже далеко, далеко остался тот печальный полустанок. И уж целых двадцать лет тому назад было все это — перелески, сороки, болота, кувшинки, ужи, журавли… Да, ведь были, еще журавли — как же он забыл о них! Все было странно в то удивительное лето, странна и пара каких-то журавлей, откуда-то прилетавших от времени до времени на прибрежье болота, и то, что они только ее одну подпускали к себе и, выгибая тонкие, длинные шеи, с очень строгим, но благосклонным любопытством смотрели на нее сверху, когда она, мягко и легко разбежавшись к ним в своих разноцветных чуньках, вдруг садилась перед ними на корточки, распустивши на влажной и теплой зелени прибрежья свой желтый сарафан, и с детским задором заглядывала в их прекрасные и грозные черные зрачки, узко схваченные кольцом темно-серого райка. Он смотрел на нее и на них издали, в бинокль, и четко видел их маленькие блестящие головки, — даже их костяные ноздри, скважины крепких, больших клювов, которыми они с одного удара убивали ужей. Кургузые туловища их с пушистыми пучками хвостов были туго покрыты стальным опереньем, чешуйчатые трости ног не в меру длинны и тонки — у одного совсем черные, у другого зеленоватые. Иногда они оба целыми часами стояли на одной ноге в непонятной неподвижности, иногда ни с того ни с сего подпрыгивали, раскрывая огромные крылья; а не то важно прогуливались, выступали медленно, мерно поднимали лапы, в комок сжимая три их пальца, а ставили разлато, раздвигая пальцы, как хищные когти, и все время качали головками… Впрочем, когда она подбегала к ним, он уже ни о чем не думал и ничего не видел — видел только ее распустившийся сарафан, смертной истомой содрогаясь при мысли о ее смуглом теле под ним, о темных родинках на нем.
А в тот последний их день, в то последнее их свидание рядом в гостиной на диване, над томом старой «Нивы», она тоже держала в руках его картуз, прижимала его к груди, как тогда, в лодке, и говорила, блестя ему в глаза радостными черно-зеркальными глазами: — А я так люблю тебя теперь, что мне нет ничего милее даже вот этого запаха внутри картуза, запаха твоей головы и твоего гадкого одеколона! За Курском, в вагоне-ресторане, когда после завтрака он пил кофе с коньяком, жена сказала ему: — Что это ты столько пьешь? Это уже, кажется, пятая рюмка. Все еще грустишь, вспоминаешь свою дачную девицу с костлявыми ступнями? Что это значит? Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену. Он был худой, высокий, чахоточного сложения, носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь погромче, срывался в фистулу. А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий.
Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице — и все только руками разводили: за что и почему шли за него такие? И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его. Тогда и отец, от страха перед ней, тоже притворился, будто у него нет и никогда не было сына. И мальчик, от природы живой, ласковый, стал в их присутствии бояться слово сказать, а там и совсем затаился, сделался как бы несуществующим в доме. Тотчас после свадьбы его перевели спать из отцовской спальни на диванчик в гостиную, небольшую комнату возле столовой, убранную синей бархатной мебелью. Но сон у него был беспокойный, он каждую ночь сбивал простыню и одеяло на пол. И вскоре красавица сказала горничной: — Это безобразие, он весь бархат на диване изотрет. Стелите ему, Настя, на полу, на том тюфячке, который я велела вам спрятать в большой сундук покойной барыни в коридоре.
И мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной, совершенно обособленной от всего дома жизнью, — неслышной, незаметной, одинаковой изо дня в день: смиренно сидит себе в уголке гостиной, рисует на грифельной доске домики или шепотом читает по складам все одну и ту же книжечку с картинками, купленную еще при покойной маме, смотрит в окна… Спит он на полу между диваном и кадкой с пальмой. Он сам себе стелет постельку вечером и сам прилежно убирает, свертывает ее утром и уносит в коридор в мамин сундук. Там спрятано и все остальное добришко его. Жил он с ней с тех пор все лето и прижил мальчика, который и стал расти при матери в кухне. Дьякон, дьяконица, сам батюшка и весь его дом, вся семья лавочника и урядник с женой, все знали, от кого этот мальчик, и семинарист, приезжая на каникулы, видеть не мог его от злобного стыда за свое прошлое: жил с дурочкой! Когда он кончил курс, — «блестяще! Гости тоже говорили о его блестящей будущности, пили чай, ели разные варенья, и счастливый дьякон завел среди их оживленной беседы зашипевший и потом громко закричавший граммофон. Все смолкли и с улыбками удовольствия стали слушать подмывающие звуки «По улице мостовой», как вдруг в комнату влетел и неловко, не в лад заплясал, затопал кухаркин мальчик, которому мать, думая всех умилить им, сдуру шепнула: «Беги попляши, деточка».
Все растерялись от неожиданности, а дьяконов сын, побагровев, кинулся на него подобно тигру и с такой силой швырнул вон из комнаты, что мальчик кубарем покатился в прихожую. На другой день дьякон и дьяконица, по его требованию, кухарку прогнали. Они были люди добрые и жалостливые, очень привыкли к ней, полюбили ее за ее безответность, послушание и всячески просили сына смилостивиться. Но он остался непреклонен, и его не посмели ослушаться. К вечеру кухарка, тихо плача и держа в одной руке свой узелок, а в другой ручку мальчика, ушла со двора. Все лето после того она ходила с ним по деревням и селам, побираясь Христа ради. Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с дерюжной сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой.
Мальчик шел за ней сзади, тоже с мешком через плечико, в старых башмаках ее, разбитых и затвердевших, как те опорки, что валяются где-нибудь в овраге. Он был урод. У него было большое, плоское темя в кабаньей красной шерстке, носик расплющенный, с широкими ноздрями, глазки ореховые и очень блестящие. Но когда он улыбался, он был очень мил. Студент отбывал эту повинность каждое лето и теперь ехал с покорным спокойствием, не спеша читал в вагоне второго класса, положив молодую круглую ляжку на отвал дивана, новую книжку Аверченки, рассеянно смотрел в окно, как опускались и подымались телеграфные столбы с белыми фарфоровыми чашечками в виде ландышей. Он похож был на молоденького офицера — только белый картуз с голубым околышем был у него студенческий, все прочее на военный образец: белый китель, зеленоватые рейтузы, сапоги с лакированными голенищами, портсигар с зажигательным оранжевым жгутом. Дядя и тетя были богаты. Когда он приезжал из Москвы домой, за ним высылали на станцию тяжелый тарантас, пару рабочих лошадей и не кучера, а работника.
А на станции дяди он всегда вступал на некоторое время в жизнь совсем иную, в удовольствие большого достатка, начинал чувствовать себя красивым, бодрым, манерным. Так было и теперь. Он с невольным фатовством сел в легкую коляску на резиновом ходу, запряженную резвой караковой тройкой, которой правил молодой кучер в синей поддевке-безрукавке и шелковой желтой рубахе. Через четверть часа тройка влетела, мягко играя россыпью бубенчиков и шипя по песку вокруг цветника шинами, на круглый двор обширной усадьбы, к перрону просторного нового дома в два этажа. На перрон вышел взять вещи рослый слуга в полубачках, в красном с черными полосами жилете и штиблетах. Студент сделал ловкий и невероятно широкий прыжок из коляски: улыбаясь и раскачиваясь на ходу, на пороге вестибюля показалась тетя — широкий чесучовый балахон на большом дряблом теле, крупное обвисшее лицо, нос якорем и под коричневыми глазами желтые подпалины. Она родственно расцеловала его в щеки, он с притворной радостью припал к ее мягкой темной руке, быстро подумав: целых три дня врать вот так, а в свободное время не знать, что с собой делать! Притворно и поспешно отвечая на ее притворно-заботливые расспросы о маме, он вошел за ней в большой вестибюль, с веселой ненавистью взглянул на несколько сгорбленное чучело бурого медведя с блестящими стеклянными глазами, косолапо стоявшего во весь рост у входа на широкую лестницу в верхний этаж и услужливо державшего в когтистых передних лапах бронзовое блюдо для визитных карточек, и вдруг даже приостановился от отрадного удивления: кресло с полным, бледным, голубоглазым генералом ровно катила навстречу к нему высокая, статная красавица в сером холстинковом платье, в белом переднике и белой косынке, с большими серыми глазами, вся сияющая молодостью, крепостью, чистотой, блеском холеных рук, матовой белизной лица.
Целуя руку дяди, он успел взглянуть на необыкновенную стройность ее платья, ног. Генерал пошутил: — А вот это моя Антигона, моя добрая путеводительница, хотя я и не слеп, как Эдип, и особенно на хорошеньких женщин. Познакомьтесь, молодые люди. Она слегка улыбнулась, только поклоном ответила на поклон студента. Рослый слуга в полубачках и в красном жилете провел его мимо медведя наверх, по блестящей темно-желтым деревом лестнице с красным ковром посредине и по такому же коридору, ввел в большую спальню с мраморной туалетной комнатой рядом — на этот раз в какую-то другую, чем прежде, и окнами в парк, а не во двор. Но он шел, ничего не видя. В голове все еще вертелась веселая чепуха, с которой он въехал в усадьбу, — «мой дядя самых честных правил», — но стояло уже и другое: вот так женщина! Напевая, он стал бриться, мыться и переодеваться, надел штаны со штрипками, думая: «Бывают же такие женщины!
И что можно отдать за любовь такой женщины! И как же это при такой красоте катать стариков и старух в креслах на колесиках! Мама, тетя, дядя, их изумление, когда я заявлю им о нашей любви и нашем решении соединить наши жизни, их негодование, потом уговоры, крики, слезы, проклятия, лишение наследства — все для меня ничто ради вас… Сбегая с лестницы к тете и дяде, — их покои были внизу, — он думал: «Какой, однако, вздор лезет мне в голову! Остаться тут под каким-нибудь предлогом, разумеется, можно… можно начать незаметно ухаживать, прикинуться безумно влюбленным… Но добьешься ли чего-нибудь? А если и добьешься, что дальше? Как развязаться с этой историей? Правда, что ли, жениться? Ужасно будет жаль уезжать.
Живи себе, покуда не наскучит. Сидя и беседуя, он непрестанно ждал: вот-вот войдет она — объявит горничная, что готов чай в столовой, и она придет катить дядю. Но чай подали в кабинет — вкатили стол с серебряным чайником на спиртовке, и тетя разливала сама. Потом он все надеялся, что она принесет какое-нибудь лекарство дяде… Но она так и не пришла. В семь с половиной в вестибюле завыл гонг. Он первый вошел в празднично сверкающую люстрой столовую, где уже стояли возле столика у стены жирный бритый повар во всем белом и подкрахмаленном, худощекий лакей во фраке и белых вязаных перчатках и маленькая горничная, по-французски субтильная. Через минуту молочно-седой королевой, покачиваясь, вошла тетя в палевом шелковом платье с кремовыми кружевами, с наплывами на щиколках, над тесными шелковыми туфлями, и наконец-то она. Но, подкатив дядю к столу, она тотчас, не оборачиваясь, плавно вышла — студент успел только заметить странность ее глаз: они не моргали.
Дядя покрестил грудь светло-серой генеральской тужурки мелкими крестиками, тетя и студент истово перекрестились стоя, потом именинно сели, развернули блестящие салфетки. Размытый, бледный, с причесанными мокрыми жидкими волосами, дядя особенно явно показывал свою безнадежную болезнь, но говорил и ел много и со вкусом, пожимал плечами, говоря о войне, — это было время русско-японской войны: за коим чертом мы затеяли ее! Лакей служил оскорбительно-безучастно, горничная, помогая ему, семенила изящными ножками, повар отпускал блюда с важностью истукана. Ели горячую, как огонь, налимью уху, кровавый ростбиф, молодой картофель, посыпанный укропом. Пили белое и красное вино князя Голицына, старого друга дяди. Студент говорил, отвечал, поддакивал с веселыми улыбками, но, как попугай, с тем вздором в голове, с которым давеча переодевался, думал: а где же обедает она, неужели с прислугой? Но она пришла, укатила кресло и опять где-то скрылась. Ночью осторожно и старательно пели в парке соловьи, входила в открытые окна спальни свежесть воздуха, росы и политых на клумбах цветов, холодило постельное белье голландского полотна.
Студент полежал в темноте и уже решил перевернуться к стене и заснуть, но вдруг поднял голову, привстал: раздеваясь, он увидал в стене у изголовья кровати небольшую дверь, из любопытства повернул в ней ключ и нашел за ней вторую, попробовал ее, но оказалось, что она заперта снаружи; теперь за этими дверями кто-то мягко ходил, что-то таинственно делал; и он затаил дыхание, соскользнул с кровати, отворил первую дверь, прислушался: что-то тихо зазвенело на полу за второй дверью… Он похолодел: неужели это ее комната! Он приник к замочной скважине, — ключа в ней, к счастью, не было, — увидал свет, край туалетного женского стола, потом что-то белое, вдруг вставшее и все закрывшее… Было несомненно, что это ее комната, — чья же иначе? Не поместят же тут горничную, а Марья Ильинишна, старая горничная тети, спит внизу возле тетиной спальни. И он точно заболел сразу ее ночной близостью вот тут, за стеною, и ее недоступностью. Он долго не спал, проснулся поздно и тотчас опять почувствовал, мысленно увидел, представил себе ее ночную прозрачную сорочку, босые ноги в туфлях…. Утром пили кофе каждый у себя. Он пил, сидя в широкой ночной рубахе дяди, в его шелковом халате, и с грустью бесполезности рассматривал себя, распахнув халат. За завтраком в столовой было сумрачно и скучно.
Он завтракал только с тетей, погода была плохая, — за окнами мотались от ветра деревья, над ними сгущались облака и тучи… — Ну, милый, я тебя покидаю, — сказала тетя, вставая и крестясь. Верно, дождь будет, а то бы ты мог прокатиться верхом… Он бодро ответил: — Не беспокойтесь, тетя, я займусь чтением… И пошел в диванную, где все стены были в полках с книгами. Проходя туда по гостиной, он подумал, что, может быть, все-таки следует приказать оседлать лошадь. Но в окна были видны разнообразные дождевые облака и неприятная металлическая лазурь среди лиловатых туч над качающимися вершинами деревьев. Он вошел в уютную, пахнущую сигарным дымом диванную, где под полками с книгами кожаные диваны занимали целых три стены, посмотрел некоторые корешки чудесно переплетенных книг — и беспомощно сел, утонул в диване. Хоть бы просто так увидать ее, поболтать с нею… узнать, какой у ней голос, какой характер, глупа ли она или, напротив, очень себе на уме, скромно ведет свою роль до какой-нибудь благоприятной поры. Вероятно, очень блюдущая себя и знающая себе цену стерва. И скорее всего глупа… Но до чего хороша!
И опять ночевать рядом с ней! Комната потемнела, ветер летел по этим деревьям, пригнув их свежую зелень, и стекла двери и окон заискрились острыми брызгами мелкого дождя. И в ту же минуту услыхал ровный голос: — Добрый день. Он взглянул и оторопел: в комнате стояла она. Он пробормотал: — Добрый день. Я и не слыхал, как вы вошли… — Очень мягкие ковры, — ответила она и, обернувшись, уже длительно посмотрела на него своими неморгающими серыми глазами. Мопассан всем женщинам нравится. У него все о любви.
Голос ее был скромен, глаза тихо улыбались. А ваше? Пока я только ваш несчастный сосед. Ваша комната, оказывается, рядом с моей. Она безразлично засмеялась: — И я вас слышала. Нехорошо подслушивать и подсматривать. И хотите не позволить мне быть такой? Одни ваши руки могут с ума свести… И он с веселой дерзостью схватил левой рукой ее правую руку.
Она, стоя спиной к полкам, взглянула через его плечо в гостиную и не отняла руки, глядя на него со странной усмешкой, точно ожидая: ну, а дальше что? Он, не выпуская ее руки, крепко сжал ее, оттягивая книзу, правой рукой охватил ее поясницу. Она опять взглянула через его плечо и слегка откинула голову, как бы защищая лицо от поцелуя, но прижалась к нему выгнутым станом. Он, с трудом переводя дыхание, потянулся к ее полураскрытым губам и двинул ее к дивану. Она, нахмурясь, закачала головой, шепча: «Нет, нет, нельзя, лежа мы ничего не увидим и не услышим…» — и с потускневшими глазами медленно раздвинула ноги… Через минуту он упал лицом к ее плечу. Она еще постояла, стиснув зубы, потом тихо освободилась от него и стройно пошла по гостиной, громко и безразлично говоря под шум дождя: — О, какой дождь! А наверху все окна открыты… На другое утро он проснулся в ее постели — она повернулась в нагретом за ночь, сбитом постельном белье на спину, закинув голую руку за голову. Он открыл глаза и радостно встретил ее неморгающий взгляд, с обморочным головокружением почувствовал терпкий запах ее подмышки… В дверь кто-то торопливо постучался.
И она тоже увидала туфли и глаза Марьи Ильинишны. Перед завтраком она пошла к генеральше и сказала, что должна внезапно уехать: стала спокойно врать, что получила письмо от отца, — известие, что ее брат тяжело ранен в Маньчжурии, что отец, по своему вдовству, совсем один в таком горе… — Ах, как я понимаю вас!
Живой взгляд и пошлые черные усики...
Только что это с тобой? Ты за эти два года, что я не видала тебя, превратился из вспыхивающего от застенчивости мальчишки в очень интересного нахала. И это сулило бы нам много любовных утех, как говорили наши бабушки...
Если в тексте угадывается поза, то обязательно миссионерская. Бунин и тут стал исключением: в сборнике «Темные аллеи» есть два намека на иное положение любовников. Герои бунинской «Антигоны» во время их первой близости явно находились в вертикальном положении: Читать отрывок «И он с веселой дерзостью схватил левой рукой ее правую руку.
Она, стоя спиной к полкам, взглянула через его плечо в гостиную и не отняла руки, глядя на него со странной усмешкой, точно ожидая: ну, а дальше что? Он, не выпуская ее руки, крепко сжал ее, оттягивая книзу, правой рукой охватил ее поясницу. Она опять взглянула через его плечо и слегка откинула голову, как бы защищая лицо от поцелуя, но прижалась к нему выгнутым станом.
Он, с трудом переводя дыхание, потянулся к ее полураскрытым губам и двинул ее к дивану. Через минуту он упал лицом к ее плечу. Она еще постояла, стиснув зубы, потом тихо освободилась от него и стройно пошла по гостиной, громко и безразлично говоря под шум дождя: — О, какой дождь!
А наверху все окна открыты... Более того, филолог Александр Жолковский акцентирует внимание читателей на мелких деталях, которые, вероятно, подсказывают позу главного героя и его спутницы: «Текст не прямолинеен, но достаточно суггестивен.
Заключение «Всякая любовь — великое счастье, даже если она не разделена». Эти слова из книги «Темные аллеи» красной нитью проходят через все творчество Ивана Алексеевича Бунина.
Все рассказы Бунина о любви, а точнее о философии любви. Они имеют неповторимый сюжет, оригинальных лирических героев. Но объединяет их всех общий «стержень»: внезапность любовного озарения, страстность и кратковременность отношений, трагический исход. Это происходит потому, что истинная любовь, как считал писатель, обречена быть только вспышкой и не терпит продления.
Удивительно, но несмотря на несчастливые финалы рассказов, любовь у Бунина почти всегда совершенна, гармонична, взаимна, ее не могут испортить или подточить ни ссоры, ни проза жизни. Может быть, поэтому она так коротка? Ведь эти мгновения возвышающих и мужчину, и женщину отношений не проходят бесследно, они остаются в памяти ориентирами и надежными светлыми маяками, к которым люди возвращаются на протяжении всей жизни. Несхожесть «любовных сюжетов» рассказов Бунина помогает нам понять разнообразие, индивидуальность, неповторимость каждой истории любви: счастливая или несчастная, взаимная или безответная, возвышающая или уничтожающая...
На протяжении всей жизни человек может не единожды прикоснуться к этой тайне, возникающей глубоко в сердце и переворачивающей, раскрашивающей в яркие цвета весь мир, — и каждый раз его любовь будет новой, свежей, непохожей на прошлое... Я думаю, именно это и хотел передать в своих рассказах И. Любимова Н. Собрание сочинений в четырех томах.
Том 4». Москва, изд. Михайлов О. Избранные сочинения», Москва «Художественная литература», 1984г.
Нестеровым, И. Репиным с уважением относился к творчеству И. Тургенева, Н. Гоголя не без иронии , Ф. Достоевского не любил его стиль, но уважал проницательность , К. Симонова, дружил с А. Чеховым, Ф. Шаляпиным, А.
Толстым, А. Куприным, М. Алдановым… Иван Бунин и Сергей Рахманинов были родственными душами и походили друг на друга внешне. Когда-то Иван Алексеевич дружил и восхищался М. Горьким, признавал его талант и влияние на российскую интеллигенцию начала века. Встречался с Л. Толстым, увлекался толстовством, но впоследствии критиковал это направление. Долго собирал материал и написал «Освобождение Толстого», по мнению специалистов, одну из лучших книг во всей литературе о Л.
К Лескову Н. Страшно длинно, многословно, но главное место рассказа — очень хорошо! Своеобразный, сильный человек! Мориак, французский писатель, поэт и критик Р. Гиль, Д. Джером, Р. Роллан выдвинувший кандидатуру Бунина на Нобелевскую премию , Т. Манн, А.
Жид, Э. Ремарк и др. Бунин, Пушкин, Лермонтов Бунин постоянно читал Пушкина и учился на его произведениях Бунин много читал, что способствовало развитию его творческого потенциала. Пушкин [19] , как и для Достоевского, был для Бунина «наше все»; он воплощал в себе, по его определению, «высшие совершенства» России. Творчество Пушкина, как и Лермонтова, всю жизнь было для Бунина высочайшим образцом настоящего искусства. Он не раз повторял, что «проза Лермонтова и Пушкина остались не превзойдены». Бунин постоянно читал Пушкина и учился на его произведениях. Ревниво оберегал память великого поэта: «Как дик культ Пушкина у поэтов новых и новейших, у этих плебеев, дураков, бестактных, лживых — в каждой черте своей диаметрально противоположных Пушкину.
Просто представить себе нельзя, до какой высоты этот человек поднялся бы, если бы не погиб 27 лет» [21]. Начинающий художник слова многим обязан Чехову. Чехов — наставник, а затем и близкий друг Бунина, — относился к нему с большой симпатией и высоко ценил его творчество. Иван Алексеевич летом подолгу жил на чеховской даче в Ялте. Друзья много общались. Только Бунин мог так прочитать рассказы Чехова, чтоб тот, насмеявшись от души, спросил: «А кто это написал? Горького, он не рассматривал Чехова как соперника. Бунин не любил чеховских пьес, считал, что Чехов не знает жизни дворян [24] , но это нисколько не мешало ему с глубоким уважением относиться к творчеству Антона Павловича.
По просьбе сестры Чехова Марии Павловны, написать биографию Чехова для его собрания сочинений должен был именно Бунин [25]. Иван Алексеевич в своих воспоминаниях о Чехове последняя книга, над которой работал Бунин, о Чехове называет его одним из наиболее замечательных русских писателей, человеком, жившим «небывало напряженной внутренней жизнью». Дружба Бунина и Куприна О Куприне Бунин пишет в своих дневниках: «Сколько раз, сколько лет и какой бешеной скороговоркой кричал он мне во хмелю впоследствии: — Никогда не прощу тебе, как ты смел мне благодетельствовать, обувать меня, нищего, босого! Бунина и Куприна объединяла дружба и разъединяло пьянство Куприна. Бунин вспоминает: «…Я как-то встретил его на улице и внутренне ахнул: и следа не осталось от прежнего Куприна! Он шёл мелкими, жалкими шажками, плёлся такой худенький, слабенький, что, казалось, первый порыв ветра сдует его с ног. Он не уехал в Россию, — его туда увезли, уже совсем больного, впавшего в младенчество. Я испытал только большую грусть при мысли, что уже никогда не увижу его больше» [27].
К поэме «Листопад» можно найти запись о посвящении ее М. Позднее от посвящения Бунин отказался. Главная причина разрыва отношений — в том, что Горький «стал ярым большевиком». Я ответил, что говорить нам теперь не о чем, что я считаю наши отношения с ним навсегда кончеными» [29]. И еще: «…Таков был Горький. А сколько было еще ненормальных! Цветаева с ее непрекращавшимся всю жизнь ливнем диких слов и звуков в стихах, кончившая свою жизнь петлей после возвращения в Советскую Россию; буйнейший пьяница Бальмонт, незадолго до смерти впавший в свирепое эротическое помешательство; морфинист и садистический эротоман Брюсов; запойный трагик Андреев… Про обезьяньи неистовства Белого и говорить нечего, про несчастного Блока — тоже: …у Блока была с молодости жестокая цинга, жалобами на которую полны его дневники, так же как и на страдания от вина и женщин…» [30]. Есенин, Маяковский, Блок Бунин пренебрегал Есениным, Маяковским, считал, что у символистов, декадентов, акмеистов, футуристов в литературе нет или не должно быть будущего.
И хотя некоторые не разделяли подобной позиции, тем не менее не могли не признать, что такую оценку дает сам Бунин — мастер поэзии. Литературный критик писал: «Стихов [31] такой сдержанной силы, такой тонкости и такого вкуса немало у Бунина.
И.А. Бунин "Тёмные аллеи"
Главные герои этих рассказов живут в ожидании любви, ищут ее и чаще всего, опаленные ею, гибнут. Для Бунина неприемлема любовь как ровное, тихое горение, безоблачное счастье. Любовь у него - легкое дыхание, готовое в любой миг исчезнуть, любовь появляется в минуты роковые, это всегда короткая, ослепительная вспышка, до дна озаряющая души влюбленных и приводящая их к критической точке, за которой — гибель, самоубийство, небытие. Но что объединяет все произведения Бунина, так это трагический конец, трагедия любви. Казалось бы, что трагическая концовка не вписывается в романтический сюжет повести, но нет, такой конец лишь усиливает возвышенность чувства, его романтическую приподнятость над обыденностью. Ведь умирают герои из-за любви и во имя любви. Правдиво показывая жизнь, автор нередко идеализирует своих героев, делает их отношения сложными и романтичными, в его рассказах присутствуют музыка и природа, благородство и низкие чувства, порочные связи и вечная любовь, которая одухотворяет героев, делая их выше и прекраснее. Бунина» Количество знаков с пробелами: 5193 Количество таблиц: 0.
В молодости он читал ей лирические стихи «Темные аллеи», а она его называла Николенькой. Теперь он признается, что счастлив не был ни минуты своей жизни. Но исправить ничего уже нельзя, и Николай Алексеевич покидает постоялый двор с тяжелым сердцем и со смутными тревожными воспоминаниями. В рассказе «Кавказ», с одной стороны, показано счастье двух влюбленных. С другой стороны — трагедия обманутого мужа. В этой истории о нем сказано немного. Читателю известно лишь то, что это человек жесткий и решительный. В глазах легкомысленной жены он предстает помехой и раздражающим препятствием на пути к счастью. Но в тот момент, когда влюбленные изнемогают от страсти, этот «жесткий человек» осознает, что его предали, и кончает жизнь самоубийством. Эмоции обманутого мужа и его смерть Бунин описывает скупо и бесстрастно. Счастливые переживания жены и ее возлюбленного изображены на фоне красочного южного пейзажа. Этот литературный прием создает резкий контраст между счастьем и трагедией, которые порождаются в равной степени любовью. Краткое содержание рассказа «Степа» создает впечатление знакомого сюжета. Но художественные формы, характерные автору, позволяют увидеть в классической истории о «бедной обесчещенной девушке» новые оттенки. Молодой купец Красильщиков, заехав в знакомую ему горницу, застает хозяйскую дочь одну. Отец отправился в город. Купец, воспользовавшись ситуацией, сближается с девушкой. Для него эта история — занимательное приключение, о котором он благополучно забывает уже спустя два дня. Для нее — надежда на счастье. В рассказе не показано трагедии простой девушки. Здесь присутствуют только ее надежды и мечты, создающие противоположность равнодушию и легкомысленности главного героя. Бунинскому повествованию свойственна резкая смена жизненных обстоятельств героя, которая не является следствием каких-либо событий. Перемены в жизни персонажа происходят под воздействием его чувств к женщине, которая нередко имеет образ эгоистичной и эксцентричной натуры. На вопрос о том, какая любовь в рассказах Бунина не имеет печальной концовки, ответить можно однозначно: такой любви нет. Жизнеутверждающей силе этого чувства писатель не уделял внимания. Главного героя не постигнет смертельная участь, чем нередко заканчиваются рассказы Бунина о любви. Краткое содержание злоключений главного героя новеллы «Муза» сводится к описанию совместной жизни с возлюбленной и разлуке с ней, которая наступает так же внезапно, как и встреча. Неожиданное расставание приводит его в смятение, вызывает чувство опустошенности. Повествование ведется от первого лица. Главный персонаж берет уроки живописи, но не проявляет в изобразительном искусстве каких-либо способностей. Из небольшого вступления, которое предшествует знакомству с героиней, имеющей символическое имя Муза, читатель делает вывод, что рассказчик — человек не волевой. Он не способен влиять на ход событий своей жизни. К нему является однажды Муза, влечет его за собой, жизнь его меняется. Но когда девушка-муза теряет к нему интерес, его место занимает другой, такой же безвольный персонаж. Несомненно, эти черты стали следствием непростой судьбы автора, хотя и прямых автобиографических ссылок в его творчестве нет. В годы, когда был написан рассказ «Поздний час», писатель находился за границей.
Горячий день, какому нет заката, Иль ночь, опустошившая сердца? А может быть, ты лишь напоминанье О том, что всех нас неизбежно ждет? С природою, с беспамятством слиянье И вечный мировой круговорот? Любовь, любовь, — гласит преданье, Союз души с душой родной Их единенье, сочетанье И роковое их слиянье. И поединок роковой. И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, страстно млея, Оно изноет наконец. Рождественский Слайд 4 О счастье мы всегда лишь вспоминаем. А счастье всюду. Может быть, оно Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно.
Я боялся, что Вера Николаевна откажется. Не решится соединить свою жизнь со мной. Ведь это было ещё до первой мировой войны. Светские условности и предрассудки «Анны Карениной» были ещё живы. А она — Муромцева, дочь известного профессора, племянница председателя I Думы. Но жизнь без неё я себе не представлял. Если бы она не решилась, отказала мне, я бы непременно… — он замолкает на минуту, глядя в окно. Вы же знаете…». И герои Бунина — такие же. И именно слова самого писателя следует брать за основу, а не субъективные впечатления читателей, основанные на личном опыте. Санкт-Петербург Список использованной литературы: Бабореко А. Собрание сочинений. В 6-ти т. Жизнь Арсеньева. Темные аллеи; Рассказы 1932-1952. Бабореко А. Поэзия и правда Бунина: Дневники. Воронеж, 1980. Бакалдин, И. Мотив воровской любви в «Кавказе» И. Бунина Текст. Материалы научно-методических чтений ПГЛУ. Бунин И. Полное собрание сочинений в 13 т. Бунин: Pro et contra. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и исследователей. Спб: Изд-во Русского Христианского гуманитарного инчтитута, 2001. Кутейникова Н. Уроки литературы в 8 классе : пособие для учителей общеобразоват. Лозюк Н. Композиционный ритм в новеллах И.
Лучшие книги Ивана Бунина: последний классик Серебряного века
| Алина ЧЕУЗОВА. ЛЮБОВЬ КАК НАПРЯЖЕНИЕ ДУХОВНЫХ СИЛ. Комментарий к рассказу Бунина «Кавказ» | На этом уроке мы познакомимся с рассказами о любви из сборника «Темные аллеи», узнаем, почему Иван Алексеевич Бунин считал книгу «Тёмные аллеи» вершиной своего творчества, выясним, в чём уникальность этого сборника. |
| Иван Бунин - Стихи о любви: Читать стихотворения Бунина о любви к женщине на РуСтих | Вспомним ещё одно яркое произведение Бунина о любви «Солнечный удар». |
| Великие истории любви. Бунин и его женщины. | Цикл рассказов о любви в разных её проявлениях: мгновенной любви, как болезни, в "Солнечном ударе" или любви-страдании в "Лёгком дыхании" и так далее. |
| Тема любви в рассказе Бунина «Темные аллеи» - примеры сочинений ~ Проза (Школьная литература) | Учитель: , разрабатывая тему любви в ранних своих рассказах, развил ее в произведениях позднего периода, создав цикл «Темные аллеи». |
| Раскрываем все тайны знаменитого рассказа Ивана Бунина «Темные аллеи» | Рассказы о любви «Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным» ударом, слишком большой любовью, слишком большим счастьем!». |
Великие истории любви. Бунин и его женщины.
Цикл рассказов о любви в разных её проявлениях: мгновенной любви, как болезни, в "Солнечном ударе" или любви-страдании в "Лёгком дыхании" и так далее. Достоинства: всегда волнительно читать о любви,тем более у Бунина,строки произведения впечатываются в сердце. Особенность многочисленных бунинских рассказов о любви в том, что любовь двух героев по каким-то причинам не может больше продолжаться. Ведущая подкаста Аглая Набатникова разбирает со своими гостями романтическую прозу Ивана Бунина. По словам Бунина, «все рассказы этой книги только о любви, о её «тёмных» и чаще всего очень мрачных и жестоких аллеях».
Философия любви в рассказах И.А.Бунина (11 класс)
Отношение поручика к незнакомке эгоистично: любовь истинная воплощается в желании блага в первую очередь для возлюбленного, поручик же любит не саму незнакомку — он мечтает о собственном счастье с ней: ему приходит помысел о готовности к смерти ради встречи с ней, о том, что жизнь его навеки во власти незнакомки, но это вовсе не любовь, а мучительное упоение собственным влечением и утраченной возможностью обладания объектом вожделения. Поручик, совершая беззаконие, уподобляется первому земному преступнику — Каину. Как Каин, совершивший братоубийство, не находит успокоения на земле, так и поручик, после того, что с ним произошло, ощущает полную отчужденность от мира — вокруг жизнь идет своим чередом — счастливая, полная, во всем окружающем «безмерное счастье, великая радость … , а вместе с тем сердце просто разрывалось на части» [6:337]. Таким образом, герои «Солнечного удара» расплачиваются за свое краткое незаконное «счастье» быть вместе, но решение героини оборвать это порочное падение в определенном смысле является спасительным для обоих, в противном случае их жизни, семья незнакомки — все могло бы быть разрушено. Помимо уже названных религиозно-нравственных идей о целомудрии, прельщении, жизни фантазиями, прилогах и стадиях развития греха в человеке, губительных последствиях совершения греха и в частности, блуда, в повести «Митина любовь» можно выделить иные специфические христианские идеи. В повести внимание рассказчика сосредоточено на молодом человеке — Мите и его отношении к возлюбленной — Кате. Говоря об отношении Мити к Кате, автор указывает, что сложное любовное чувство Мити обрело свой предмет, актуализировалось: «Сном или, скорее, воспоминанием о каком-то чудесном сне была тогда его беспредметная, бесплотная любовь. Теперь же в мире была Катя, была душа, этот мир в себе воплотившая и надо всем над ним торжествующая» [6: 398].
Катя воплотила в себе все Митины юношеские мечты и неосознанные желания, стала предметом его обожания, любви, поклонения, — она воплотила в себе мир Мити и главенствовала над этим миром. Это указание свидетельствует о кардинальном смещении жизненных ценностей у Мити: Катя, преображенная его воображением и фантазиями, главенствует в его мире. Это прямая отсылка к тому, что Митя вместо Бога сотворил себе кумира и поклоняется ему, таким образом, нарушая не только заповедь о несотворении себе кумира, но и главную заповедь любви, которую Господь дает в Евангелии: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь! Святитель Николай Сербский замечает: «Где у человека все мысли и все сердце, там и Бог его. В случае с Митей кумиром является возлюбленная, но принципиально важно, что на место Бога становится человек. Этим Митя отдаляет себя от Бога, закрывает в своем сердце путь для благодати, дающей силы жить и бороться с искушениями. Важнейшей особенностью Мити, без которой невозможно уяснить развитие его судьбы, — это двойственность его внутреннего мира, которую можно охарактеризовать как отсутствие цельности личности, или целомудрия.
Митя сочетает в себе как стремление к чистоте, непорочности и возвышенному отношению к Кате, к их любви, так и фактическую нечистоту, блудные помыслы, преступление очевидной грани дозволенного в невинных отношениях влюбленных, а затем и бессилие перед искушением и падение с деревенской девушкой Аленкой. Мите свойственно искаженное восприятие целомудрия и чистоты: то, что делает он, — целомудренно, возвышенно, а всякая измена ему — порок. Отсюда возникает и воспаленная ревнивость Мити, отсюда же — и собственническое отношение к Кате, а затем боль и разочарование: «И Митя чувствовал и обостренную близость к Кате, — как всегда это чувствуешь в толпе к тому, кого любишь, — и злую враждебность, чувствовал и гордость ею, сознание, что ведь все-таки ему принадлежит она, и вместе с тем разрывающую сердце боль: нет, уже не принадлежит! Внутреннее состояние Мити можно описать, используя христианское учение о силах души человека и их взаимодействии. Человеческой душе присущи три силы: разумная, раздражительная и желательная. Ефрем Сирин характеризует их следующим образом: «Три есть силы в душе, — разумная, раздражительная и похотная. Разумной силою ищем мы знать что благо; похотной — вожделеваем познанного блага, а раздражительной подвизаемся и боремся из-за него» [11].
Иными словами, разумная сила служит человеку для приспособления к окружающему миру путем, прежде всего, рационального осмысления своих потребностей и возможностей и реализуется через такие инструменты, как разум и ум дух. Желательная, или вожделевательная, сила служит человеку для реализации его решений и желаний, действуя в первую очередь через такой инструмент, как воля: «действующая сила здесь есть воля, которая волит — желает приобресть, употребить, сделать, что находит полезным для себя, или нужным, или приятным и не волит — не желает противного тому» [29: 36]. Раздражительная сила связана с чувственной стороной человеческой жизни. Она обеспечивает чувственное восприятие внешних впечатлений и реакцию на них. Две последние силы души именуются неразумными силами. Для гармоничной и правильной жизни человека требуется, чтобы этими силами управляла главная сила души — разумная, которая в свою очередь была бы ведома истинными ценностями — стремлением к Богу и добродетелям. Помимо искаженной иерархии любви, Митя обладает поврежденной, болеющей душой, которая руководствуется в критические моменты не разумом и умом, или духом, через который душа общается с Богом и воспринимает Его благодать, а воспаленной волей и чувствами, что и обусловливает принятие цепи фатальных решений, которые ведут Митю к пропасти.
В центре внимания в рассказе «Чистый понедельник» находится безымянная героиня. Одной из основных тем рассказа является двойственность, противоречивость, заключенная во всем — в описании атмосферы Москвы, погоды, мест, в которых происходит действие кабаки, литературные салоны, театры — храмы, кладбища, обители , и сконцентрированная в образе героини. Эта тема раскрывается и во множестве других произведений Бунина, в том числе и в рассмотренных выше «Легком дыхании» и «Митиной любви». В героине «Чистого понедельника» наиболее ярко видны противоречия между духовным и мирским, жизнью духа — и жизнью души и тела. Святитель Феофан Затворник в письмах своему духовному чаду говорил о трех сторонах человеческой жизни: телесной, душевной и духовной — и их взаимодействии. Телесная сторона человеческой жизни объединяет все телесные потребности, которые проявляются в поведении человека «животолюбием, телолюбием, желанием покоить тело и доставать все для того потребное» [29: 36]. Душевная сторона жизни представлена, как было сказано ранее, тремя сферами души — чувствительной, желательной и разумной, которые воплощают в себе все многообразие душевной деятельности человека.
Высшей стороной человеческой жизни является жизнь духовная, возможная для человека благодаря тому, что он через высшую часть души — дух, или ум, имеет общение с Создавшим его по Своему образу — с Богом. Дух проявляется в человеке в таких свойствах, как страх Божий знание о Боге, Его бытии, осознание людьми того, что они «во всем от Него зависят и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его» [29: 36] , совесть «сторона духа, которая указывает, что право и что не право» [29: 36] , и, наконец, жажда Бога. Жажда Бога — это стремление к высшему благу в Боге, невозможность найти удовлетворение ни в чем тварном. Единственно правильный способ жизни человека — это жизнь, при которой духовная сторона управляет двумя другими сторонами жизни и освящает их. Более того, рассуждая о счастье, св. Феофан пишет своей корреспондентке: «Я же потихоньку Вам скажу, что пока Вы не в духе живете, не ждите счастия. Душевная и телесная жизнь при благоприятном течении, дают что-то похожее будто на счастие, но это бывает мимолетный призрак счастия, скоро исчезающий» [29: 55].
Героиня рассказа будет рассуждать о счастье словами Платона Каратаева именно в этом смысле, что говорит о ее глубоком рациональном понимании собственной натуры. Кульминационным моментом, в который внутренние противоречия героини доходят до предела и происходит коренной перелом в ее жизни, является краткий период — прощеное воскресенье заключительный день Масленицы , чистый понедельник первый день Великого поста и последующая ночь. В прощеное воскресенье вечером вопреки обыкновению героиня встречает своего возлюбленного одетой во все черное, напоминая ему о том, что завтра уже чистый понедельник и цитируя в разговоре с ним первые слова великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего», в которой верующие испрашивают у Бога среди прочего «целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве» [22: 369]. Однако события этих дней завершаются близостью героев, имевшей место уже в самом начале поста — в чистый понедельник. Ее падение можно объяснить многими причинами, и, вероятно, многие будут достоверными. Героиня ищет счастья — это очевидно из ее рассуждения о счастье словами Платона Каратаева, из ее слов о том, как ей хорошо было на богослужениях. Рационально, скорее всего, она понимает, что его нет и не может быть в увеселениях и нецеломудренной любви, но героиня не хочет и не способна остановиться в своих поисках, пока не исчерпает их.
При всей сложности мотивации поступка героини важно понимать, что это падение, совершенное в пору, предназначенную для особого покаяния — это то событие, которое могло стать и стало сильным потрясением, способным заставить человека изменить всю свою жизнь. Также блудный сын из евангельской притчи приходит в себя, встает и идет к отцу, чтобы принести покаяние только тогда, когда он доходит до предела греха, с одной стороны, и до предела отчаяния — с другой. Автор «Чистого понедельника» не ставит перед собой задачи продемонстрировать аскетически правильный путь духовной жизни и покаяния — указать на то, что человеку важно обратиться к Богу и покаянию перед Ним сразу при появлении искушения, но он достоверно констатирует то, как духовная жизнь может протекать у человека на самом деле, в реальной жизни — через чреду грехов, через тяжелые падения к покаянию. Автор, пожалуй, не был бы до конца честен, если бы его героиня после падения просто оставила бы мирскую жизнь и приняла постриг. Бунин демонстрирует сложность реальной жизни. Героиня пишет своему возлюбленному: «пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг… Пусть Бог даст сил не отвечать мне — бесполезно длить и увеличивать нашу муку…» [7: 198]. Здесь следует обратить внимание на то, что путь ухода от мира и покаяния не дается и не дастся героине легко, на этом пути ее также будут мучить страсти, сомнения, воспоминания — описывая вечер их неожиданной встречи в Марфо-Мариинской обители спустя почти два года после этих событий, герой говорит, что он был таким же, «как тот незабвенный» — и он не забыл, и она не забудет.
Его возлюбленная говорит об их общей муке, и это свидетельство ее любви к герою, но и ее уверенности в том, что вместе они не смогут быть счастливы. Смысл финала рассказа применительно к отношениям героев можно истолковать следующим образом: героиня всматривается в темноту подобно жене библейского Лота, которая оборачивается, чтобы посмотреть на оставленный ею дом. В этом взгляде можно усмотреть свидетельство того, что прежние искушения, воспоминания о прошлом являются спутниками героини и на избранном ею пути, по которому она идет вслед за отрекшейся от себя за Христа преподобномученицей Елисаветой. Таков закон духовной жизни: уход от мира и вступление на путь к Богу — это не венец жизни, а только начало настоящей борьбы со своими страстями. Подводя итог обзору основных христианских идей в ключевых прозаических произведениях И. Бунина о любви, важно отметить, что рассмотрение данных работ писателя в контексте христианского учения о человеке имеет прочные основания в тексте самих произведений. Систематическое истолкование разбираемых рассказов и повести указывает на их глубокие христианские корни.
Исходя из результатов предварительного анализа рассказов «Легкое дыхание», «Солнечный удар», «Чистый понедельник» и повести «Митина любовь», можно сделать вывод о том, что исследование религиозно-нравственного аспекта данных произведений способно существенно изменить общепринятые тенденции восприятия творчества И. Бунина, и предоставить возможность для успешного использования рассматриваемых произведений для воспитания в молодом поколении нравственности. Александр Дубинец: — Интерес к Бунину в последние десятилетия, связанный с оценками: «последний классик», «первый нобелевский лауреат», «буддист», православный» — показывает некоторые преобладающие тенденции в буниноведении, которые часто упрощают и закрывают, ручаясь теми оценочными одномерными интерпретациями, принципиальную антиномию бунинского творчества и интереса к европейской архаике и экзотике. Взять хотя бы стихи: Сказка о козе Затвердели, как камень, тропинки, за лето набитые. Ты одна, ты одна, страшной сказки осенней Коза! Расцветают, горят на железном морозе несытые Волчьи, божьи глаза. Ра-Озирис, владыка дня и света, Хвала тебе!
Я, бог пустыни, Сет, Горжусь врагом: ты, побеждая Сета, В его стране царил пять тысяч лет. Не исказятся ли и не присвоятся ли тексты Бунина интерпретациями ведущих направлений в буниноведении? Если да, то как избежать этого? Если нет, то как исследователь справляется с этими проблемами? Александр Родин: — При исследовании творчества любого писателя следует избегать клиширования и развешивания ярлыков, которые, действительно, могут привести к однобоким и глубоко субъективным оценкам. Вместе с тем исследователь всегда имеет определенную свободу в выборе отдельного аспекта творчества и соответствующего этому аспекту метода исследования. Например, говоря о позднем творчестве Бунина, можно выбрать для анализа рассказ «Чистый понедельник».
Так называемый режим Виши будет создан в два молниеносных шага — 10 и 11 июля — внесением изменений в конституцию и роспуском парламента. Будут введены продуктовые карточки и запрет на свободную продажу хлеба. Через месяц Бунин, несколько оторванный от французской жизни, отметит в дневнике свои наблюдения: «Начинает юдофобствовать и Франция». Перед отъездом в Пиренеи в начале июня 1940 года он записал: «Страшно подумать — 17 лет прошло с тех пор, как мы поселились в Грассе, в этом удивительном поместье Villa Montfleuri, где тогда как раз вскоре расцвели лилии! Думал ли я, что в каком-то Грассе протечет чуть не четверть всей моей жизни! И как я тогда был еще молод! И вот исчезла и эта часть моей жизни — точно ее и не бывало». Так что уже тогда у него было такое чувство, что прошлое распадается на куски, летящие затем в пасть времени, а он перепрыгивает с одного на другой, будто с одной льдины на другую во время ледохода, но темп становится все яростней, и твердая поверхность уходит из-под ног все быстрее и быстрее, и он уже не поспевает за этим движением, пока, наконец, у него не остается сил скакать с одного куска на другой и вновь еще на один, потому что он уже стар, печален и устал, и он все сильнее чувствует, что на какой-то из этих льдин ему придется остаться, исчезнув вместе с ней.
После возвращения из неудачного побега в Пиренеи это чувство, должно быть, в нем возросло, и, вероятно, именно тогда он осознал, скорее осознал, чем решил, что больше бежать уже не будет, что бы ни произошло. Он осознал, что еще одной эмиграции в его жизни не будет. Наблюдая за тем, как друзья и знакомые один за другим уезжают в Америку, он даже разрешил кому-то оформить для него и Веры очень сложные в получении американские визы, но об отъезде в другую страну, где ему пришлось бы начинать все сначала, он уже серьезно не думал. Июль 1940 года застал его все в том же месте, что он был и в июне, но сам он уже не был прежним — то, что ранее надломилось в нем, теперь окончательно треснуло. Вилла «Жаннет», в отличие от более скромных и расположенных ниже вилл «Монфлери» и «Бельведер», которые Бунины снимали в предыдущие годы и с радостью снимали бы и дальше, если бы кто-то их не надоумил, была окруженным высокими стенами огромным в стиле средиземноморского Юга поместьем. Она принадлежала англичанке, некой миссис Юльбер, которая поспешно уехала в Англию во время войны и именно из-за этой поспешности взяла плату только в двенадцать тысяч франков в год. Когда французская кампания закончилась, миссис Юльбер — Бунин назвал ее в связи с этим «старой дурой» — подумала, что могла бы заработать больше на «Жаннете», но «наши» сумели объяснить ей, что это была идея, далекая от реальности, не учитывающая положение русских эмигрантов во Франции. Художница Татьяна Логинова , находившаяся в то время на «Жаннете», вспоминает: «Хорошая, барская обстановка, изумительный вид на Грасс — все это подбодрило Буниных.
Вилла была одной из последних по Наполеоновской дороге, почти при выезде из Грасса. Над ней в саду возвышалась каменная часовня, а за часовней сразу начинался хвойный лес. Нужно было полчаса, чтобы подняться из Грасса по сокращенной дороге: по крутым тропинкам и лестницам мимо кактусов и запущенных огородов». Горное расположение виллы «Жаннет» и самого городка заслуживает немного большего внимания, чем ему посвятила Логинова, которая пишет об этом подъеме, высоте и крутых склонах так, что это можно было бы воспринять как риторическое преувеличение. Между тем Грасс, особенно если добираться до него с побережья, со стороны Канн , а не с севера или по кружному далекому от моря пути, не столько кажется холмистым, сколько обрывистым и вообще непригодным для проживания. Дома всех оттенков охры возвышаются вдоль извивающейся и уходящей резко вверх дороги, на уступах, вырубленных в скалах, и у непривыкшего к таким высотам гостя с равнин постоянно кружится голова и возникает ощущение, что, задержись он на мгновение, попытайся остановиться и оглянуться назад, то потеряет точку опоры и соскользнет на двадцать километров вниз — прямо в море. Думаю, когда Бунин приехал в Грасс, он был, как и я, гостем с равнин. Однако плодородная степь Орловской губернии, где у его родителей было имение и где он сам вырос, простиралась широко и полого до самого горизонта, и больше всего Бунина пугала в детстве именно эта огромная горизонтальная бесконечность соединения земли и неба.
Полное отсутствие вертикальных объектов — даже холмов и лесов, — которые ограничивали бы эту горизонтальность, или даже просто преград, которые оказывали бы любое вертикальное сопротивление ее горизонтальным просторам и позволяли бы преодолеть страх поглощения одновременно имманентной и трансцендентной бесконечностью.
Убедиться в твоей верности мне теперь особенно приятно — ты стала совершенной красавицей, и я имею на тебя самые серьезные виды. Какая рука, шея и как соблазнителен этот мягкий халатик, под которым, верно, ничего нет! Она засмеялась: — Почти ничего. Но и ты стал хоть куда и очень возмужал.
Живой взгляд и пошлые черные усики... Только что это с тобой? Ты за эти два года, что я не видала тебя, превратился из вспыхивающего от застенчивости мальчишки в очень интересного нахала. И это сулило бы нам много любовных утех, как говорили наши бабушки... Если в тексте угадывается поза, то обязательно миссионерская.
Бунин и тут стал исключением: в сборнике «Темные аллеи» есть два намека на иное положение любовников. Герои бунинской «Антигоны» во время их первой близости явно находились в вертикальном положении: Читать отрывок «И он с веселой дерзостью схватил левой рукой ее правую руку. Она, стоя спиной к полкам, взглянула через его плечо в гостиную и не отняла руки, глядя на него со странной усмешкой, точно ожидая: ну, а дальше что? Он, не выпуская ее руки, крепко сжал ее, оттягивая книзу, правой рукой охватил ее поясницу. Она опять взглянула через его плечо и слегка откинула голову, как бы защищая лицо от поцелуя, но прижалась к нему выгнутым станом.
Он, с трудом переводя дыхание, потянулся к ее полураскрытым губам и двинул ее к дивану.
Он учит всех нас любить, причем правильной эстетичной любовью», — считает Сергей Цветков. У Бунина практически нет любовных хэппи-эндов. Но, по мнению педагога, это очень важно именно для детей. Потому что автор показывает не только романтизированные первые свидания, но также учит еще и тому, что не каждая любовь приносит счастье, что любовь бывает разной. Сейчас вот все говорят про абьюзеров и абьюзные отношения, у всех вдруг они появились, а Бунин еще век назад написал об этом.
Так что тот факт, что у него очень часто любовь несчастная, — еще одно очень классное замечание к тому, что Бунин готовит детей к жизни», — отмечает педагог. Нетипичное произведение Бунина с завораживающими кинематографичными описаниями. Ты в мельчайших деталях представляешь в голове все написанное вплоть до того, какие у господина из Сан-Франциско запонки и какой у него запах изо рта.