↑ Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт назначен временно управляющим Владикавказской епархией Архивировано 15 марта 2016 года. На первой седмице Великого поста архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт обратился к своей пастве со словом о назидании смертью. Гостем авторской программы председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, главного редактор «Фомы» В.Р. Легойды «Парсуна» стал архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Временным главой Бакинской епархии стал архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт.
Архиепископ Феофилакт: «Мы должны готовиться к встрече наших воинов»
И вот об этом чаще, может быть, говорят внешние. Но понятно, что люди, живущие в Церкви, они, наверное, лучше знают и больше этого видят. Тем более священники. Тем более архиереи. Вот вы, когда сталкиваетесь с этим темным двойником Церкви, как вы считаете — это испытание веры?
И как вообще человеку реагировать на то, что он видит? Вместе с человеком удивляться. Вместе с человеком, который увидел, услышал, почувствовал что-то, вместе с ним разделить его тревогу, его надежду, его непонимание. Не говорить ему: ты просто неправ.
Действительно, от человека падает иногда тень. Вот об этом мы уже сегодня говорили. И с этими тенями не так-то просто бороться. Но для того, чтобы она становилась короче, нужно свет подымать выше — и все.
Нужно этот свет подымать вместе: ну давай мы вместе что-то попытаемся поменять в этой ситуации настолько, насколько мы сможем. Но самое главное — побеждая зло добром, самому не стать побежденным злом, как говорит святой апостол. Вот очень важно, чтобы эта твоя борьба со злом не начала тобой владеть и ты сам не превратился в это состояние… этой раздраженности, этого зла. Любить людей и ненавидеть грех.
И подымать свет повыше. Вы сказали, правда, имея в виду ситуацию на Кавказе, но такой общий тезис, очень интересный, вы сказали: любая провокация — это испытание веры». Применительно, видимо, к конкретным ситуациям. Так вот, у меня вопрос такой.
А как все-таки, если это провокация — не просто какой-то вопрос, о чем мы сейчас поговорили, а именно провокация — как отвечать на провокацию, или не отвечать, как сейчас, знаете, говорят в социальных сетях: не кормить тролля, да? Вот как — отвечать на провокацию? И как это испытание пройти? Владимир Романович, вы знаете, наверное, какого-то уникального я для себя не нашел ответа на этот вопрос.
Потому что каждый раз не могу понять до конца быть уверенным в том, что я сейчас не обращаю на это внимание — это правильно, или, наоборот, в том, что я обратил на это внимание, — это правильно? Трудно, наверное, как-то сказать, какое должно быть мерило. Но в любом случае всегда, когда я об этом задумываюсь и когда кто-то откровенно провокативно ведет себя — у нас, к сожалению, нередки такие случаи, особенно на Кавказе, связанные с разными историческими наследиями, — так вот, я всегда представляю себя перед Ним: Господи, ну моя главная задача —защитить наши пусть это никого не удивит с Тобой отношения, мне главное — остаться человеком. Ну не в том смысле, как о тебе скажут и что подумают.
А в том смысле, как моя молитва, общение с Ним не изменятся после того что я сделаю. И для меня это главней. И если я сейчас считаю, что сейчас нужно именно взяться за молитву, а не за телевизионную камеру и не организовать пресс-конференцию, а пойти послужить молебен, то я пойду служить молебен. Владыка, а знаете, вы вот сейчас это когда говорили, я вдруг вспомнил — по-моему, это в каком-то древнем патерике, — когда какого-то подвижника, старца, вот его поносили, о нем говорят, что он там блудник и все.
И он все время говорил: «Да, да, вот я грешен, грешен». И он со всем соглашался. Пока не дошло до обвинений в ереси. Сказали вот: «Еретик», он сказал: «Нет.
Веру никогда не предавал. И у меня две мысли возникло. Очень интересно вы сказали, что бывают ситуации, когда, правильно я вас понимаю, что даже клевещут, но вы не собираетесь немедленно собирать всех знакомых журналистов и опровергать, а просто идете молиться — правильно? Совершенно верно.
А вот если древний подвижник, если я ничего не путаю, но, по-моему, там был единственное — это когда вот обвинение в ереси терпеть нельзя. А у вас есть какие-то вещи, когда вот, ну не знаю, это, может быть, касается не вас лично, а монастыря или еще чего-то, когда вы все-таки выйдете под камеры и что-то объясните, ну или благословите кого-то? Или это от ситуации все равно зависит? Это всегда зависит от ситуации.
От ситуации. Самое главное, конечно, невозможно не согласиться с древним патериком. Ведь самое важное, когда, если дискуссия переходит в область веры и речь идет о вероучительных истинах, речь идет об истинности богопочитания, иконопочитания, истинности, святости храма, здесь, конечно, молчать нельзя. Речь идет о том, что является присутствием Божием в нашей жизни — видимым, осязаемым.
И вот к этому, к тому, что можно осязать, нужно относиться всегда с трепетом. И здесь об этом, во всяком случае, нужно сказать. Но ведь можно сказать по-разному. Ну можно выйти, сказать: вы тут такие-растакие… Да, сякие, а мы хорошие.
А что, не так? А на самом деле ведь можно вообще сказать о том, почему тебе это больно. Вот и сказать, мне тут говорят некоторые: вы знаете, вот вы можете — или не можете — в этом храме молиться». А я на это отвечаю очень просто: «А я не могу своей совести приказать мимо храма пройти и не помолиться в нем.
Ну не могу». Ну никакой закон, никакие договоренности, никакие положения музейных сообществ не могут меня заставить пройти мимо святыни и не помолиться в этой святыне, около этой святыни. Уж простите, но не слушается меня моя душа. И тогда, может быть, у человека появится другой аргумент.
Может быть, он наконец-таки перестанет подозревать умысел... Да, да, да. И какие-то и слабые, и сильные стороны, но — человеческие. Есть такая шутка, что из обычных, простых людей спасается каждый второй, а из архиереев — каждый сотый.
Это плохая шутка? Это первый вопрос. И вообще, как жить вот с такой ответственностью наследника апостолов — это дает большую надежду или это неправильно поставленный вопрос? Владимир Романович, не знаю, кто там посмеется и где мы окажемся.
Спасение, оно ведь, естественно, не безусловно от твоего положения. Оно в прямой зависимости от твоего отношения к людям. Ведь все то, что происходит в моей надежде, как архиерея, по отношению к другим людям, — это проекция того, как бы я хотел вот реально, чтобы со мной однажды произошло. Это такие дела впрок.
Однажды они мне понадобятся. Вот это то, что ты откладываешь на будущее. Не могу сказать, что стало как-то легче. Вот я помню себя священником очень хорошо, когда сложная ситуация, ну, не знаю, что делать.
Ну есть же всегда звонок другу. А я позвоню владыке и спрошу у него. Да, да, да, как благословят. А здесь ты понимаешь, что позвонить ты уже никому не можешь.
Не потому, что друзей нет. Вот, слава Богу, очень много друзей, и архиереев. Но потому, что нужно решение принять тебе самому. И однажды я спрашивал духовника: «Как поступить вот с этим священником в этой ситуации?
И это помогло сохранить надежду, что эта ситуация будет разрешена лучшим способом, насколько это возможно. Владыка, ну то есть все-таки у вас остается звонок другу, точнее звонок духовнику. А были у вас ситуации, когда вы звонили, спрашивали совета, а потом не получалось это благословение духовника исполнить, вот уже когда вы стали архиереем? То есть и когда вы не могли исполнить то благословение, которое дал духовник?
Да, да, конечно. И потом приходилось об этом тоже говорить. Ну естественно: «Простите, я это не смог сделать». Без объяснений.
Если спросят — почему, тогда объясняю. А не спросят, так и останусь виноватым. Ну а как же говорят: Вот если ты не готов следовать, вот если ты не готов любое благословение принять, то ты и не спрашивай. А что спрашивать-то.
Не получается все равно? Вы знаете, нет, не получается. Не всегда получается. Честно, как есть — ну не всегда.
Это означает, что вот эта виноватость неполучившегося, она, конечно… ну я же понимаю, почему это не получилось, ну я же понимаю, что тут я себя очень много добавил, вот в этот рецепт спасения слишком много я добавил себя. А поэтому он почти несъедобный стал. Вот поэтому вышло все так, как вышло. Ну надо всё заново начинать … делать салат.
Владыка, а вот еще один, если позволите, личный такой вопрос, связанный вот с радостью и с ее, точнее с ее отсутствием. А вот чувство, когда кажется, что надежды нет, вот такое, то, что иногда называют богооставленностью, оно вам знакомо? А что вы делаете, когда вот?.. Такое было на войне, в Грозном, когда вокруг все было очень безнадежно.
И прислушивался: вот, вот заговорит… Ну и услышал потом. Слава Богу, все хорошо. Ну хорошо в том смысле, что, слава Богу, и война закончилась, и многие люди поменялись. Печально, что многие друзья там навсегда остались.
Но это молчание, оно не… это не бессилие. Это не тогда, когда ты уже ничего не можешь сделать. Это как раз то последнее, что ты можешь сделать. Ждать, очень трепетно ждать, пока Он ответит.
Не перебивать Его молчание. Потому что оно не от того, что Он ничего не хочет или не готов сказать, а от того, что просто нужно мое состояние, чтобы я услышал. Он говорил, несомненно Он говорил, но я не слышал ведь ничего. Эти погромы, бомбежки, знаете, рейды, чистки и все прочее — просто не слышал за шумом всего, этих страхов, ужасов, что Он говорил.
А потом все стало на свои места. Владыка, хочу вас спросить о монастырях. Вот монастыри в истории Церкви нашей, они всегда давали человеку какую-то надежду. И может быть, в каждое время — свою какую-то надежду.
Оптина пустынь в XIX веке, — это вот надежда для всех. Люди приходили, получали ответы на свои вопросы — от Толстого и Достоевского до простых. А вот в современной, сегодня в русской Церкви монастыри для вас прежде всего какую дают надежду, или, может быть, должны давать надежду? Тебя там послушают.
Вот там ты точно нужен. И вы знаете… Как, вы имеете в виду — кого послушают, любого человека? Любого человека. И вы знаете, мне кажется, что это так глубоко вложено во всех нас — в русских, славян, православных: ну там то уж точно тебя не выгонят.
Недавно — расскажу такую смешную, если можно, историю — один какой-то молодой парень приехал на мотоцикле в наш монастырь, сделал селфи, фото. Все как положено. Разместил это в социальной сети с хештегом, который у нас на заборе монастыря указан, мол: отмечайте, это интересно. И пишет: «Все, ухожу в монастырь».
Ну пошутил так. Пошутил так. А наш благочинный ему отвечает: «Приходите, ждем». Интересна реакция.
Ну вот чтобы прямо пришел в монастырь, ну я думаю, что посетил. Интересная реакция была его друзей. Парня этого. Потому что они говорят: «Ну теперь надо делать».
Все, да, да. Как честный человек, нечего делать.
За богослужением архиепископ Феофилакт совершил хиротесию во иподиакона студента Санкт-Петербургских духовных школ чтеца Ивана Фещенко. После литургии Владыка возглавил крестный ход, совершил славление пророка Илии и обратился к верующим с проповедью.
Онлайн требуется установить Яндекс. Браузер Дорогие друзья Мы не просим у вас милостыню.
Мы ждём осознанной помощи от тех, для кого телеканал «Союз» — друг и наставник. Цель телекомпании создавать и показывать духовные телепрограммы.
И что обидеть слабого, оттолкнуть нуждающегося — это позор?
На Кавказе всегда умели сопротивляться ненависти, глупости, провокации. Не могу не согласиться с мнением уважаемых муфтиев Северного Кавказа о том, что национализму и ксенофобии нет места в нашем многонациональном и многорелигиозном доме. Искренне надеюсь, что горячие головы прислушаются, как велит обычай, к мудрости старших в семье, в селе или городе, в умме, а горячие сердца наполнятся состраданием и молитвой за тех, кто в этом очень нуждается.
Актуальная тема — 17 октября. Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт
Сегодня мы молимся о своей Родине, о своей России, о своем доме, в котором радостно живут наши дети, – сказал архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Накануне, в День семьи, любви и верности и в День памяти благоверных Петра и Февроньи, республику посетил Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт. Глава КБР Казбек Коков провел встречу с архиепископом Пятигорским и Черкесским Феофилактом, который находится в Кабардино-Балкарии с рабочим визитом. Лариса Антышева, Варвара Мовчанова и Виктория Ендовицкая - получили из рук архиепископа Феофилакта дипломы и сертификаты на паломничество к святыням Санкт-Петербурга.
Архиепископ Пятигорский Феофилакт: «В истории России межрелигиозных войн никогда не было»
Ну а вот… ну есть такая точка зрения, что власть архиерея, она в его епархии ничем… Это так — не так? Вообще, тяжело это, вы чувствуете вот это испытание властью? Вам приходится что-то терпеть, с чем-то бороться? Самое тяжелое испытание властью — когда от тебя требуют принять решение. Требуют — в смысле кто-то? Принять решение. Или обстоятельства? Ну вот, к примеру, происходит ситуация сложная: конфликт на приходе между одними и другими.
Бывает, что и священник в этот конфликт каким-то образом вмешан. И от тебя требуют принять решение. И одна сторона права, и другая. И когда ты говоришь о том, что нужно нам примириться, найти какие-то пути, другие решения... Вот здесь это всегда очень непросто. Знаете почему? Потому что ты же понимаешь, что ты это делаешь для того, чтобы удовлетворить справедливость.
Но у каждого она ведь своя правда... А значит, нужно искать что-то другое. Значит, нужно что-то вместе сделать. По-разному складываются ситуации, по-разному. Но всегда встречаюсь с людьми. И когда говорят: «Вот давайте сделайте так», я говорю: «Вы знаете, я своей властью благословляю собрать весь приход, приеду пообщаться. Вот мы...
А что касается безграничности — не знаю, не согласен. Господь такие границы кладет. Ты думаешь: вот я сегодня сделаю так. Потом, если вовремя вспомнишь слова апостола: «Если Бог даст», то сделаешь. А если не вспомнишь, то навряд ли сделаешь. То есть здесь очень быстро могут поставить на место. Всё очень быстро меняется.
И знаете, у святителя Игнатия как-то в одном из его писем прочитал удивительные слова, когда он говорит, что архиерей — это, в общем-то, человек, который владеет над своим сердцем и должен владеть над своим сердцем. Вот, наверное, самую большую силу власти или удовлетворение от нее я чувствую тогда, когда что-то удается в себе самом поменять, заставить себя что-то сделать: наконец-таки взялся дочитать эту книгу; наконец-таки поехал на прогулку велосипедную. Вот это власть над своим сердцем. Наконец-таки смог простить, наконец-таки смог простить. Владыка, а вот нет какого-то конфликта монаха и архиерея? Все-таки монах —находящийся в послушании, как сейчас говорят, по определению. Хотя понятно, можно спорить: значит ли это, что монах у всех вообще в послушании.
Это же тоже не так. Это особая такая история. Но архиерей, он все-таки реализует властные полномочия. Вот у вас, в вас лично монах и архиерей не борются? Раньше боролся, пока я не жил в монастыре. Вот сейчас живу в монастыре, и эта борьба как-то сама собой прекратилась. Потому что ты, с одной стороны, понимаешь, что ты — насельник монастыря и священноархимандрит не по сану, а по тому, что ты там находишься, и в общем-то, от тебя требуются определенные поступки, шаги, первые решения, образец.
Что ты выходишь во двор к братии не для того, чтобы сказать им, как надо делать, а в общем-то, они же смотрят на тебя, и вольно-невольно то, что ты делаешь сам, делают другие. И вот и все, вся борьба на этом закончилась. А до этого почему была? Ну до этого была, потому что тебе всегда, ты убежден в том, что из опыта… не личной жизни, а какого-то начитанного из правильных книжек ты знаешь, как надо. И еще потому, что ну вот так как бы складывались обстоятельства жизни, что, живя в каком-то другом пространстве, ты живешь в другой атмосфере — людей, звуков, гостей, разговоров, проведенного вечера. А монастырь, он и хотя не имеет высоких стен, но какие-то хорошие стены внутри стали тебя. И вот это твое пространство перестает наполняться ненужным.
И этого монашеского, этой какой-то свободы становится больше. Это наша следующая тема. И вы сегодня уже вспомнили первую чеченскую кампанию и то, что вы тогда переживали. Я, если позволите, хочу напомнить один эпизод, который вы как-то в интервью описали. Когда вы шли по улице в Грозном и после авианалета увидели женщину, которая шла и тянула на санках какое-то кресло из парикмахерской, непонятно, зачем оно ей нужно. И вы к ней подошли, а она, видя, что вы священник, сказала: «Есть ли Бог? А она посмотрела на вас, вот на все вокруг, на кресло это нелепое и сказала: «Мне кажется, что нет».
А вот в ситуациях, когда человек не прощает Бога, вот в таких… ну это же карамазовский вопрос, это, собственно, то, что сказала вам эта женщина, то же самое, что Иван говорил Алеше, да? Вот вы что говорите в таких ситуациях человеку? Нет такой, знаете, вынутой таблетки, которая тут же от этого избавит. Нужно помолчать с человеком, побыть еще немножко. Я той женщине тогда говорю: «Давайте я вам помогу дотянуть эти ваши санки». А я вас как раз хотел спросить. А у вас продолжение было?
То есть вы ей просто помогли эти санки… Да, да, говорю: «Давайте эти санки дотяну». Просто прошлись там несколько шагов. Мне вот: «Я пришла». Ну помоги вам Бог». Мне кажется, она потом… я не знаю, я больше никогда эту женщину не встречал, но мне кажется, что она потом не раз еще возвращалась к этому моменту. Ведь в этот момент в своей жизни, когда ей казалось, что все ее оставили и прежде всего — Бог, она все же шла не одна. И если она до конца будет честна, перед собой хотя бы, она тогда скажет: «Да, Господи, Ты шел рядом со мной вот этим неизвестным человеком».
И в общем, так же происходит и в жизни. Все наши обиды к Нему — это тогда, когда мы слишком высоко задираем голову и не смотрим по сторонам. Бог, Он же ведь не сверху смотрит — изнутри. И помогает Он не сверху, а рядом: справа и слева. Вот и действует так же. Но, если человек до конца честен, он все равно почувствует в своей руке чужую руку. И этого хватит, даст ему сил сказать: «Господи, ну хоть за это спасибо».
И начать по-другому жить. Бог не нуждается в том, чтобы мы Его прощали или не прощали. Он нуждается в том, чтобы мы Его любили. Но в том смысле, что без этого тогда мы перестаем быть счастливыми людьми. Вот и всё. Владыка, а вот про прощение еще хотел вас спросить. Я часто священникам задаю этот вопрос.
Ну потому что для меня, у меня естественно нет этого опыта — это опыт исповеди со стороны того, кто исповедует. И как переживать то, что ты слышишь? И всегда, ну или часто, мне говорили священники, что человек же Богу исповедуется, он же не мне исповедуется. И священник это понимает. И вот по крайней мере на этом все делают акцент, что мы хорошо понимаем, что «аз только свидетель есть». А ну вот смотрите, какая получается штука. Исповедуется человек Богу, но епитимью же вы накладываете.
Вот как здесь, какой здесь критерий? Это же, собственно, вы же принимаете решение в конце: допускаете человека к причастию или не допускаете. Это вообще сложно, это тяжело? Да, сложно. И знаете, я сознаюсь, как на исповеди, что даже после того, как принял исповедь, поговорил с человеком и наложил определенную епитимию, долго размышляю: вот не то, что там хороша не хороша не, сложна несложна, отвечает преступлению или нет сделанному. Нет, размышляю о том, что вот как этот человек это теперь выполняет. И потом переспрашиваю.
Вот я тебе сказал вот это делать. Но давай вот приходи, вместе поклоны положим или вот это правило прочитаем. Как раз мне правило читать надо, вот вместе почитаем». Я исповедую не очень много людей. Это в основном те, кто как-то находится в такой близкой орбите общения. А когда я помню себя, еще в то время, когда еще был священником на приходе, то тоже самое. Мерило всегда одно — что человеку сейчас нужней.
Ну это чувствуешь, это Господь открывает тебе. Вот ты совершенно понимаешь, что человек пришел не просто с пониманием, что он сделал что-то дурное, а с тем, чтобы от этого дурного избавиться, ему теперь нужно сделать что-то другое. Ему нужно это сделать. Вот, знаете, бывают такие вещи, когда говорят: «Я просыпал мусор». Но чтобы избавиться от него, нужно его собрать. Нужно что-то сделать другое. Не просто ходить и печалиться: надо же, вот эта куча валяется.
Так и здесь. И бывают моменты, когда нужно что-то делать, когда нужно ограничить человека в его свободе. Когда налагаю епитимью в том числе и для священников. И когда я понимаю, что эта невозможность предстоять у престола на какое-то время связана с тем как раз, что нужно пособирать и вынести мусор. И это нужно сделать. Иначе не будет никакого толку для самого священника. Куда он вернется от Престола — вот к этой мусорной куче?
Владыка, а вот у меня складывается впечатление, что либо вы читали мой сценарий, либо вы просто, как говорится, страдаете прозорливостью. Вы про друзей сказали, про ближний круг. А я как раз хотел спросить: а вот друзей тяжело исповедовать? Ну это же все-таки у вас с человеком близкие… Да. Я более того скажу, Владимир Романович: друзьям тяжело исповедоваться. Потому что вы вот... Потому что да.
Ну потому что это твой друг, и когда ты идешь к нему на исповедь: и духовник, и друг — это намного тяжелей. Намного тяжелей. То есть исповедоваться друзьям тяжелей, чем исповедовать друзей? Ну да, да. Я поэтому…. И тогда можно этим утешаться, что, может быть, и не надо… Я так, кстати, иногда и говорю своим друзьям: «Знаешь, мне тоже ехать на исповедь к другу. Не переживай».
Владыка, а у меня есть один такой подлый журналистский вопрос. Вот вы исповедуете какого-нибудь благодетеля и понимаете, что, в общем, надо ему мусора сейчас насобирать столько, чтобы… Ну а как он отреагирует, Бог его знает. Бывают такие мысли? Здесь есть сложности? А вы знаете, обычные люди, они тоже этого ждут. И когда ты говоришь, что нужно сделать вот так или поступи так, что вот тебе это дело, которое нужно выполнять теперь постоянно». Человек говорит: «Спасибо».
Ну то, о чем вы уже стали говорить… Да. Да, как мне, им тоже хочется искренности, в отношениях, а не…. Ну конечно. Никому не нужна договоренность. По крайней мере в храм когда человек, да, приходит. Уж тем более.
Пренебрегая православной культурой, как основой фундамента нашего общего кавказского дома, мы рискуем потерять и всё многоцветие наших уникальных культур, допустив перекраску общества в радикальные черно-белые тона», - отметил Владыка. В следующем году запланирован курс лекций для духовенства и активных мирян с привлечением религиоведов, посвященный теме открытых дискуссий с инославными по чувствительным вопросам. О воинах Отмечая изменения в обществе, которые происходят в связи со специальной военной операцией, архиепископ Феофилакт благословил особое внимание уделять воинам, которые нуждаются в пастырской заботе после возвращения с СВО. Быть готовыми помочь, поддержать, утешить наших героев, вернуть их к мирной и счастливой жизни», - сказал Архипастырь. По итогам обсуждения доклада и ответов на вопросы собрание приняло решение организовать обучение по реабилитации и социализации вернувшихся участников боевых действий. О духовенстве Центральной темой обращения Владыки к собравшимся стало рассуждение о современной христианской жизни священников, как добром пастырском примере для прихожан: «Всё что мы совершаем может делаться только ради Христа и именем Христа. Мы — Христовы.
Студенты узнали, что такое «точка возврата». Человек — архитектор своей жизни. Всевышний — его соавтор. Мы неизменно можем начать все сначала, вернуться к «точке возврата». То есть всегда есть возможность исправить свои ошибки. А помочь в этом могут наши близкие, те, кто находится рядом с нами, — продолжал архиепископ Феофилакт.
Ашхабада в Патриаршем духовно-просветительском центре состоялось пленарное заседание регионального этапа XXXII Международных Рождественских образовательных чтений «Православие и отечественная культура: потери и приобретения минувшего, образ будущего». После докладов и дискуссии хоры храмов столицы Туркменистана дали для участников чтений небольшой концерт. В тот же день состоялось собрание духовенства Патриаршего благочиния. Это единство продолжает подвергаться испытаниям. Я благодарю вас за верность Матери Церкви и призываю бережно хранить нашу соборную общность», — сказал архиепископ Феофилакт.
Архиепископ Пятигорский Феофилакт посетил православные приходы Туркмении
Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, временно управляющий Бакинской епархией, совершил очередной архипастырский визит в столицу Азербайджана. На первой седмице Великого поста архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт обратился к своей пастве со словом о назидании смертью. новости прихода. 24 июня 2023 года митрополит Казанский и Татарстанский Кирилл и архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, временно управляющий Бакинской епархией, совершили молебен апостолу Варфоломею у Девичьей башни в центре Баку. Николаю Кашурину была вручена Архиерейская грамота от главы Пятигорской и Черкесской епархии – «с благодарностью за труды и в ознаменование 10-летия Пятигорской епархии».
Временным главой Бакинской епархии стал архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт
Пятигорского и Черкесского Феофилакта (Курьянова) из Пятигорской епархии, не связывался с самой епархией для обсуждения вопросов, сообщил РИА Новости представитель ископ Феофилакт возглавляет Пятигорскую епархию с 22 марта 2011 года. Так, Денис Анатольевич Курьянов, архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, был удостоен Ордена Почета «за вклад в сохранение и развитие духовно-нравственных традиций, многолетнюю благотворительную и общественную деятельность». Представители организации «Конгресс карачаевского народа» заявили, что пожалуются Константинопольскому патриарху на архиепископа РПЦ Пятигорского и Черкесского Феофилакта (Курьянова), сообщает издание «TRT на русском». С молитвой о каждом из вас, Феофилакт, архиепископ Пятигорский и Черкесский. Архиепископ Феофилакт. С молитвой о дочерях Евы, которым и камни не боль, и снег не холод! По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт возглавил престольные торжества храма апостола Филиппа в Шардже (ОАЭ).
Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт освятил целебные источники Кисловодска
Так, Денис Анатольевич Курьянов, архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, был удостоен Ордена Почета «за вклад в сохранение и развитие духовно-нравственных традиций, многолетнюю благотворительную и общественную деятельность». Пасхальное послание архиепископа Пятигорского и Черкесского Феофилакта духовенству, монашествующим и мирянам Пятигорской и Черкесской епархии. ↑ Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт назначен временно управляющим Владикавказской епархией Архивировано 15 марта 2016 года. Архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт (Курьянов) назначен временным управляющим Бакинской епархией вместо умершего архиепископа Бакинского и Азербайджанского Александра. 13-18 октября 2022 года временно управляющий Патриаршим благочинием приходов Русской Православной Церкви в Туркменистане архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт совершил рабочую поездку на приходы страны.
Архиепископ Феофилакт молитвенно почтил пророка Илию
А наша молитва станет первой помощью для родных и близких. Вместе с духовенством продолжу совершать о вас молитвы за богослужениями и прошу ваших святых молитв. Священники в храмах будут совершать службы с поминовением ваших родных и близких, а волонтеры — помогать нуждающимся. Попросить о помощи можно по телефону: 8 800 300 58 90. Поддержите друг друга и свои храмы. Господь да сохранит вас и ваши семьи, а вы пока оставайтесь дома! Народы Кабардино-Балкарии сильны своей мудростью и твердостью.
Их нет, они не родились. Вот и начинается конфликт. Нас физически, просто физически становится меньше.
О малой родине и отеческих могилах Чему ещё учит Кавказ? Мы должны прививать любовь конкретно к своей земле. Не просто любовь ко всем границам Российской Федерации — а к малой родине конкретно. На Кавказе люди могут жить в разных местах, но хоронят их всегда в одном. Вот даже сейчас, читатель, попробуйте задаться вопросом: «а где похоронены мои родственники? Да куда только не разбежались, да где только не нашли себе пристанища. В итоге у нас нет своего родного, чтобы задаться вопросом: а где мы соберемся на родительский день? Около каких могил? Каждый у своих, но не все вместе.
А теперь посмотрите на кавказский народ, там это не так. Все собираются у родительских могил, все знают, где эти могилы находятся. Умерев, люди возвращаются в свою землю. И земля по-настоящему становится родной тогда, когда в ней находятся твои корни. Для нас тоже это очень важно. Еще один фактор фобий — мы не хотим жить вместе. Его я, прежде всего, отношу к своей, славянской, традиции. Вот смотрите: селится где-то Магомед с Зухрой, они начинают там жить. Через какое-то время рядышком появляется его брат, ещё кто то, и они стараются селиться вместе.
А мы как далеко селимся от своих родителей? Да как можно дальше! На одной улице сегодня редко найдешь родственников. Я уже сказал, что родился в Грозном. И прекрасно помню, как мы с родителями и с моими дедушкой и бабушкой жили на одной улице. И родственники жили еще чуть-чуть дальше — там, где смогли купить дом, но в одном районе, рядышком. Можно было пройти и минут через 10—15 быть уже у них в гостях. Мы жили вместе, не разбегаясь по всему городу, никуда не уезжали. Сегодня эта традиция тоже нарушается.
Свобода понимается как возможность быть независимым во всем, и в том числе, как можно дальше. С болью говорю, именно в нашем народе почему-то появилась пословица «Чем дальше, тем роднее». Часто слышу это на русском языке и всегда возмущаюсь: ну как же так, это ложь, это неправда! Не может быть далекое родным. На самом деле — «чем ближе, тем роднее». Но мне говорят, что такова жизнь. Как общаться с другими конфессиями? Когда мы общаемся с муфтием или с имамом, мы не обсуждаем религиозный выбор, убеждения друг друга. Я не ставлю целью покрестить муфтия, а муфтий не ставит целью привести меня в ислам.
И об этом мы не то, что не говорим — это даже мысли не рождается. Потому что если ты человек убежденный и живешь в своей вере, нет никакого повода тебя в чем-то убеждать или разубеждать. Это вообще не язык для общения. Мы говорим об общих проблемах, к примеру, таких как воспитание молодежи. О вопросах, связанных с социальным служением, — например, адаптации мигрантов, которые в большом количестве приезжают из среднеазиатских республик, из Закавказья, не зная языка, не зная наших традиций. Мы делаем все, чтобы этих людей не столько адаптировать к нашей жизни, сколько дать им возможность просто нормально трудиться, но при этом не вредить ни себе, ни тем, кто находится рядом. Не мешать незнанием наших традиций, наших законов. Есть вопросы, связанные с поддержанием людей, которые находятся в тяжелых, кризисных ситуациях. Словом, это какие-то общие социальные проекты, то, что соотносится с человеком.
Иногда мы садимся втроем с имамом и главой республики и обсуждаем, чем можно помочь — одним, другим. Мы просто делаем одно дело, там где его можно делать. И это, пожалуй, самый продуктивный язык разговора. Вообще само понятие «человек, принадлежащий к религиозной культуре» у нас ставят на первую ступень, а потом уже идут отношения национальные. То есть на Кавказе сначала спрашивают: «Кто ты по вероисповеданию? Я приезжаю в том числе в места, где собирается много людей… Например, у нас есть замечательные горнолыжные курорты, где также существуют небольшие общины. Там я совершенно спокойно хожу в подряснике. И ни разу не слышал каких-то упреков, слов раздражения или ненависти. И люди не боятся, что кто-то может их наказать, они совершенно спокойно со мною общаются.
Помню диалог с одной женщиной. Она говорит: «Ты чего бороду носишь? Такой молодой — и с бородой? Поэтому они сразу начинают спрашивать: а какой он веры и какого убеждения? Я говорю: «А я православный». Опять же, я сразу исповедовал свою веру — и все вопросы снялись. Мне даже предложили чай и что-то ещё в подарок. Начал бы долго говорить: а я русский, а я тут родился, вырос, — и это бы ее не убедило. С кем мы еще общаемся?
У нас на территории епархии традиционно проживает большое количество людей, относящих себя к армяно-григорианским традициям. Мы общаемся с их духовенством и с епископатом, который нередко приезжает на Кавказ и посещает свои общины. Ещё у нас есть две старообрядческие общины. И для нас они, прежде всего, — братья и сестры, потому что относятся к традиции, которая создаёт возможность для взаимного общения. И, конечно, мы, чем можем, помогаем этим общинам, поддерживаем их. Убийца не может быть верующим Есть люди, которые изначально уже в своем воспитании встали, что называется, на тропу войны. Они ненавидят жажду мира, потому что живут кровью. Они ненавидят спокойные взаимоотношения. Они видят эту территорию только своей мононациональной, монорелигиозной или в еще каком-либо монохромном свете.
И с этими людьми невозможно договариваться. Кто эти люди? Их, к сожалению, много, и там очень непростой список. В нём есть люди разных гражданств, разных национальностей, в том числе, разных, наверное, внутренних убеждений. Но все они очень умело пользуются существующими сегодня фобиями, пугают. То что-то заминируют, то запустят какие-то листовки — разбросают в ящики перед Праздником Рождества Христова, как у нас это было. То даже ворвутся в храм, и там проливается кровь священника. Так у нас тоже было в 2000-х годах, — когда в храме от руки неадекватного религиозного фанатика погиб священник. Тезис о том, что все подобные конфликты можно было бы решить полной изоляцией Кавказа от России, рождается в умах людей, которые в том числе на Кавказе делают все, чтобы эту часть оторвать от материнского тела российского.
Но эти люди просто хотят власти. Ими управляет та сила, которая движет всей ненавистью и всеми войнами. По апостолу: «Желаете — и не имеете; убиваете и завидуете — и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете — и не имеете, потому что не просите. Просите, и не получаете, потому что просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» Иак. IV, 2—3. Какой может быть диалог с таким человеком? Он неспособен на диалог, он сам не ищет диалогов. Его язык, к большому сожалению, это язык ненависти, а его слово — это, к большому ужасу, всегда пуля. И от таких людей страдаем все мы — не только православные, но и сами мусульмане, люди разных национальностей.
Подобные непримиримые — враги для всех. Конечно, исходящая от них опасность существует всегда, но для нас она оказывается поводом быть вместе, общаться друг с другом, вот и все. Поводом для самой настоящей кавказской дружбы.
Катчиевым, председателем фонда «Сто шагов к Кайсыну» Х. Мы требуем и призываем, обращаясь к Кириллу, именно этого, соблюдения предписаний прокуратуры, привести в изначальный вид и прекратить богослужения в недействующих храмах. То, что они там делают, — это вандализм.
Там надо возбуждать дело за вандализм, сменили аланский крест, вместо него поставили православный, а рядом еще колокол повесили. В Чууана поместили Уастырджи. В 90-е годы это закончилось кровопролитием, когда произошел конфликт у местных жителей и православных. Тогда мудрости российских властей и руководства патриархии хватило, однако при новом патриархе все началось вновь», — рассказал Халкечев. Общественник отметил, что в 2018 году архимандрит Феофилакт был приглашен на круглый стол для обсуждения складывающейся ситуации.
Давайте откроем ворота города, пустим врага, и прекратится смерть». Сколько было провокаторов! И даже сегодня находятся такие люди, которые готовы на эту тему дискутировать.
И задают вопросы: «А может быть, было бы лучше сдать Ленинград, и не было бы тысяч и тысяч жертв? Вот и на Кавказе находятся такие же провокаторы. С точки зрения этих провокаций, от страшных 1940-х мы ушли недалеко. Но знаете, на эти провокации можно уверенно отвечать только тогда, когда у тебя действительно большая семья. Когда ты заходишь домой, закрываешь за собой дверь, и рядом с тобой не два человека. Когда эта дверь не быстро закрывается. Я недавно вспоминал слова патриарха Сербского Павла, очень часто их произношу. Когда-то Патриарх сказал следующее: «Если албанская женщина рожает семерых детей, а сербская делает семь абортов, то эта земля нужнее албанцам, чем сербам».
А если в наших семьях один-два ребенка, и мы говорим: «Страшно рожать больше». А рядом живет семья, в которой девять-десять детей… О чем ещё можно вести речь? Когда мы заходим в трамвай, то видим, что людей, представляющих славянский этнос, православную культуру меньше. Их просто физически меньше. Естественно, все это вызывает внутренний вопрос: почему? Но на этот вопрос мало кто готов ответить честно: «А потому, что у меня всего лишь два ребенка». Чаще этот конфликт разрешают словами: «понаехали», «надо закрыть границы», «не надо пускать», «не надо брать на работу», и т. Вызов сразу переадресуют к внешнему — к социуму.
Сегодняшнее общество часто боится самоидентификации. Потому что самоидентификация несет за собой личную ответственность. Сказал бы даже так — персональную ответственность. То есть я понимаю, если я — русский, значит, я должен… Должен знать свой русский язык, свою русскую историю, должен быть носителем своей славянской культуры, должен в корне своем иметь православную веру, потому что все это неотделимо от моей национальной идентификации и от моего культурного кода. Это означает, я должен таким быть, а не казаться. И вот тут начинаются проблемы, конфликты. Не всегда хочется, не всегда готов… И остаётся: «Ну, да, пусть там закон напишут…» А как можно написать закон, чтобы тут не жили люди, не знаю, со смуглым цветом кожи. Ну как ты такой закон напишешь?
Они тоже граждане Российской Федерации. А где твои дети со светлым цветом кожи? Где они, голубоглазые девчонки и мальчишки? Где они? Их нет, они не родились. Вот и начинается конфликт. Нас физически, просто физически становится меньше. О малой родине и отеческих могилах Чему ещё учит Кавказ?
Мы должны прививать любовь конкретно к своей земле. Не просто любовь ко всем границам Российской Федерации — а к малой родине конкретно. На Кавказе люди могут жить в разных местах, но хоронят их всегда в одном. Вот даже сейчас, читатель, попробуйте задаться вопросом: «а где похоронены мои родственники? Да куда только не разбежались, да где только не нашли себе пристанища. В итоге у нас нет своего родного, чтобы задаться вопросом: а где мы соберемся на родительский день? Около каких могил? Каждый у своих, но не все вместе.
А теперь посмотрите на кавказский народ, там это не так. Все собираются у родительских могил, все знают, где эти могилы находятся. Умерев, люди возвращаются в свою землю. И земля по-настоящему становится родной тогда, когда в ней находятся твои корни. Для нас тоже это очень важно. Еще один фактор фобий — мы не хотим жить вместе. Его я, прежде всего, отношу к своей, славянской, традиции. Вот смотрите: селится где-то Магомед с Зухрой, они начинают там жить.
Через какое-то время рядышком появляется его брат, ещё кто то, и они стараются селиться вместе. А мы как далеко селимся от своих родителей? Да как можно дальше! На одной улице сегодня редко найдешь родственников. Я уже сказал, что родился в Грозном. И прекрасно помню, как мы с родителями и с моими дедушкой и бабушкой жили на одной улице. И родственники жили еще чуть-чуть дальше — там, где смогли купить дом, но в одном районе, рядышком. Можно было пройти и минут через 10—15 быть уже у них в гостях.
Мы жили вместе, не разбегаясь по всему городу, никуда не уезжали. Сегодня эта традиция тоже нарушается. Свобода понимается как возможность быть независимым во всем, и в том числе, как можно дальше. С болью говорю, именно в нашем народе почему-то появилась пословица «Чем дальше, тем роднее». Часто слышу это на русском языке и всегда возмущаюсь: ну как же так, это ложь, это неправда! Не может быть далекое родным. На самом деле — «чем ближе, тем роднее». Но мне говорят, что такова жизнь.
Как общаться с другими конфессиями? Когда мы общаемся с муфтием или с имамом, мы не обсуждаем религиозный выбор, убеждения друг друга. Я не ставлю целью покрестить муфтия, а муфтий не ставит целью привести меня в ислам. И об этом мы не то, что не говорим — это даже мысли не рождается. Потому что если ты человек убежденный и живешь в своей вере, нет никакого повода тебя в чем-то убеждать или разубеждать. Это вообще не язык для общения. Мы говорим об общих проблемах, к примеру, таких как воспитание молодежи. О вопросах, связанных с социальным служением, — например, адаптации мигрантов, которые в большом количестве приезжают из среднеазиатских республик, из Закавказья, не зная языка, не зная наших традиций.
Мы делаем все, чтобы этих людей не столько адаптировать к нашей жизни, сколько дать им возможность просто нормально трудиться, но при этом не вредить ни себе, ни тем, кто находится рядом. Не мешать незнанием наших традиций, наших законов. Есть вопросы, связанные с поддержанием людей, которые находятся в тяжелых, кризисных ситуациях. Словом, это какие-то общие социальные проекты, то, что соотносится с человеком. Иногда мы садимся втроем с имамом и главой республики и обсуждаем, чем можно помочь — одним, другим. Мы просто делаем одно дело, там где его можно делать. И это, пожалуй, самый продуктивный язык разговора. Вообще само понятие «человек, принадлежащий к религиозной культуре» у нас ставят на первую ступень, а потом уже идут отношения национальные.
То есть на Кавказе сначала спрашивают: «Кто ты по вероисповеданию? Я приезжаю в том числе в места, где собирается много людей… Например, у нас есть замечательные горнолыжные курорты, где также существуют небольшие общины. Там я совершенно спокойно хожу в подряснике. И ни разу не слышал каких-то упреков, слов раздражения или ненависти. И люди не боятся, что кто-то может их наказать, они совершенно спокойно со мною общаются. Помню диалог с одной женщиной. Она говорит: «Ты чего бороду носишь? Такой молодой — и с бородой?
Поэтому они сразу начинают спрашивать: а какой он веры и какого убеждения? Я говорю: «А я православный». Опять же, я сразу исповедовал свою веру — и все вопросы снялись. Мне даже предложили чай и что-то ещё в подарок. Начал бы долго говорить: а я русский, а я тут родился, вырос, — и это бы ее не убедило.
Правящий архиерей
— Архиепископ Феофилакт, правящий архиерей Пятигорской епархии, управляющий приходами Русской Православной Церкви в Туркменистане и временно управляющий приходами Русской Православной Церкви в Азербайджане сегодня с вами и с нами в программе «Светлый. Глава КБР Казбек Коков встретился с архиепископом Пятигорским и Черкесским Феофилактом. По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт возглавил престольные торжества храма апостола Филиппа в Шардже (ОАЭ). С 11 по 18 октября по благословению Святейшего Патриарха Кирилла временный управляющий Патриаршим благочинием приходов Русской Православной Церкви в Туркменистане архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт посетил православные приходы. Указом Президента Российской Федерации В.В. Путина от 8 февраля 2024 года № 108 архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт награжден орденом Почета, архиепископ Якутский и Ленский Роман — орденом Дружбы, сообщает За богослужением архиепископ Феофилакт совершил хиротесию во иподиакона студента Санкт-Петербургских духовных школ чтеца Ивана Фещенко.