Просмотрите доску «Иван Грозный и Фёдор Басманов» в Pinterest пользователя pepel, на которую подписаны 123 человек. Набор стикеров «Федор Басманов» — 42 штук, 2014 установок.
Фёдор Алексеевич Басманов и его связь с Иваном IV Грозным
Федор Басманов — один из персонажей книги Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный». Русский: Федор Басманов с головой казненного И. Колычева в темнице у митрополита Филиппа. Набор стикеров «Федор Басманов» — 42 штук, 2014 установок. Алексей и Федор в фильме С. Эйзенштейна «Иван Грозный», 1944 г. Сегодня мы продолжим рассказ об Алексее Басманове, поговорим о том, как он вместе с сыном спас Рязань от. Когда стали приводить ратных людей к присяге Федору Годунову, то нашлось много воинов, не хотевших целовать ему крест. Недолго думал Басманов, как ему быть.
О Басмановых
Он успешно оборонял от самозванца Новгород-Северский, за что получил почести и награды от Бориса Годунова. К тому же воевода был одним из тех, кто демонстрировал преданность Годуновым. В отличие от родовитых аристократов, которые не скрывали своей неприязни к "выскочке" на московском престоле. И не прочь были поддержать даже самозванца. После неожиданной кончины царя, Басманов рассчитывал, что его преданность будет вознаграждена еще больше. Он метил на пост главного царского воеводы и советника царя Федора.
Однако вместо этого оказался в лагере русской армии под Кромами, которые были заняты отрядом Лжедмитрия.
Кобрин обращает внимание еще на один нюанс. Польско-литовское посольство Яна Кратошинского, прибывшее в Москву точно во время нахождения царя в Слободе после новгородского погрома, встречал и всюду сопровождал некий Петр Иванович Волынский. Вполне конкретный и реальный человек, чьи предки, да и он сам, некогда служили Старицкому дому. Версию свою Кобрин строит на том, что Петр Волынский, чья фамилия потом преобразовалась в «Волынец» реальная личность фигурирующая в новгородском процессе.
Кто-то из «сильных мира сего», помог данному Волынскому уйти от неких проблем, что породило необходимость выслужиться перед покровителями. В частности — быть помощником и сочинителем подмётного письма и сложной интриги, цель которой была компрометация ряда политиков. Кобрин Так или иначе, но всё сходится на наличии некоего подмётного письма, грамоты, доноса. Скрынников подчёркивает, что в описи царского архива 16 века вместе с «новгородским делом» подьячего Свиязева «дело наугородцкое на подьячих на Онтона Свиязева с товарищи прислано из Новагорода, пл Павлове скаске Петрова, с Васильем Степановым [34] » хранилась «отписка из Новгорода от дьяков Ондрея Безносова да от Кузьмы Румянцева о польской памяти». Опись удостоверяет что «изменническая грамота» была документом польского происхождения.
Скорее всего «память» попала в руки дьяков в виде подметного письма. Дьяки, в чьи руки попала грамота, возглавляли новгородскую администрацию в 1568-69 гг. И, возможно, поступили также, как в своё время поступил Фёдоров, выдав заговорщиков. То есть сами известили государя о «польской памяти». В дальнейшем, данные личности также будут казнены за измену в пользу польского короля.
Подтверждается подобная последовательность событий благодаря Летучему листу, изданному в Германии уже после новгородского «погрома». Составитель листа использовал сведения, полученные литовскими властями от полоцкого жителя Ярмулы, бежавшего из России. Этот Ярмула являлся слугой одного из опричников, был участником погрома и подтверждал, что Ивану донесли о том, что в Новгороде, Торжке, Твери и Пскове обнаружилась измена. Дескать жители перечисленных городов послали гонцов к польскому королю, чтобы перейти под его державу. А письмо об этой измене нашли в Новгороде.
Результатом стал «новгородский погром». Как я уже говорила в начале, у историков нет единого мнения о существовании заговора, а большинство считают, что такового не существовало. Лишь отдельные исследователи пытаются выстроить предположения согласно версии «царь хороший — бояре плохие». Легко догадаться, что речь идёт о сторонниках чрезмерного обеления образа Ивана Грозного, где это «обеление» скатывается иной раз за грань абсурда. Если учёные осуждающие террор Грозного выдвигают иногда спорные, однако стройные логичные версии случившегося, то сторонники образа «святого царя» не брезгуют ничем.
В том числе манипуляциями. Например, давая отсылки на документы или документы, объективно содержащие несколько иную информацию или информацию с совершенно другим окрасом. Что, собственно рассчитано на то, что широкий читатель проверять, искать и анализировать не полезет, доверившись учёному авторитету. Ведь историку виднее, он «обманывать не станет». Альтернативность подобных версий иной раз отдаёт душком «теории заговоров», а про правдоподобность говорить смешно.
На самом деле, учёных, видящих вину Новгорода или приписывающих реальную вину первым советникам царя — не так много. Я не стану тратить своё время и время читателя, чтобы обсудить мнение каждого современного историка. Ведь в наше время историком себя считает каждый второй, не имея к тому весомых предпосылок. Те, кто предпосылки имеют, часто не имеют совести. А каждый третий делает «открытия».
Обозначу лишь несколько крупных имён и несколько версий, чтобы придать статье полноту и объективность, а заодно показать, как бывает, чтобы читатель имел возможность сравнивать и выбирать. Например, крупный учёный — историк, наш с вами современник В. Манягин в своих трудах «Правда Грозного царя» и «Апология Грозного царя», всю вину за случившееся возлагает на В. Он относит начало новгородской проблемы не к изборским или новгородским событиям, а едва ли не к моменту, когда Старицкие отказывались присягать пелёночнику Диитрию малолетнему сыну Грозного. И даже раньше…Припоминая грехи и вины отца В.
А далее, в качестве аргумента, методично, шаг за шагом, перечисляет всё, что успел натворить за свою жизнь несчастный князь. В истинности заговора Манягин, который изо всех сил старается обслуживать идею о «святом-царе» не просто не сомневается, он говорит об этом как о доказанном факте. Называя фамилии виновников от Старицких до Басмановых и более того, даже расписывая примерный план, которого якобы придерживались заговорщики. Забывая уточнить, что это лично его предположение: «подкупленный Старицким князем царский повар отравляет Иоанна ядом, а сам князь Владимир, возвращаясь в это время из похода, имеет в своем распоряжении значительные воинские силы. С их помощью он уничтожает опричные отряды, свергает малолетнего наследника и захватывает престол.
В этом ему помогают заговорщики в Москве, в том числе и из высших опричных кругов, боярская верхушка Новгорода и польский король.. После победы участники заговора планировали поделить шкуру русского медведя следующим образом: князь Владимир получал трон, Польша - Псков и Новгород, а новгородская знать - вольности польских магнатов». Ядовито и саркастически подчёркивая полярность версий учёных, сам Манягин занимается точно таким же строительством очередной крайне натянутой и нелепой сказочной версии. Да, среди учёных бытует описанное выше многоголосие. Манягин лишь добавляет к этому многоголосию собственных красок, а не аргументов, которые могли бы всё расставить по местам.
Например, фантазирует на тему великодушия Иоанна по отношению к Старицкому и самоубийству второго уже после разговора с царём, серьёзно основываясь на произведении Дж. Все учёные прекрасно знают истинную цену мемуарам иностранцев. Всё уже давно проверено, изучено, проанализировано. Тот же А. Зимин здраво высказывается об иностранных свидетельствах в рамках конкретного эпизода, но данное высказывание применимо и к остальному : «…все рассказы иностранных авторов о «заговоре» И.
Федорова передают лишь разнообразные слухи об изменах, распространившиеся в России и за ее пределами. Сами они не дают еще оснований считать, что эти слухи соответствовали реальным фактам». Но…Обычная практика среди учёных — отрицать и подвергать скепсису воспоминания иностранцев ровно до того момента, когда им попадается в тексте тот самый «кусочек», который мог бы работать именно на их версию. Да и в целом это обычная практика для любого человека работающего на то, что он считает истиной и правдой. Здесь встаёт вопрос меры и адекватности по отношению к читателю и внешнему миру, который ты изучаешь.
Прибегая к произведению Горсея, как к авторитетному источнику, но не подкрепляя при этом чем-то перекрестным, буквально через пару абзацев, Манягин всё того же Горсея упрекает в путанице фактов! Сообщения, которое не по нраву самому Манягину. Он даже в цитате Горсея о князе Владимире Старицком, исправляет неправильно написанное Горсеем имя князя вместо Владимира князь назван Андреем. И в той же самой работе называет Горсея «английским авантюристом, которому совесть заменял кошелек с деньгами». Что не мешает В.
Манягину двигаться по пути того же самого Горсея, не за кошельком, а к «высоким» целям. Учёный играет со словами не более из произведения иностранца и вместо исторических аргументов выдает художественные эпитеты и обороты, коими изобилует текст, за факты. Кроме этого, Манягин для чего — то пытается привязать к «новгородскому делу» убийство Филиппа митрополита, с которым царь как оказалось знаком с детства: «Царь еще более желал видеть на московской кафедре человека, знакомого ему с детства, прославленного честностью и святостью…» [35] и который оказывается, убит почему-то до новгородского похода. Убийство же учёный приписывает Басмановым совместно с Пименом. Басмановы в интерпретации Манягина становятся идейными вдохновителями данного свержения, но их мотивация предусмотрительно опущена.
Мотивация же Пимена по-детски объясняется местью за упущенное кресло митрополита. В альтернативной вселенной Манягина убивают Филиппа именно «новгородские заговорщики» не ясно лишь, кто именно? По версии данного учёного, развёрнутой на 360 градусов от официальной историографии куда — то в сторону адского пекла, Филипп отнюдь не обличал опричнину царя, а во всем поддерживал Иоанна, чьи стремления согласно Манягину были светлее солнечного света и видимо порождали у Филиппа чувство умиления и правильности происходящего. Но злобные бояре и советники, попытались вбить между царем и митрополитом клин. Какой клин и почему, если Филипп одобрял опричнину, не понятно, но не стоит сильно над этим париться.
Расследование же, которое Грозный вёл супротив неблагонадёжного Филиппа, было, оказывается, инициировано не самим царем ввиду неблагонадежности последнего, а не пойми кем. К делу подключились бояре Алексей и Федор Басмановы. Заговорщики сменили тактику. Для поисков компромата в Соловецкий монастырь направилась комиссия под руководством Пафнутия и опричника князя Темкин-Ростовского» [36] В чем же, к слову, обвинялся Филипп, ежели всё было так гладко и хорошо, тоже тайна покрытая мраком. Согласно Манягину, Малюта успевает к остывшему телу и именно смерть митрополита становится «последней каплей».
Святой стал очень опасным свидетелем, и его решили убрать. Когда Скуратов-Бельский, руководивший расследованием, достиг Твери, святитель был уже мертв. Можно предположить, что царь послал к узнику своего доверенного слугу с просьбой вернуться на митрополию, а вовсе не с приказом удушить святого. Но возвращение митрополита Филиппа в Москву вовсе не входило в планы заговорщиков. А тут, как на грех, один из них — пристав Кобылин — сторожил святого узника.
Каким заговорщикам возвращение митрополита было не выгодно? Как это вообще может быть связано с Новгородом, заговором, Польшей? Откуда, из каких документов Манягину известно то что не известно почему-то другим ученым - факт открытия дела об убийстве Филиппа и участниках этого убийства? Где ссылки на эти документы? Как эти два дела были связаны между собой в умах современников 16 века?
Задали такие вопросы после чтения Манягина? Автор вам на них не ответит. Опираясь на работы историков предыдущих поколений, уважаемый В. Манягин строит собственную версию, не забывая при этом обвинить учёных назвавших заговор «фикцией» хотя огульно «фикцией» его никто не называл, большинство, грамотно анализируя материал, столь же грамотно ставили существование заговора под сомнение в голословности. Но на чём основывается сам В.
Ни на чём. Выстраивая свою доказательную базу, он ссылается на другого историка К. Якобы существует договор между заговорщиками и Польшей с подписью Пимена и новгородских граждан. Лихо, правда? Проблема лишь в том, что Манягин в своих трудах процитировать что-либо из этого документа, привести выдержку из него, не дает себе труда.
Странно, ведь это не ерунда какая-нибудь! Хорошо, допустим, Манягин не посчитал нужным. Может быть, на эти вопросы ответит сам К. Может быть, если не полениться и заглянуть в его исследования, то можно найти название этого самого важного документа? Вот как выглядит то, на что опирается историк Манягин: «… Какой-то бродяга Петр, по прозванию Волынец, имевший неприятности с новгородскими властями, донес на жителей этого города, что они хотят предаться Сигизмунду-Августу и написанный договор хранится за иконой Божией Матери в храме св.
Петр Волынец хотя и не заслуживал доверия, но случаи прежних времен придавали его доносу некоторое значение. Вольный Новгород еще раньше проявлял тяготение к Литве и Польше. Когда дело коснулось его независимости, он стал под покровительство короля Казимира, выразив ему свою покорность. Действительно, в указанном месте был найден документ, о котором говорит доносчик, и на нем были подлинные подписи архиепископа Пимена и многих именитых граждан. Началось следствие.
Подробности его приведены у Карамзина. Оно обнаружило сообщников, между которыми были даже новые любимцы царя, как, например, Басманов, казначей Фуников и дьяк Висковатый. Заговорщики задумали передать Литве Псков и Новгород, а потом с помощью Польши посадить на московский престол вместо Ивана Владимира [38] …» В. Манягин так стремился урвать из чужого текста куски, которые могли бы помочь ему в построении собственной альтернативной вселенной, что не смутился даже отсылкой к Карамзину, коего сам до этого поносил, на чём свет стоит. Валишевский же строкой позже сообщает, что: «Самое дело едва ли было в руках Карамзина.
В его время оно лишь упоминается в архивных инвентарях. Надо полагать, что оно уже тогда исчезло» Самое же главное то, что Валишевский в обозначенном труде, также, увы, не даёт читателю ни малейшей возможности узнать, что же это за документ такой, где он находится или находился, кем был найден и где с ним можно ознакомиться. Собственно и знакомиться — то не с чем. Было найдено «нечто», что обвиняло группу людей. Насколько серьёзно можно воспринимать такие заявления?
Я бы не советовала. Среди своих прочих сомнительных утверждений и выводов, например, Казимир утверждает, что… Фёдор Басманов побочный сын Иоанна одной из его любовниц [39]! Естественно, имя любовницы не называется. Бог с ним с именем. Самое главное — не называется и источник столь смелого, а проще говоря, взятого с потолка заявления.
До подобного не доходил даже любитель художественно трактовать историю Н. Стоит ли после этого удивляться внезапно найденным документам, подтверждающим существование новгородской измены? К слову, ни одному крупному учёному-историку, кроме В. Манягина, про существование таких «документов», до сих пор неизвестно. Не сомневается в наличии заговора и уважаемый историк Р.
Хотя его подход более мягкий и гибкий, а проще говоря — более профессиональный. Тем не менее, концепция «царь — хороший, бояре — плохие» работает. Недоумение у него вызывает лишь казнь талантливого дипломата Висковатого. Объясняет он это как возможным противодействием Висковатого против продолжения Ливонской войны за мир с Польшей , так и возможной совершенно иной виною, сведения о которой до нас не дошли. Однако, версию о наличия заговора историк аргументирует крайне слабо.
Всего лишь тем что — ну были же уже заговоры! Почему бы и в этот раз не быть? В частности, ссылается на заговор Челяднина. Не о заговоре, но о недовольстве, царящем на северных землях, говорит французский писатель А. Французский писатель специализировался на художественных трудах.
Однако, в данном случае речь идёт не о «художественном историческом романе». Труайя подаёт своё исследование именно как изучение исторического русского наследия. В изучении этого наследия почему-то преобладают мифы и сплетни. Труйя без зазрения совести дополняет события диалогами, мыслями и мотивацией, следуя по пути Н. Волынец у него становится преступником, вышедшим из тюрьмы и мечтающим отомстить всем виновным новгородцам.
Москва подвергается разорению хотя до Москвы дело не дошло, как мы знаем. Люди наделяются качествами в зависимости от желания автора. Например, Афанасий Вяземский становится «циничным и жестоким». И не стоит задумываться, откуда взята такая характеристика, если ни летописи, ни документы, ни разрядники, не сохранили никаких качеств Вяземского кроме его военной расторопности, очевидной хозяйственности и возможной ловкости, которой должен был обладать человек, построивший столь блестящую карьеру. Просто «циничный» и «жестокий».
Потому что так захотелось А. Что уж говорить о более глобальных вопросах? Что следует по описания французского писателя после казней 1570 года, даже говорить не стоит, чтобы не засорять людям голову. На обложке данного исследования необходимо писать «исторический роман». Тогда бы всё встало на свои места.
Стоит отдать должное историку Дмитрию Михайловичу Володихину. Безосновательно презрительно и высокомерно относясь к Фёдору Басманову и многократно говоря о царском терроре с точки зрения православного историка, о мотивации советников он рассуждает не только здраво, но не спешит лишать их человеческих качеств и способности к христианскому состраданию. Не ища двойного тройного дна и не изобретая велосипед, Володихин довольно лирично и поэтично объясняет случившееся нежеланием Басмановых и Вяземского участвовать в погроме Новгорода и рассуждает о «проснувшемся человеческом». Стоит ли отрицать наличия человеческого «до» новгородских событий и осуждать служилых прогосударственников, которые исполняют свой долг пусть и силовым методом, который некоторым кажется террором, вопрос другой. Ее надо рассматривать в качестве одной из возможных.
Но именно в ней хочется видеть искомую правду, поскольку она позволяет видеть в наших предках высоту душ [40] …» Несколько выделяется из общего ряда учёный П. Садиков: «Грозный, награждая и оберегая «своих» «близких» людей — опричников, не останавливался перед жестокой расправой с ними, даже с самыми интимными фаворитами как, например, с Ф. Басмановым , когда видел, что «близость» их перерождается если не в прямую измену, то, по крайней мере, в пренебрежение своим долгом и обязанностями» [41] Мысль могла быть более полной, но учёный её не развивает, оставляет домыслом. Какими обязанностями пренебрегли первые советники или в частности Басмановы, он не рассказывает даже на уровне предположения, обойдя интересом данный момент. Со всех точек зрения.
Чтобы обозначить глубину проблемы, опустимся на самое её дно и приведём ниже высказывание Н. Карамзина: «…Граждане Московские, свидетели сего ужасного дня, не видали в числе его жертв ни Князя Вяземского, ни Алексея Басманова: первый испустил дух в пытках; конец последнего - несмотря на все беспримерные, описанные нами злодейства - кажется еще невероятным: да будет сие страшное известие вымыслом богопротивным, внушением естественной ненависти к тирану, но клеветою! Современники пишут, что Иван будто бы принудил юного Федора Басманова убить отца своего, тогда же или прежде заставив Князя Никиту Прозоровского умертвить брата, Князя Василия! По крайней мере сын-изверг не спас себя отцеубийством: он был казнен вместе с другими [42] » И еще вариант упомянутого выше Анри Труайя: «Афанасий Вяземский, человек циничный и жестокий, который еще недавно пользовался его полным доверием, пробовал прописанные ему лекарства, выслушивал каждую ночь его признания, подозревается в том, что предупредил новгородцев об уготованной им судьбе. Иван вызывает его во дворец, любезно обсуждает государственные дела, а в это время дом его разоряют и режут слуг.
Возвратившись назад и увидев произошедшее, князь все-таки не сомневается, что при случае сможет убедить государя в своей преданности. Но в тот же вечер он арестован и брошен в застенок, где уже томятся два других фаворита — Алексей Басманов и его сын Федор, соратники царя по пыткам и пирам. Иван Висковатый, член боярской Думы, Семен Яковлев, казначей Никита Фуников, дьяки Васильев и Степанов тоже отправлены в темницу, несмотря на уверения в невиновности. Их пытают, но не убивают. К массовой казни в столице готовят около трехсот человек….
Но для начала спектакля нужна публика. Он приказывает стражникам привести горожан и, недовольный их медлительностью, сам бегает по улицам, призывая москвичей на площадь и обещая не причинить им никакого зла. Понемногу жители начинают выползать на свет, толпа медленно увеличивается, самые любопытные залезают на крыши. Когда зрителей собирается достаточно, Иван объявляет: «Народ! Увидишь муки и гибель, но караю изменников.
Ответствуй: прав ли мой суд? Да погибнут изменники! Среди них архиепископ Пимен, он будет сослан в отдаленный монастырь. Нельзя казнить Афанасия Вяземского — он умер, не выдержав предварительного дознания. Нет в списке приговоренных и Алексея Басманова — по приказу государя юный Федор Басманов убил в темнице собственного отца за спасение своей жизни.
Никита Прозоровский поступил так же со своим братом. Теперь Иван выносит приговор: «Ты — отцеубийца! А ты — братоубийца! Вы оба заслуживаете смерти! Теперь забудьте.
И эту интерпретацию, и все возможные похожие художественные картины. Они — не более чем художественная выдумка, до сих пор не нашедшая ни единого подтверждения. Никаких свидетельств казни Басмановых не сохранилось. Как не сохранилось свидетельств их нахождения в неких застенках. Тем паче, не сохранилось никаких свидетельств отцеубийства.
Как бы вы поступили на месте грозного русского царя в подобной ситуации с людьми, которые на самом деле или по навету явились фигурантами изменного дела? Предателями проще говоря. Да ещё и с людьми близкими… Которым царь ещё вчера доверял. Измену близких, как известно, простить тяжелее всего. Правильно — разорвали бы на кусочки и разбросали по площади на радость собакам и воронам.
В назидание достопочтенной публике и для её же устрашения. Тем более, что к публике московской у царя были отдельные счёты. Собственно, как мы увидели выше, царь именно так и поступил. Он не пожалел ни случайных слуг, ни печатника Висковатого, с которым работал два десятка лет, ни Пимена, который оказал немало услуг опричной братии. Всё это было устроено «на публику», эффектно, с размахом.
Однако 25 июля 1570 года Басмановых на площадь явно никто не вывел. Как и Афанасия Вяземского. Следы практически всех, замешанных в деле, можно проследить. Но не Басмановых. Если смотреть на ситуацию внимательно и объективно, можно заметить, что они просто исчезли.
До или после июльских казней. На чём основываются ученые, когда рассуждают о казнях? На мемуарах иностранцев. К нашим «весёлым» иностранцам-опричникам можно относиться по-разному. Необходимо понимать степень их ангажированности.
И, тем не менее, надо признать, что записки они оставили весьма подробные, наполненные всякими разными мелочами, многие из которых можно проверить по другим источникам. Более того, они были заинтересованы в том, чтобы как можно более выпукло изобразить тиранию и деспотизм Грозного. Животрепещущий рассказ о том, как царь казнил и разбросал по частям первых советников, которые еще вчера были им нежно любимы, мог стать ценнейшей политической и манипуляционной находкой Штадена или Шлихтинга для их «обличительных прожектов». Этим они и занимались. В кровавых тонах описав, кто какие куски и у кого отрезал 25 июля 1570 года на Поганой луже.
Но для отца-основателя опричнины, выставленного Курбским едва ли не проклятием «всея Руси» и его сына, который торчал у некоторых «костью в горле», они не выделили, ни абзаца в своих текстах. Вот чем ограничился, например, Генрих фон Штаден: «…князь Афанасий Вяземский умер в посаде Городецком в железных оковах. Алексей Басманов и сын его Федор, с которым великий князь предавался разврату pflegteUnzuchtmitzutreiben , были убиты…» Когда убиты? Где убиты? Кем убиты?
Когда казнены? Или под убийством подразумевается что-то ещё? Нет ни единого упоминания Поганой лужи или обозначения промежутка времени. Абзац в тексте, где повествуется о «казни», стоит в текстах Штадена и Шлихтинга слишком далеко от рассказа об июле 1570 года и никак литературно или хронологически с реконструкцией событий 1570 года не связан. Более того, в контексте, казнь Басманова помещена с рассказом о судьбах людей, почивших в самое разное время.
В том же абзаце, Штаден упоминает Черкасского, Зайцева, Малюту — все они погибли в разное время, сильно отдаленное от событий 1570 года. Учёные, причем хорошие ученые, мастодонты отечественной историографии, интерпретируют слова иностранцев, как Бог на душу положит, часто не забывая упомянуть легенду об отцеубийстве, которую породили даже не Штаден и не Шлихтинг, непосредственные свидетели казней, а А. Манягину «Алексей и Федор Басмановы - вдохновители свержения митрополита Филиппа, Вяземский, предупредивший новгородских участников заговора о провале их планов, а так же привезенные из Новгорода изменники, были казнены» [44]. Но, как мы уже знаем, информацию данный специалист очень любит украшать собственными фантазиями. Гораздо неприятнее найти нечто подобное у Р.
Скрынникова: «Алексей Басманов был обезглавлен вместе с младшим сыном Петром. Его старший сын Федор сохранил жизнь страшной ценой. Он зарезал отца, чтобы доказать преданность царю. Преступление не спасло опричного фаворита. Его отправили в изгнание на Белоозеро, где он и умер».
И почему в данном случае, нет никакого сообщения о судьбе младшего брата? Его тоже Фёдор зарезал? Обезглавили, но не Фёдор? Когда это произошло? Опять же, явно не в июле 1570 года, иначе, почему иностранцы обошли этот момент стороной?
Граля отмечает, что 25 июля казни не окончилось и называет ряд советников казненных далее, но, увы, делает это в качестве гипотезы и предположения. Фактов в его распоряжении нет, лишь житейская логика. Борис Флоря, сделав акцент на том, что царь не вывел первых советников вместе со всеми, приходит к заключению — с ними расправились втихомолку. Но ничего нового к сказанному не добавляет, хотя, в конце рассуждения признаёт: «…В действительности, кроме упоминания в записи о новгородском следственном деле, нам неизвестно ничего о причинах опалы, постигшей Алексея Басманова и его сына [45] » Борис Флоря самый правый и самый честный в данном вопросе историк. Выражаясь простым языком — в момент апогея «новгородской трагедии», Басмановых корова слизала языком.
Причем как в мужском наряде, так и в женском. Якобы царь во время кутежей любил наряжать Федора в кокошник и сарафан. Это нашло свое отражение в фильме Эйзенштейна «Иван Грозный», где был запоминающийся эпизод, в котором Федор Басманов пляшет перед царем в женском наряде. Трудно сказать, через постель или благодаря личным качествам, но Федор возвысился при дворе и стал играть там, очень важную роль. Говорили, что без него царь «не мог ни веселиться на пирах, ни злодействовать». Это был своеобразный «рыцарский орден», который поганой метлой должен был выметать измену из государства В принципе, мотивы Иоанна IV понятны. Сначала он провел реформу армии.
Создал в ней некую гвардию из тысячи боярских и дворянских детей, составивших особый московский полк. И сформировал профессиональное стрелецкое войско. Военная реформа принесла ему победы под Казанью и Астраханью. Теперь царь затеял некую полицейскую реформу, создав своеобразную спецслужбу из тысячи неродовитых молодых дворян. Именно Алексей Басманов и Афанасий Вяземский набирали по приказу царя первую тысячу кромешников. С созданием опричины связан и карьерный рост Федора Басманова, с которым, как писал Курбский, Иван «губил душу и тело». Во время опричнины Федор стал одним из главных воевод — «воеводой для посылок».
А в 1568 году царь пожаловал своему любимцу думный чин кравчего. До Басманова этот титул носили обычно выходцы из наиболее знатных княжеских фамилий, а теперь потомкам Рюриковичей пришлось подчиняться юнцу, пляшущем перед царем в женском сарафане. Понятно, что это вызывало их возмущение. Но выразить его в лицо царскому фавориту отваживались не многие. Особенно после истории с молодым князем Дмитрием Оболенским-Овчининым, который в ссоре заявил Федору: «Я и предки мои служили всегда с пользою государю, а ты служишь гнусною содомиею». Басманов нажаловался царю. И тот защитил честь своего фаворита гнусным убийством.
В следующий визит Овчинина во дворец царь велел ему выпить единым духом за свое здравие двухлитровый кубок медовухи. Овчинин сумел осилить только половину.
Павлинов-Плещеев; - По прибытию в Новгород действиями опричников был жестоко унижен владыка Пимен, для которого это станет лишь началом конца; Стоит также уточнить, что споры о числе жертв не смолкают. Но даже если бы это число исчислялось десятками тысяч, не так страшны сами цифры, сколько гибкость специалистов, ловко обслуживающих свои идеи. Цифры скачут и меняются в зависимости от политических взглядов того историка, который садиться за подсчёты. По мнению Р. Скрынникова, самые точные данные о новгородском разгроме сообщает Синодик опальных. В документе значатся имена и прозвания нескольких сот убитых дворян и их домочадцев. Суммируя данные опричного архива, отразившиеся в Синодике, можно сделать вывод о том, что в Новгороде погибло от 2000 до 3000 человек. Наказывать было уже просто некого.
В начале статьи я говорила о том, что самые неблагонадёжные элементы выслали из Пскова и Новгорода до всех карательных операций. К этой же причине ученый обращается, объясняя, почему масштаб погрома в Пскове оказался намного меньше новгородского, а репрессии носили умеренный характер. К моменту прибытия государя, опасные псковичи находились в ссылке, некоторые перебиты под Тверью и в Торжке, а отыгрываться на абстрактных городских и сельских массах не имело смысла. Стоит отметить и социальную особенность происходящего. Вопреки различным мифам, опричный разгром не затронул сельского населения Новгорода. Когда говорят об упадке города после данных событий, необходимо понимать, что упадок новгородской деревни начался до нашествия опричников. В результате карательной экспедиции пострадала вполне конкретная прослойка населения, а именно дьяки и подчиненный им аппарат. Этот момент заслуживает внимания. Как отметил Р. Скрынников, «новгородская измена» сильно подорвала доверие царя к приказной бюрократии.
Изучая списки Синодика и даже шапку самого следственного дела которую я приводила в начале статьи внимательный читатель заметит, что в группе лиц, подозреваемых в измене, Басмановы и Вяземский являют собой странное исключение. Они — крупные политики своего времени, политики военного профиля. Большая же часть казненных в ходе всего расследования — дьяки и их семьи. Чем занимались Басмановы в этот момент — неизвестно, но можно с уверенностью говорить о том, что в «новгородском походе», где отметилось множество самых разных лиц, а многие поднялись по карьерной лестнице именно на крови новгородцев, они не участвовали. Иначе как объяснить, что действия столь одиозных советников, остались не замечены? О них не упомянули ни Шлихтинг, ни Штаден, их имен не сохранили летописи. Когда Иван прибыл в Новгород его сопровождала личная охрана — 1500 опричных стрельцов и многочисленные опричные дворяне [14] Но Басмановы среди этих лиц не мелькнули ни разу. Были ли они отстранены от расследования и всех связанных с расследованием действий? Находились ли под стражей, под арестом? Были только отстранены или уже в полной мере вкусили ужас пыток примененных теперь к ним самим?
Однозначно можно говорить лишь о том, что эта ситуация — странная и противоестественная. По мнению ряда историков, от расследования «новгородского дела» первые советники были отстранены. Можно даже снять вопрос «откуда ученые это узнали»? Предположение логично. Но остаётся самый главный вопрос «за что»? Увы, погромом Новгорода, Пскова и других городов, попавших в поле этой истории, трагическая череда событий не закончилась. Она переросла и трансформировалась в то, что учёные называют «московское дело». Розыск об измене продолжался вплоть до лета 1570 года. Пока он шёл, арестованные в Новгороде «сообщники» Пимена в течение нескольких месяцев томились в Александровской слободе. По уверениям некоторых историков «царь делил труды с палачами, проводя дни и ночи в тюремных застенках».
Этого мы тоже не узнаем, тем не менее — вполне вероятно. По мнению Скрынникова, материалы полученные в ходе продолжения расследования, окончательно скомпрометировали многих высокопоставленных лиц в Москве. Как значилось в следственных материалах: «…в том деле с пыток многие опальные про ту измену на новгородцкого архиепископа Пимина и на его советников, и на себя говорили». Именно на этом этапе в число новых фигурантов попадают лица не менее влиятельные, чем Басмановы и Вяземский. По версии Скрынникова, который опирается на воспоминания А. Шлихтинга, после возвращения Грозного из Новгорода, между ним и Висковатым произошла тяжелая и эмоциональная беседа. Накануне дьяк лишился родного брата Третьяка Висковатого, которого арестовали, пытали и казнили. Точную причину ученые назвать не берутся, но в Синодике Третьяк Висковатый находится в группе лиц, которые засветились в результате доследования новгородской измены. Печатник пробовал брата спасти, но ничего не добился. Его отношение к устроенной бойне в свете данного факта вполне понятно.
Ученые делают упор на том, что дьяк был в принципе против затянувшихся репрессий по отношению к дворянству. В ответ царь разразился угрозами в адрес боярства. Выступив против, Висковатый стал ещё одним человеком, кто смелым правдивым словом, подставил не только свою голову, но и бросил тень на всех, кто был с ним связан и повязан. Из-за протеста печатника, полетели головы из верхов приказной бюрократии. Самого дьяка после этого объяснения арестовали. Суд над главными новгородскими «заговорщиками» на Городище явился центральным эпизодом новгородского похода, но не финалом данной трагической истории. Всё завершилось именно в Москве, после дополнительного расследования, ужасающего размахом очевидной сфабрикованности. Завершилось трагически - казнями на Поганой луже рыночная площадь Китай-города. Незадолго до этого был лишен сана Пимен и приговорен к пожизненному заключению. Произошло это в промежутке между 18 и 20 июля 1570 г.
Прожил Пимен после этого недолго. Прибыв к месту заточения в небольшой монастырь под Тулой, скончался 25 сентября 1571 года [15]. А 25 июля 1570 года на площадь вывели изменников. Они смутили даже видавших виды людей. В центре площади была выстроена большая загородка, внутри которой опричники вбили около 20 кольев. К ним были привязаны бревна в виде поперечных перекладин. Место казни напоминало Голгофу. Возле одного из крестов пылал костер, и в большом пивном котле кипела вода. Царь Иван явился на рыночную площадь на коне и в полном вооружении — «в доспехе, в шоломе и с копнем». При нем находился наследник и многочисленная вооруженная свита.
За свитой следовало 1500 конных стрельцов. Они окружили площадь полукругом. Стража вывела на площадь примерно 300 опальных людей, разделенных на две группы. Осужденные представляли собой жалкое зрелище. После перенесенных пыток многие из них с трудом передвигались…» [16] Сами казни продолжались около четырёх часов, отличались циничной жестокостью и зрелищностью. Обратите внимание на этот момент, он дальше пригодится. По большому счёту, всё что происходило, происходило демонстративно и имело назидательно-устрашающий характер. Также демонстративно из 300 опальных примерно 180 - 184 по разным данным в самый последний момент были помилованы, отпущены и на поруки земским боярам и дворянам. Довольно подробное описание казней оставили нам иностранцы. Безусловно, к их мемуарам, как было многократно уже сказано, нужно относиться со скепсисом, ибо рассказ о преувеличенных зверствах русского «деспота» был главной целью данных литературных опусов.
Однако, сами тексты содержат множество перекликающихся между собой и с другими источниками мелочей. Роль главного обвинителя была поручена не опричникам, а земскому дьяку Андрею Щелкалову. Обвинения были зачитаны, но зачитывались Висковатый и Фуников своей вины так и не признали. Вместе с ними на площади были публично казнены дьяки, стоявшие во главе целого ряда важных московских приказов. Глава Поместного приказа Василий Степанов с женой и сыновьями, глава Большого прихода главного финансового ведомства Иван Булгаков с женой и дочерью, глава Разбойного приказа — Григорий Шапкин с женой и сыновьями. Бояре Пимена князь А. Тулупов-Стародубский, князь В. Шаховской-Ярославский, псковский наместник Неудача Цыплятев, новгородские дьяки Румянцев и Ростовцев, более сотни новгородских дворян и слуг. Среди общего числа оказались четверо слуг Алексея Даниловича Басманова. Их имена тоже попали в Синодик.
В этот же день был казнен последний сын Молявы тоже повар Алексей. По легенде, он умер от руки самого царя. Упав перед ним на колени, был пронзён копьем. Трупы убитых лежали на площади в течение трех дней. Потом их предали земле. Басмановы и Афанасий Вяземский среди казненных 25 июля 1570 года не числятся ни в одном источнике. Как я уже сказала в самом начале, у историков нет единого мнения, существовал ли новгородский заговор на самом деле. Лишь редкие голоса осмеливаются отвечать на этот вопрос смело и утвердительно. Будучи крупнейшими специалистами своего дела и носителями что важно разных концепций Д. Володихин, Б.
Флоря, А. Зимин, Р. Скрынников и другие сходятся во мнении, что существенных доказательств заговора нет. Нет и причин у Новгорода столь грубо и лихо вставать на дыбы. Версии названных специалистов и ряда других, заключаются в том, что это была хитрая, поражающая своим масштабом фальсификация. Версии этих ученых выглядят логичными и аргументированными. Чего не скажешь о тех, кто стоит на позициях реального существования заговора и считает первых советников изменниками. Великий Новгород всегда отличался особым норовом. Если не углубляться в раннюю историю города, где примеров новгородской ёршистости множество, то стоит вспомнить, что незадолго до трагедии 1570 года многие новгородские деятели поддержали восстание Фёдорова — Челяднина. А это уже серьезная «провинность» в глазах государя.
Причём, провинность свежая, не из «седой старины». Однако, что именно могло подтолкнуть Новгород и новгородцев к столь опасным для себя играм в момент и без того сложный для страны? Зимин представлял удар, обрушившийся на Новгород вполне осознанным ударом опричного кулака по последним мощным форпостам удельной раздробленности. К таким форпостам принадлежал Новгород. Но многие коллеги Зимина находят эту мысль спорной. Во-первых, в таком случае за разгромом выступает как вполне осознанная акция, инициированная самим государем, а не эмоциональный всплеск, связанный с необходимостью уничтожить опасность, когда та резко подняла голову. На каком этапе в таком случае могли попасть в колесо репрессий первые советники? Для чего, ради чего и почему? Во-вторых, как утверждает Р. Скрынников, Новгород перестал быть оплотом феодальной раздробленности задолго до «новгородского заговора», с момента удаления новгородского купечества и боярства с последующей его заменой на московских служилых людей.
Кроме этого была произведена замена приказной администрации. Необходимые меры проводились последовательно, методично, внимательно и тщательно. Ко времени опричнины в Новгороде уже царили московские порядки, а сама столица вполне свободно распоряжалась фондом новгородских земель. Полное доверие Новгород не заслужили и его настроения тщательно отслеживались, царём и опричниками проводилась работа, которая исключала совсем уж резкие и внезапные мятежные настроения. Содержательно и интересно высказался на данную тему Борис Флоря. Его точка зрения наиболее лояльна к самому Новгороду. Называя действия царя продуманными, но абсурдными, он подводит читателя к рассуждениям о том, что причина мятежа у новгородцев отсутствовала, ввиду мелкопоместности данных краев. Ведь чтобы подтолкнуть к такому рискованному шагу рядовых служилых людей, причины должны быть серьёзные. Таковых Флоря не видит и не находит. На северо-западе отсутствовали родовые вотчины потомков Гедемина и Рюрика.
В частности, полемично утверждение Флори о том, что новгородскую землю не затронули опричные переселения. Помещикам внешняя политика царя была весьма выгодна, так как помещики получали завоеванную в Ливонии землю, на которой устраивались новые поместья, ну а купечество торговля устраивала по самым понятным причинам. На момент описываемых событий русская Нарва превратилась в крупный центр международной торговли, который посещали суда из многих стран Западной Европы, и новгороско-псковские купцы были полноценными и довольными участниками данного торгового процесса. Если уж рассматривать ситуацию панорамно, то стоит упомянуть, что разгром нанес большой ущерб посадскому населению Новгорода, так как торговля с западноевропейскими странами была подорвана на многие годы. Кроме этого, для русского правительства всегда было очевидно значение и сила влияния новгородской архиепископской кафедры на сознание людей, что подталкивало выбирать людей с особой тщательностью в том числе, это касается и выбранного Пимена. Есть и мнения, полемичные мнению Б. Скрынников, наоборот, уверен: новгородцы, принадлежащие к земщине, сами были задеты тем, что никто из них не попал в состав привилегированного опричного войска, а далее испытали на себе насилие и произвол опричников. Так или иначе, но на Земском соборе 1566 года немало новгородцев поддержали требование митрополита Филиппа и конюшего И. Федорова об отмене опричнины. Говорит Скрынников и об обострившихся социальных противоречиях в конце 60-х годов на фоне экономического упадка [17] и о вечном культурном и торговом соперничестве Москвы и Новгорода, что, собственно вместе подпитывало новгородский сепаратизм.
Однако, более конкретных причин способных подтолкнуть новгородцев к решительным действиям, кинуться на сторону то ли Старицкого, то ли вообще внешнего врага, да ещё и под патронажем опричных руководителей, Скрынников также назвать затрудняется и воздерживается от смелых оценочных высказываний по данному поводу. Склоняясь к версии, что заговора на самом деле не существовало. Случившееся в целом он объясняет инициативой самого государя, который желая покарать всех сторонников брата, использовал погром как средство устрашения и психологического воздействия, но не тотального истребления всего и всех. Параллельно, решая проблемы истощенной долгой войной к тому времени опричной казны. О чем свидетельствует очевидное разграбление торгово-промышленной верхушки и духовенства. Мысль об обогащении за счет средств архиепископства, не желающего делиться, поддержал в своих исследованиях и В. Не трудно заметить, что во всем перечисленном есть мотивы царя стать инициатором карательной экспедиции, но роль Новгорода, как центра заговора опять сведена к абсолютной пассивности. Возможно, в какой-то другой ситуации или в другой промежуток времени, слухи о готовящемся заговоре с участием разных слоёв населения, не были бы восприняты государем столь остро. Однако, зёрна упали в подходящую почву. Недовольство опричными порядками росло и усиливалось.
Историк Дмитрий Михайлович Володихин, не говоря о том, существуют ли доказательства заговора, склоняется к мысли о наличии всё же причин у Новгорода к подобным настроениям. Попытки сопротивления он считает логичным ответом на проблемы того времени: «… Страна отстаивала себя, она не желала молча сносить унижения. Новгородчина, весьма вероятно, могла быть очагом наиболее активного сопротивления. Царь нанес ответный удар, стремясь подавить любые искры смуты, которую пришлось облечь понятным и привычным именем «измены» [18] Среди причин недовольства Володихин называет ещё и поведение опричников в храмах, а также свержение митрополита Филиппа. Однако, к этому аргументу стоит относиться с осторожностью. Нужно понимать, что сам Дмитрий Михайлович Володихин, будучи историком пропитанным православными идеями, переносит много личного отношения на представителей 16 века. Если изучать внимательно его работы, становится понятно, в какой восторг и трепет приводит Д. Володихина фигура митрополита. Это замечательно. Но можно ли считать аргументом?
Я, думаю — нет. Учёный Иероним Граля делает акцент на удручающей атмосфере того периода, но причин, которые могли бы стать основой реального заговора тоже не называет, делая акцент на желании царя покарать как настоящего, так и выдуманного врага. Алексей и Фёдор Басмановы, Афанасий Вяземский, Висковатый, Фуников, Пимен… В результате расследования новгородской измены полетели головы целой плеяды ярчайших политических деятелей опричной эпохи. Были ли причины у этих деятелей предавать государя, которому они служили много лет? За что и как главные советники, которые еще вчера выполняли важные поручения, попали в список главных подозреваемых и виновников? Если вдумываться, то можно заметить очень четкую расстановку того, что произошло. Расстановку явно не случайную, лишний раз указывающую на искусственное происхождении конфликтной ситуации. С постов оказались свергнуты и уничтожены физически безвозвратно важные лица государства с чёткими ролями и набором функций. Талантливый дипломат Висковатый , крупный хозяйственник Вяземский , сильный военный и дипломат Басманов , опытный финансист Фуников и молодой мужчина, который мог иметь на государя психологическое влияние. В том числе, оказывать какое-либо буферное действие между государем и его советниками Ф.
Чем не чёткий, пошагово выполненный план внешних врагов, будь то литовцы, поляки или татары, заключающийся в уничтожении самых нужных людей? Самый серьезный список самых разных обвинений получил дьяк Висковатый. Данный человек был личностью незаурядной. Один из крупнейших русских дипломатов, возглавлял Посольский приказ. Ко времени опричнины объединил в своих руках управление различными ведомствами приказного аппарата. Вместе с казначеем Фуниковым занимался делами Казённого приказа, хранил большую государеву печать, утверждал важнейшие документы. Служил царю два долгих десятилетия, пользовался доверием, входил в число ближайших лиц и по замечаниям современников был любим им как «спасение души». Были ли у такого человека причины к мятежу и причины попасть в список якобы изменников? В связи со своей широкой и многопрофильной деятельностью дипломат, печатник, дьяк был особо уязвим и являлся крупной мишенью для интриг. За год до казни Висковатый послал тайную грамоту в Кафу к Касим-паше, назначенному руководить походом турок на Астрахань.
Дьяк безрезультатно пытался подкупить пашу, чтобы предотвратить турецкое вторжение, что было использовано и вывернуто наоборот — став наоборот обвинением в измене в пользу султана. Поход султана на Астрахань в 1569 году несведущему населению объяснили как результат изменнический действий главы Посольского приказа. Висковатый и несколько других земских дьяков были представлены изменниками, которые поддерживали изменнические связи с Польшей, Турцией и Крымом и планировали сдать полякам Новгород и Псков. Незадолго до казни, Висковатый участвовал в заключении договора о перемирии с Сигизмундом вторым и уговаривал царя прекратить казни [19] , что необходимо было для грамотного с точки зрения дипломатии выполнения дела, но могло также навлечь на Висковатого подозрения в сговоре с новгородскими заговорщиками. Как мы видим, обвинения Висковатого не только абсурдны, но и специфичны. По мнению большинства учёных, сфабриковать подобные обвинения вряд ли были способны простые дьяки. Для того чтобы провернуть подобное, необходимо учитывать множественные политические аспекты в том числе внешней политики и прекрасно в ней разбираться. Среди наиболее очевидных и подходящих антагонистов Висковатого историки обычно называют дьяков А. Щелкалова из Разрядного приказа и его брата В. Щелкалова из Разбойного приказа.
Последний еще и заведовал тюрьмами, «мастерами заплечных дел», палачами, помогал опричникам в проведении розысков и самое главное, руководил казнью новгородских изменников в Москве [20]. Щелкалов зачитал обвинения Висковатому перед казнью, унаследовал его должность, а брат Василий — получил часть владений. Исследователь же биографии Висковатого Иероним Граля признаки ухудшения положения крупного дипломата видит задолго до описываемых событий. В своем труде «Иван Висковатый» он подчёркивает, что с введением опричнины Висковатый остался на «земской» стороне. В дальнейшие годы ситуация вокруг дипломата не была стабильной. Положение потихоньку ухудшалось, а сильными ударами по его карьере Грааля считает казнь новгородского чиновника Казарина Дубовского, связанного с Посольским приказом и расследование заговора Федотова-Челяднина, после которого дьяк максимально был отстранен от важных дел, о чем свидетельствует сокращение важных поручений во внешней политике. Определенную защиту до поры до времени Висковатому давала связь с Захарьиными, близкими к престолу и наследнику. Как же расправа над крупнейшим русским дипломатом выглядела со стороны? Было это ожидаемо или поразило современников своей нелепостью? После казней, в том числе казни Висковатого, нашим представителям за рубежом была дана инструкция не скрывать, а наоборот при любой возможности подчеркивать, что польский заговор не удался, раскрыт, а виновники получили по заслугам.
Имена виновников «изменников» тоже не скрывались, по крайней мере, имя Висковатого. В Речи Посполитой известие об измене дипломата в пользу польского короля было воспринято насмешливо. Один из ведущих политиков ВЛК [21] подканцлер О. Волович в своём письме литовскому вельможе высказался относительно личности Висковатого следующим образом: «…к государю нашего господина не был благосклонен, всегда был труден для послов его королевской светлости». Сказать в Польше, внешнему врагу, можно что угодно. Насколько искренне сам царь верил в вину человека, верой и правдой служившего ему долгие годы? На этот вопрос ответить невозможно, однако, наиболее очевидным представляется то, что логичные и ожидаемые возмущения Висковатого после случившегося с его братом, были могли быть восприняты царем как настроение не отдельно взятой недовольной личности, а группы людей. Верхушки земской боярской знати. Естественно это не могло не отразиться пагубно и Висковатом и на всех, кто был с ним связан. Не менее странной, нелогичной и надуманной выглядит расправа над другим видным деятелем эпохи — владыкой Пименом.
Пимен был поставлен на новгородскую кафедру в 1552 году. Сам он некогда принадлежал к старцам из Адриановой пустыни Ладожское озеро , которые находились в тесной связи с царским двором. Сам Адриан был крестным отцом первого ребенка Ивана и Анастасии, царевны Анны. Всю свою деятельность он проявлял максимальную лояльность к государю и опричному правительству, поддерживал Иоанна в его начинаниях, играл не последнюю роль в свержении неугодного митрополита Филиппа и его обвинение обычно вызывает у историков дружную усмешку. Более терпимого религиозного деятеля грозненской эпохи сложно себе представить. Подобное обвинение не могло не вызвать своей нелепостью и бессмысленностью возмущение и споры в среде первых советников, ровно как вызвала сомнения необходимость столь жестоких карательных мер по отношению к новгородцам. Именно этим фактором историки чаще всего объясняют то, что в механизм репрессий затянуло таких людей как Басмановы и Афанасий Вяземский. По версии официальной историографии, советники, так или иначе «слили» информацию о грядущем походе Пимену. Традиционно роль благородного болтуна отдают А. Скрынников единственный, кто называет более конкретный повод, который мог подтолкнуть Вяземского к подобным рисковым действиям.
А именно сопротивление Афанасия решению царя перебить в результате расследования «изборской измены» всех пленных поляков. Своего он всё же добился — царь задуманное не совершил. Другие исследователи к вопросу пленных поляков не обращаются. Объясняя случившееся человеческим желанием Вяземского предупредить новгородского владыку о грозящей беде. Хотя А. Басманов также имел старые деловые отношения с новгородским владыкой. Дружбу или как минимум наличие общего между этими троими известными государственными мужами эпохи отмечает В. Левченко в своей работе «Малюта Скуратов». Причины, которыми исследователи пытаются объяснить случившееся, не выходят за рамки или слепого благородства души, за которое советники в дальнейшем заплатили страшную цену или наоборот — материальной корысти зарвавшихся государственников, имеющих всё, но возжелавших ещё больше. И тот и другой вариант ничего не объясняет.
Если говорить о благородном порыве, то… Система того времени подразумевала как семейственность на государевой службе служили семьями, родами, кланами , так и общую повязанность. Спотыкался один — падали все. Теряли места, статусы, головы. Этого не знали первые советники? В том числе Алексей Данилович Басманов, опытный военный и хороший дипломат, связанный родственными отношениями едва ли не больше остальных. Он отвечал не только за сына, но и за других зависимых от его действий родственников. Знал, конечно. Знал наверняка и Афанасий, обладавший достаточными гибкостью и хитростью, чтобы держаться в любимцах при Грозном. В чем же была их роковая ошибка? Неужели столкнувшись с тем, что выглядело несправедливостью, опытные и мудрые первые советники не нашли способа выразить свой протест как можно мягче, дабы не навлечь беду на себя и близких?
Сомнительно, что сама по себе полемика с государем по поводу правильности или неправильности карательной акции могла вызвать столь бурную реакцию и запустить страшный процесс в результате которого пострадал не один оступившийся верноподданный, а произошла полноценная зачистка руководящего властного состава. Безусловно, навлечь на себя беду могли и сами советники — неосторожными и неосмотрительными действиями. Действия, скорее всего подпитывались потерей охотничьего чутья на фоне привычки к собственному могуществу. Однако наиболее жизненным и очевидным представляется то, что подобным поведением, скорее всего, воспользовалась не менее мощная, дремавшая до сей поры сила. Минимум равная по могуществу тем, кого она скинула и уничтожила. Кто-то столь удачно и успешно воспользовался неудачным для первых советников стечением обстоятельств, чтобы развернуть игру по смене властвующих элементов. О том, что случившаяся трагедия не что иное, как результат борьбы придворных группировок говорят многие учёные. Могли ли первые советники искать бОльших материальных благ, мечась от лидера к лидеру, рискуя старой проверенной кормушкой, ради новой абстрактной? Рискуя не абы чем, а собственной головой. Подобное представляется сомнительным.
Положению всех этих людей мог позавидовать любой смертный.
Report Page
- Федор Басманов (биография)
- Почему Федор Басманов впал в немилость у царя Ивана Грозного
- фёдор басманов | Федора, Отцы, Фандом
- Петр Басманов: судьба человека: bbdad — LiveJournal
Федор Басманов. Феномен страха. Защита индивидуальных проектов.
«Алексей Данилович Басманов-Плещеев – один из лучших наших полководцев XVI века, деятель великих дар. Басманов Фёдор Фёдорович. О своем отце рассказывает Чикова Евгения Фёдоровна: «Отец призван в 1941 г. из г. Сенгилей Ульяновской области. Одна из версий судьбы Фёдора Басманова. Работая над статьями, немного подкорректировала одну из главных статей будущей книги "Фёдор Басманов. Автор пина:Феликс Лиевский. Находите и прикалывайте свои пины в Pinterest! По Федору Алексеевичу Басманову пожаловал государь Иван Васильевич 100 руб. 1602-1603 гг. Петр Федорович Басманов дал вкладу по жене Дарье по цене 65 руб.
Федор Басманов
«Алексей Басманов и его сын Федор, с которым великий князь предавался разврату, были убиты». Федор Басманов — один из персонажей книги Алексея Константиновича Толстого «Князь Серебряный». Работая над статьями, немного подкорректировала одну из главных статей будущей книги "Фёдор Басманов. А в 1569 году Федор Басманов командует опричными войсками на юге страны. Фёдор Алексеевич Басманов (Басманов-Плещеев) (умер 1571?) — опричник, сын Алексея Даниловича Басманова, фаворит. Фёдор Басманов, проживший чуть больше двадцати лет, справился со своей ролью идеально.
Фёдор Басманов
При этом надо помнить, что в своём классическом виде опричнина существовала всего семь лет, и в первые три года никаких массовых выходящих за обычные рамки казней и репрессий не было. Массовые репрессии начались в первой половине 1568 года, и спровоцированы они были страхом царя, который в сентябре 1567 года настолько опасался мятежей и заговоров, что через английского посла Дженкинсона обратился к Елизавете I с просьбой о предоставлении убежища. И Басмановы, вопреки распространённому мнению, к этим массовым репрессиям были практически непричастны, поскольку сами стали их жертвами. Но не будем забегать вперёд. В феврале 1567 года Алексей Басманов вновь выступил в роли дипломата — участвовал в переговорах со шведским послом Н. А затем он вдруг был арестован — вместе с сыновьями Пётром и Фёдором. Их товарищами по несчастью стали Афанасий Вяземский, некоторые московские дьяки, в том числе И. Висковатый, хранитель государственной печати и глава Посольского приказа. Полагают, что Басмановы и Вяземский стали жертвами интриг Малюты Скуратова и Василия Грязнова, которые боролись с ними за влияние на царя. Басмановы были обвинены в сговоре с новгородскими боярами и архиепископом Пименом, намеревавшимися передать Новгород и Псков польскому королю Сигизмунду Августу. Алексей Басманов и его старший сын Пётр были казнены зимой 1569—1570 гг.
Фёдора Басманова с семьёй сослали на Белое озеро, где он и умер. Впервые в историческом документе его имя появляется в 1662 году в связи с походом на Полоцк. Тогда он был рындой с топором — одним из царских оруженосцев-телохранителей. Рында с топором занимал последнее, 11-е, место в иерархии были ещё, например, рынды с пищалью, рогатиной, копьём, саадаком, на первом месте стоял большой рында В дальнейшем Фёдор стал любимцем царя. В 1564 году он вместе с отцом защищал Рязань от войск Девлет-Гирея. В 1566 году стал царским кравчим — старшим над стольниками и ответственным за подачу и качество еды и напитков. В 1569 году он командовал опричными войсками на юге. Именно Фёдор Басманов 8 ноября 1568 года, прервав богослужение, зачитал обвинительный приговор митрополиту Филиппу II Колычеву — а Малюта Скуратов тогда сорвал с него владычье облачение. Вероятно, участие Фёдора Басманова должно было дополнительно оскорбить и унизить митрополита — ведь репутация у этого человека была самая отвратительная. К обычным упрёкам в жестокости, в случае с Фёдором Басмановым присоединяются обвинения в «содомском грехе», причём «грешил» Фёдор не с кем попало, а якобы с самим царём Иваном Грозным.
Вот, например, свидетельство Штадена: «Алексей Басманов и его сын Федор, с которым великий князь предавался разврату, были убиты». Иван IV, кстати, в «исповедании» 1572 года действительно каялся за «чрезестественный грех чресел». Толстой дважды обращался к образу Фёдора Басманова. Вот как выглядит он в балладе «Василий Шибанов»: «И тут же, гордяся своею красой, С девичьей улыбкой, с змеиной душой, Любимец звонит Иоаннов, Отверженный Богом Басманов». А таким сын Алексея Басманова предстаёт перед нами в романе «Князь Серебряный»: «То был молодой человек лет двадцати, необыкновенной красоты, но с неприятным, наглым выражением лица...
И все же, мы оба замираем. Ненадолго, на долю секунды может, но для двух Повелителей Времени не заметить это сродни предательству самого себя или своего рода, о чем он бы точно ввиду новой информации поспорил. Я все еще держу его за руки, прижимая пластырь к пальцу, бесконечно долгое мгновение он молчит. Мы оба знаем, что это ничего не значит, точно не сейчас, не после всего, что произошло, и все же - все же что-то происходит в этом крошечном пространстве рядом с консолью, которую он под влиянием Сайбириума разворошил. Хочу ли я думать о том, что это значит?
Совершенно точно нет. Потом он отмирает - как будто успел уснуть за эту долю секунды, говорит хрипло, и я тут же фыркаю, когда он буквально выдергивает руки, и отодвигаюсь для верности, оставаясь на одном колене перед ним, все еще сидящим на полу, чтобы было удобнее презрительно заглянуть в глаза. Он не мой пленник, он даже не от моего желания здесь находится - возможно, впервые в жизни я хочу вытащить Мастера из своей ТАРДИС, а не наоборот - ой, погодите-ка, а ведь такое уже пару раз было, с по-другому расставленными мотивациями и приоритетами, ровно до того, как он выбрал гордость вместо жизни и предпочел умереть у меня на руках, мучая перед этим целый год и меня, и всю Землю впридачу. Другая проблема крылась в том, что это его не сдержит. Прямо здесь и сейчас - может быть, но наручники, даже такие - это плевая задачка для галлифрейца, особенно ренегата, в отместку решение оставить его так Мастер действительно может попытаться сделать что-нибудь с Яз, а этого я не позволю никогда. Опять же, если не он, то серебристый интеллект в его голове вполне может выкрутить его разум и тело наизнанку и заставить например сломать руку, чтобы вылезти из наручников, и что тогда? Поэтому с тяжелым вздохом я все же освобождаю его от наручников - на этот раз стараясь не допустить свою ошибку, не касаться голой кожи на запястьях, потому что я все еще не хочу об этом думать, а если я продолжу, то думать придется.
Толстой полагает годом смерти Федора 1570-й [16].
Персонаж романа А. Антонова «Басманов: Честь воеводы», посвящённого его отцу. Персонаж романа К. Бадигина «Корсары Ивана Грозного». В музыке В опере « Опричник » Чайковского — партия меццо-сопрано исполняется женщинами. В кантате « Иван Грозный » и музыке С. Прокофьева к одноимённому фильму — партия баритона тенора. Персонаж рок-оперы «Слово и дело» Павла Смеяна по повести А.
Сергей Эйзенштейн. Исполнитель роли — Михаил Кузнецов. Знаменитая сцена киноленты — Фёдор Басманов танцует для царя в женском платье. В роли Басманова — Дмитрий Писаренко. Фильм « Иван Фёдоров » 1991. В роли Басманова — Валерий Смецкой.
Куки — это 10-15 килобайт полезной информации на вашем устройстве, позволяющей браузеру быстрее и точнее показывать наш сайт при неоднократном его посещении. Например, благодаря куки, в следующий раз вы этого сообщения не увидите.