Ленин на трибуне. 1947 – объявление о продаже в Ильинском. Цена: 323 руб., дата размещения: 31.03.2024. Открытки.

Вот комната на втором этаже, где Ленин с Троцким провели пару-тройку ночных часов с 25 на 26 октября – улегшись отдыхать на расстеленных газетах: в Смольном было принято спать на полу или на столах. Главная» Новости» Выступление ленина видео со звуком. 21 января, в день смерти великого гения, революционера и основателя Советского государства В.И. Ленина, коммунисты города трех революций пришли к памятнику Владимиру Ильичу, который расположен около Смольного. ЛЕНИН ИДЁТ В СМОЛЬНЫЙ О столкновении красногвардейцев с юнкерами у типографии и о приказе Временного правительства развести мосты через Неву связные сообщили Владимиру Ильичу Ленину.

Коллекция Государственного Русского музея

Правда ли, что композиция картины «Ходоки у В. И. Ленина» позаимствована | Пикабу
Ленин в Смольном. Опасное начало. ч. 1
"Ленин" отправляется из Смольного в Петропавловку: Культура:
Владимир Ильич Ленин
В. И. ЛЕНИН И НАЧАЛО ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МАЛОГО СОВНАРКОМА
В. И. Ленин в Смольном

Ленин в Смольном 135-22

Нужно ли для того, чтобы «переходить на социализм», полностью почистить диск со старой операционной системой — или просто потихоньку удалять один за другим баги, постепенно меняя «прошивку»? Разумеется — особенно в условиях экономического коллапса — следовало быть конструктивным; и все же в первые месяцы Ленин — еще точно не зная, чего хочет добиться, в порядке бескомпромиссной войны против буржуазии — больше внимания и усилий посвящает «разбиванию машины»; следовало сломать не только государственный строй, но и систему владения землей, юстицию, национальные границы, общепринятую систему собственности государственная, частная , наконец, войну, которая была не только собственно фронтом, но и загружала промышленность военными заказами; мы плохо осознаем, что демобилизовать — организованно! И Ленин идет на это уже в конце ноября — осознавая, что куча людей останется без работы и разруха усугубится. Ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить! Не слишком-то убедительное объяснение, если посмотреть на то, что осталось к весне 1918 года от питерской промышленности. Разумеется, в квесте для Ленина были заготовлены не только трудноразрешимые загадки и набор кувалд, но и какие-никакие подсказки. Социализм предполагает участие как можно большего количества людей в созидательном труде; на практике Россия представляла собой страну, где бегущие из армии солдаты, отвыкшие от труда и привыкшие к насилию, пробегали мимо работы, подняв воротник повыше, — по множеству объективных причин. Как вернуть рабочих на фабрики? Ответ Ленина — через профсоюзы. Как обеспечить повышение производительности их труда на фабриках?

Пусть рабочие привлекают профессиональных хозяйственников — и быстро учатся у них и при строительстве новой, классовой, рабоче-крестьянской армии Ленин согласился с Троцким: нужно и должно привлекать царских офицеров; несмотря на факты измены и саботажа. В конце 1917-го в России было множество неработающих непролетариев — ну так почему бы не заставить их работать принудительно: так появляется идея введения «трудовой повинности с богатых». Одновременно крайне остро стоял вопрос безработицы — и Ленин моментально принялся создавать рабочие места, причем не самого очевидного свойства. Уже в декабре 1917-го!! Навязчивой идеей Ленина-руководителя была артистическая — нетривиальными способами — оптимизация всего, что только можно: назначения на ключевые должности компетентных людей, даже если они были его политическими противниками как Красин или иностранцами; если бы Ленин был главным тренером разваливающегося футбольного клуба, то выбрал бы стратегию покупки звезд-легионеров. Одной из светлых идей такого рода стало предложение пересадить матроса-вестового, мотавшегося по Смольному между расположившимися в разных концах кабинетами Ленина и Троцкого, на велосипед; этот матрос, в бескозырке, шинели и с посылками, видимо, и навел впоследствии писателя Успенского на образ почтальона Печкина. Сам Ленин, спортсмен по духу, надеялся, что и другие люди устроены подобным образом, — а потому еще одной светлой идеей, направленной на стимуляцию производительности труда, стало устройство социалистических соревнований между рабочими коллективами. Соревнование — которое выглядело в голове Ленина как состязание двух деревень из рекламного ролика для домохозяек: а ну, кто быстрее помоет посуду после праздника, у кого тут больше талантов? И раз капитализм исчерпал свои возможности как прогрессивной системы — почему не посоревноваться с ним?

Ведь потенциал у социализма — строя, где средства производства принадлежат самим трудящимся, — безграничен. Принуждение к веселому соревнованию — не только завуалированная попытка заставить людей надрываться за меньшие деньги; какой бы нелепой или лицемерной ни казалась эта идея Ленина, в тех обстоятельствах, в том контексте, она выглядела перспективной. Для раздираемого классовым конфликтом и бытовыми неурядицами общества, разочарованного результатами Февральского майдана, который принес только ухудшения, строительство такого понятного — как потопаешь, так и полопаешь — социализма выглядело не таким уж плохим стимулом: поверить, собраться — и еще раз пойти на жертвы ради новой мечты. Действительность, однако, вносила в планы Ленина свои коррективы. Рабочие, которым внушали, что это они проделали колоссальный, исторический труд — совершили революцию, полагали, что теперь самое время откинуться в кресле, положить ноги на стол и насладиться привилегиями и благами, о которых позаботится их, пролетарское, государство. Ленина, трудоголика и перфекциониста, бесили «босяческие привычки» и «бестолочь», и он изо всех сил пытался внушить рабочим, что теперь-то как раз и надо засучить рукава: учись у немца, дергал он за рукав русского рабочего, учись работать так, как немец и даже позднейшее ленинское планирование, по мнению историка Хобсбаума, «вдохновлялось немецкой военной экономикой 1914—1918 годов». Поскольку, к счастью или к сожалению, мы лишены возможности вдохнуть в себя выхлоп революционного двигателя, идеи и особенно рабочие термины той эпохи «трудовой энтузиазм», «великий почин» и пр. Что касается товарищей Ленина, которые понимали, что управлять все же придется им, то идея молниеносного построения социализма, по факту, в отдельно взятой стране, озадачивала их. Они понимали, что такого рода планы слишком расходятся с марксистскими догмами, — однако вслух не особо протестовали; само присутствие Ленина оказывало на них тонизирующее воздействие; они не знали про конспекты Гегеля в дорожных ленинских корзинах, но их завораживала способность Ленина сражаться на нескольких досках сразу — и обыгрывать противников даже в ситуации, когда выбирать приходится из плохого и очень плохого, даже когда его государственная деятельность производила впечатление авантюрной и проще всего объяснялась упрямством экспериментатора, который готов поставить на кон все что угодно — от жизни товарищей до коренных русских территорий.

Вера в математически шахматный — а не авантюрный — интеллект Ленина помогала большевикам справляться с обескураживающими внешнеполитическими новостями: сама интенсивность и «регулярность» «естественного» распада России, усугубленного немецкой интервенцией и стремлением Ленина разворошить деревню, разом избавиться и от тамошней мелкой буржуазии тоже, вызывала панику — и требовала психологической опоры на какую-то сверхъестественную силу. В шахматных терминах описывает деятельность Ленина в послеоктябрьские месяцы его давний партнер П. Вот производит неожиданную рокировку — центр игры переносит из Смольного за Кремлевские стены»[22]. На протяжении осени и зимы Ленин — без особого удовольствия — наблюдает «майданный» захват рабочими транспорта, фабрик, рудников и пр. В принципе, Ленин не протестовал против подобного рода действий — на начальном этапе: да, вредно в экономическом смысле, однако полезно в политическом — инициатива масс: пусть экспериментируют, пусть почувствуют, что они и правда теперь хозяева — а не буржуазия. Нередко рабочие — видя, как владелец, частный собственник, почуяв, куда ветер дует, пытался свернуть производство, прекратить закупки сырья, продать оборудование, не заплатить, — выгоняли его, чтобы «взять всё в свои руки», после чего извещали явочным порядком, что теперь передают предприятие на баланс государству. Это были щедрые, неподъемные и не подлежащие возврату подарки — глубоко озадачивающие Ленина. Что дальше? Должны ли рабочие просто контролировать производство — или управлять им?

Была создана спецкомиссия, которая ограничивала права слишком уж далеко накренившихся влево фабзавкомов. Но и тут Ленин был крайне «демократичен»: при выборе, каким быть рабочему контролю — стихийным или государственным, он был за стихийный. И пока можно было не национализировать предприятия — их не национализировали; и, собственно, до марта 1918-го — до переезда в Москву — массовой национализации не было. До весны 1918-го Совнарком, когда мог, бывало, даже кредитовал частных собственников, поощряя их продолжать производство — разумеется, подотчетное рабочему контролю. Некоторые рабочие тоже понимали, что просто переложить свои заботы на государство — не лучший способ получить в конце недели жалованье, и преподносили Ленину светлые идеи, касающиеся компромиссных форм собственности. Тот пока и сам не понимал, как именно должен выглядеть «госкапитализм» в текущих условиях, — и, неопределенно-доброжелательно помахивая рукой в воздухе, предлагал: пробуйте, в конце концов это ведь политическое творчество. С весны 1918-го, однако, началась настоящая эпидемия национализации предприятий. Во-первых, из-за Бреста. В число условий мира входила выплата советским правительством компенсаций немецким собственникам — и вот тут хозяева фабрик принялись правдами и неправдами продавать акции немецким гражданам и компаниям, которые с удовольствием за бесценок скупали российскую индустрию; более того, когда Совнарком все же начал национализацию черной и цветной металлургии, топливной промышленности и прочих стратегических отраслей скорее формальную, юридическую — поменявшие владельца предприятия тут же передавались бывшим хозяевам в аренду бесплатно, лишь бы те не останавливали производство , немцы подняли шум из-за нарушения прав немецких собственников; эти чудовищно наглые требования и стали одной из причин антигерманского левоэсеровского мятежа лета 1918 года.

Во-вторых, к весне у заводов стали накапливаться задолженности — и они сначала переходили в казну по финансовым соображениям, а затем быстро национализировались в связи с угрозой оккупации; именно так национализировали Путиловский. Чтобы каким-то образом сбалансировать творческую самодеятельность низов и неотвратимую тенденцию к огосударствлению промышленности и финансов, в декабре создается Высший совет народного хозяйства ВСНХ. Это уникальное, не имеющее аналогов учреждение, по мысли Ленина, должно было дирижировать то есть централизованно осуществлять рабочий контроль страной, которой по разным причинам расхотела распоряжаться невидимая рука рынка. Или, ближе к реальности, решать задачки вроде того: сколько потребуется угля для выплавки такого-то количества стали, из которой нужно сделать такое-то количество плугов, для чего понадобится такое-то количество рабочей силы, транспорта — и не на одном предприятии, а на протяжении всей технологической цепочки? Идея создать нечто вроде платформы, на которой сходились бы потребители-крестьяне с производителями-рабочими: нам нужны гвозди, плуги, телеги, мануфактура и лопаты, сделайте нам столько-то, — казалась Ленину особенно удачной еще и потому, что способствовала «смычке» города и деревни. Полномочиями ВСНХ наделялся самыми широкими — он мог конфисковывать, реквизировать, синдицировать и делать еще бог знает что с предприятиями — в ответ на саботаж буржуазии, лишавшей питерские заводы заказов. Вместо конкуренции — планирование и социалистическое соревнование; вместо рынка — контроль: согласно идее Ленина, такая экономика должна была оказаться более эффективной, чем традиционная, рыночная; но еще важнее, что именно таким образом — методично, а не наскоком — буржуазия «вышибалась из седла ее собственности». Одновременно шли и обратные процессы — формирования новой элиты. Весь конец 1917-го — 1918 год Ленин провел в охоте за своими бывшими знакомыми, которые в силу разных причин «отошли от революционной деятельности».

Не мытьем, так катаньем он уговаривал их; часто эти «спецы» уже тогда получали большую, чем у других, зарплату — и неминуемо обосабливались. Возникновение номенклатуры было естественным процессом; поскольку большевистские кадры были хуже подготовлены для выполнения разного рода бюрократических должностей, приходилось брать числом, а не умением; не у всех руководителей был такой талант оптимизации, как у Ленина; но и у него аппарат разрастался. Надо было получить кабинет, обеспечить рабочую обстановку, сферу паблик-рилейшнз, канцелярию; образовался секретариат. Чтобы сломить саботаж, в декабре из намеренно разрушенной «военки» которая попыталась стать альтернативным центром было создано специальное учреждение — ЧК изначально небольшая, имеющая в подчинении несколько десятков сотрудников комиссия при Совнаркоме, то есть при Ленине по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Она, разумеется, не могла моментально победить уличную преступность, пьяный беспредел, черный рынок и террористические заговоры против большевистских руководителей, однако сэкономила большевикам много здоровья, сил и денег: например, когда возникла тема спекуляции акциями промпредприятий, которые продавались немцам, а те требовали «возмещения». Быстро доказав свою эффективность, ЧК начала пополняться особого склада людьми профессиональных революционеров со стажем тошнило от деятельности, похожей на охранную, — и приходилось набирать туда «зеленых» партийцев, а иногда, при тогдашнем хаосе с документами, — преступников и бывших агентов охранки — которые, раз за разом отвоевывая себе полномочия вершить внесудебную и неподконтрольную расправу, обосабливались, при невольном попустительстве Ленина, в отдельный орден. Едва ли контролируемый в принципе процесс, потому что полномочия ЧК увеличивались пропорционально росту сопротивления и террору контрреволюционеров; зеркальная мера. Ленин сам никогда не участвовал в процедурах технической смены управленческих декораций «на местах» — однако обладал талантом находить нужные слова для того, чтобы его подчиненные, которые нередко переживали из-за недостаточной компетентности, выполняли свои необычные обязанности с должной твердостью. Отказ назначаемых во власть большевиков, даже со ссылками на отсутствие опыта, житейские неурядицы, расхождение во взглядах и прочие объективные причины Ленин отвергал с гневом: «Это не власть, а работа.

Отказываться от комиссарства сейчас хуже, чем отказаться машинисткой стучать: худшая форма саботажа». Идеологические разногласия? Взгляды — взглядами: надо в общую лямку». Это «надо» подразумевало необходимость являться в министерства с отрядом матросов или группой «народных контролеров», сталкиваться с демонстрацией презрения и прямой физической агрессией, за шкирку вытаскивать из-за столов саботажников, увольнять ненужных заместителей, повышать по службе малоизвестных чиновников, желавших продвинуться ценой предательства бывших хозяев. В воспоминаниях Г. Соломона Ленин жалуется на то, что его окружают «люди прекраснодушные, но совершенно не понимающие, что к чему и как нужно воплощать в жизнь великие идеи… Ведь вот ходил же Менжинский в качестве наркомфина с целым оркестром музыки не просто взять и получить, нет, а реквизировать десять миллионов… Смехота»[23]. Пожалуй, единственная задокументированная более-менее контактная «реквизиция» с участием самого Ленина — беседа по телефону с Верховным главнокомандующим Духониным. Яркий эпизод, когда Ленину требовалось: а отобрать у генерала его армию; б объяснить Верховному главнокомандующему, что никакой он больше не командующий, а вместо него приедет прапорщик Крыленко, которому следует немедленно передать всю власть; можно предположить, что опубликованная стенограмма диалога: «Именем правительства Российской республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям правительства и за поведение, несущее неслыханные бедствия трудящимся массам всех стран и в особенности армиям» — дает лишь общее представление о характере беседы. Если первые месяцы осени здание Кваренги извергало из себя агитаторов, пытавшихся «разложить» гарнизон, то после 25 октября оно превратилось в штаб де-анархизации: большевистские наркомы должны были возвращаться сюда и докладывать о своих успехах по захвату министерств, ведомств, банков, узлов связи и коммунальных структур.

Сам Смольный тоже был местом, где надо было каждый день доказывать, что власть здесь — ты, а не какой-нибудь красногвардеец с винтовкой, который в состоянии пристрелить любого, кто ему не нравится; а те, кто, имея на то весьма достаточные основания, считает тебя самозванцам, должны помалкивать — и не мешать. Первые пару дней в новом своем статусе Ленин, как и все, целый день пробавлялся исключительно бутербродами, получая нечто калорийное и горячее только поздно вечером, на Херсонской у Бонч-Бруевича. Затем какой-то приварок стала носить Мария Ильинична, едва ли не по несколько раз в день, но в какой-то момент это сделалось неудобно — и, по решению коменданта, в соседней с кабинетом комнатке поселилась мать не то Шаумяна версия Крупской , не то Шотмана версия Малькова , которая взяла супругов Ульяновых «под свою опеку»; иногда Ленин обедал в смольненской столовой. Организованная еще до переворота, славившаяся своими двухрублевыми обедами по талонам и впоследствии, в период правления Зиновьева, поставленная на еще более широкую ногу, эта институция по-прежнему на плаву, и на 200 рублей здесь можно неплохо отобедать набором из трех-четырех блюд с кофе; и если тыквенные оладьи и при Ленине были так же хороши, как при Полтавченко, то расставание со Смольным должно было причинить Ленину серьезные страдания. Даже внутри большевистской крепости требовалось соблюдать меры безопасности: квартиру — раньше там жила классная дама Е. Гут — выбрали с учетом того, что у нее было два выхода. Даму выселили — и, судя по тому, что Ленин подписал распоряжение не только удалить ее из своей квартиры, но и закрыть ей доступ вообще в какие-либо смольненские помещения, она бродила там, как привидение из викторианских романов, и предъявляла претензии; вытесненная призраком коммунизма на городские окраины, эта Гут дожила до 1942 года, работая преподавательницей музыки и немецкого языка. Тут уже было сугубо ленинское пространство, первая в его жизни настоящая казенная квартира; ему выдали ключ, и посторонние сюда не допускались. Справа от входа сейчас выставлены подлинные костюм ВИ и пальто НК: еще одно подтверждение, что Ленин не был великаном экскурсовод, растягивая рулетку, указывает на цифру 157; Крупская якобы — 162 сантиметра; и если это так, то ВИ, доживи он до нашего времени, испытывал бы при заказах одежды в интернет-магазинах определенные трудности.

За перегородкой — две кровати. В 1919-м Ленин напечатал в «Правде» ответ на письмо одного профессора, который пожаловался ему на вторжение в интимную жизнь: в его учебном заведении расквартировали отряд, и командир, намереваясь реквизировать «лишнюю» кровать, потребовал, чтобы профессор спал с женой в одной. Аналитический комментарий Ленина безупречно диалектичен: «Желание интеллигентных людей иметь по две кровати, на мужа и на жену отдельно, есть желание законное а оно, несомненно, законное , постольку для осуществления его необходим более высокий заработок, чем средний. Это не унизительное, а справедливое требование». Если уж зашла речь о кроватях и солдатах, то нельзя не вспомнить курьезный эпизод, когда сразу после переезда в Кремль солдаты пожаловались на некомфортный сон: оказалось, они спят не просто на полу, покрытом палатками, но и еще на трех мешках реквизированного из банков золота, которое вручил им для охраны перед отъездом в Москву Бонч-Бруевич — да тут же и забыл о нем. Ленин, которого развеселила эта история, устроил жалобщикам шутейную распеканцию: «Что у вас делается в отряде? Избаловались стрелки, на золоте им спать жестко! Пока не найдете, со мной будет ездить другой». Гиль нашел пропажу в чьем-то сарае на окраине Петрограда, сохранив за собой должность ленинского Автомедонта до конца жизни.

При квартире Ульяновых обретался солдат — к счастью, не предъявлявший претензий на ульяновские кровати. Его звали Желтышев, он был пулеметчик, молодой, из Волынского полка, подвергшегося репрессиям — сначала Временного правительства после Июльских событий, затем большевистского, за «разговорчики». Приставленный к Ленину комендантом Малькова, этот Желтышев стал чем-то средним между охранником и денщиком: убирал комнату, носил своему патрону паек, суп и кашу в котелке, топил печку: сами комнаты скромны по площади, это скорее гарсоньерка, чем семейное гнездо, но вот потолки там — шесть с лишним метров, поэтому топка требовалась порядочная. Иногда они с Лениным перекидывались словечком, и солдат так полюбил своего собеседника, что явился однажды в свой полк достать «для Ильича» белого хлеба — и затем несколько раз сподабливался ленинских выговоров за попытки накормить его фруктами и прочими деликатесами. Гораздо больше вопросов, однако, эта фигура вызывала у Крупской, которая дивилась желтышевской «первобытности»: солдат даже не знал, как работает спиртовка, и едва не сжег Смольный, поливая ее при горении спиртом. У Ленина, кстати, также была своя шкатулка — «небольшая изящная деревянная» и тоже запертая: потеряв, видимо, ключ, он обратился к Малькову с просьбой аккуратно, ничего не испортив, вскрыть ее: «Я очень дорожу ею, тут письма от моей мамы». Это расковыривание невесть откуда взявшейся шкатулки рифмуется с совершающейся примерно в те же дни «ревизией стальных ящиков» — возможно, именно там, в каком-то из банков, теперь потерявших защиту, и хранил Ленин свой мемориальный бокс летом 1917 года. Рецепты, как добраться до «царских денег» и зажить, наконец, на широкую ногу, публиковались в «Правде» и до приезда Ленина — но, разумеется, никто до Ленина палец о палец не ударил, чтобы перевести эти соображения в практическую плоскость. Внимательно изучив подлинную роль банков при капитализме — на протяжении многих лет он долдонил, что главной ошибкой Парижской коммуны был отказ национализировать банки, — Ленин осознавал, что нельзя просто закрыть их и обчистить, «уплотнить» богатых, по той же схеме, что с недвижимостью: это означало бы крах банковской системы: кто б стал хранить свои деньги в банке, если они заведомо обречены на разграбление.

Даже диктатуре пролетариата нужна функционирующая банковская система: да, у опоры большевиков не было счетов в банках, за судьбу которых они могли тревожиться, — но получка рабочих очень беспокоила. Технически можно было захватить хранилища и конторы и основательно «тряхнуть буржуев» уже 25—26 октября — но что дальше? Кто будет обеспечивать еженедельные поступления зарплат в заводские конторы, финансировать строительные проекты, управлять деньгами? Земля — крестьянам, мир — народам, а банки? Кем заменить аппарат банковских служащих? Дыбенко и Антонова-Овсеенко, что ли, следовало учить нормальной, не кавалеристской административной деятельности: составлять бюджеты — а не просто требовать такую-то, с потолка, сумму, угрожая, что иначе промышленность остановится, пролетариат умрет с голода, а армия бросит позиции? Сначала ВСНХ предоставляет проект, его одобряют Наркомфин и Госконтроль — и уж затем банк выделяет деньги; сейчас это кажется естественным — но не поздней осенью 1917-го в Смольном. Именно в силу острого кадрового голода большевиков по этой части в первые недели Ленин вместо «национализации» банков предпочитал термин «принудительное синдицирование». Финансовый центр большевиков в Смольном расположился по соседству с Лениным, но Менжинский, украсивший стену надписью «Народный комиссар финансов» и притащивший диван, чтобы тотчас же улечься спать на нем, вызывал у Ленина скорее скепсис, чем доверие: «это очень хорошо, — расхохотался он у тела спящего коллеги, — что комиссары начинают с того, что подкрепляются силами и что, действительно несомненно, дело наше должно двигаться вперед быстро».

Особенно комично выглядела комната соседей Ленина в разгар «красногвардейской атаки на капитал», когда в ней ночевал арестованный за отказ выдавать большевикам деньги директор Госбанка: «кровавые палачи» поселили саботажника в собственном жилье, причем обитавший вместе с Менжинским секретарь Ленина Горбунов еще и уступил капиталисту свою койку, а сам спал на стульях. Дело в том, что уже 26 октября банкиры сговорились в течение трех месяцев платить чиновникам Госбанка, казначейства и прочих финансовых организаций за то, чтобы те саботировали распоряжения большевиков предоставить те или иные суммы; та же история разворачивалась и в частных банках. Совнарком голодал без бумаги и чернил. В начале ноября Ленин вынужден был за шкирку оттаскивать Менжинского, который собрался было сделать частный заем в пять миллионов рублей для нужд Совнаркома у некоего польского банкира. Банкиры, потирая руки, наблюдали за тем, как рабочие, которым не выдали зарплаты, приходили либо в Смольный, либо к Коллонтай, в Комиссариат общественного призрения, и грозили погромами. Конфискации частных капиталов — и уж тем более денежные контрибуции с «буржуев», которые распространятся в провинции, а в 1919-м будут «узаконены» в виде «чрезвычайного революционного налога», в первые недели не производились; иногда Ленину казалось важным соблюдать законы, хотя бы и установленные при старом режиме. Счета не трогали, наоборот, решено было поощрять население держать личные деньги — излишки, которые не уходят на немедленное потребление, — в банках; не трогали до поры до времени и самих банковских служащих, злостных саботажников. Представления Ленина о функциях главного банка страны также носили не вполне конкретный характер: «единый аппарат счетоводства и регулирования социалистической хозяйственной жизни»; однако он сразу стал настаивать на том, чтобы открывать побольше отделений — во всех деревнях. Но достаточно ли было оставить один Госбанк — или нужно было выделить из него несколько подструктур: банк для внешней торговли, банк, кредитующий сельское хозяйство, и т.

Милютин, Н. Подвойский, Л. Троцкий, Г. Ломов Оппоков , А. Рыков, Л. Карахан и другие. Почти все они позднее погибли в годы сталинских репрессий.

И хотя еще в июле целью большевиков было вооруженное восстание против Временного правительства, правившего страной с марта, никаких конкретных шагов сделано не было. В частности, многие считали, что его министр-председатель Александр Керенский был пособником Корнилова.

В него входили представители от рабочих и солдат Петрограда. С этого момента Ленин, скрывавшийся от властей в Финляндии, начал настаивать на вооруженном восстании против правительства. Другие же члены Центрального комитета большевиков считали, что власть сама идет в руки партии. Руководство партии рассчитывало на то, что с их помощью будет принято решение об отстранении Временного правительства. Однако Троцкий и другие большевики — члены Петроградского совета не думали, что правительство мирно уступит власть. Комиссары ВРК Военно-революционный комитет — революционный орган, соединяющий военную и гражданскую власть, в частности, орган Петроградского совета, руководивший Октябрьским переворотом. Первый ВРК возник в Петрограде во второй половине 1917 года. Также было решено развести мосты через Неву, закрыть оппозиционные газеты и арестовать членов ВРК. В ответ большевики и их союзники перешли к активным действиям.

Как это технически происходило? Захватили Зимний дворец, арестовали царя и объявили новую власть? След от пули в окне Зимнего дворца. Николай II отрекся от престола 2 марта 1917 года и с этого момента находился в заключении — сначала в Царском Селе, а затем в Тобольске. В октябре от власти было отстранено Временное правительство, которое с июля 1917 года возглавлял социалист Александр Керенский. В ночь с 24 на 25 октября вооруженные отряды ВРК, состоявшие из солдат и рабочих, заняли вокзалы, телефонную станцию, телеграф и другие ключевые объекты Петрограда. Все это происходило практически без сопротивления правительственных войск. Юнкера, выступавшие на стороне правительства, предпочитали подчиниться и не поднимать оружие. Современник вспоминал, что «военные операции были похожи скорее на смены караулов» Н.

Записки о революции. Берлин, Петербург, Москва, 1923. Петроград продолжал жить своей жизнью: работали театры, магазины, ходили трамваи. Только поздним вечером 25 октября движению по центру города стали мешать пикеты вооруженных солдат и матросов. К этому моменту Временное правительство контролировало только Дворцовую площадь и Зимний дворец, где находились сами министры. Около десяти часов вечера они услышали холостой выстрел с крейсера «Аврора»: это был сигнал о том, что здание вскоре будет обстреляно. Затем последовала канонада из пушек Петропавловской крепости. После короткого штурма Зимний дворец был занят войсками ВРК, а министры арестованы. Только Александру Керенскому удалось избежать этой участи: еще заранее он покинул город и уехал в сторону фронта, где рассчитывал найти войска, сохранившие верность Временному правительству.

Поздним вечером 26 октября под доносившийся с Невы грохот артиллерии в здании Смольного института открылся II Всероссийский съезд Советов. В знак протеста против действий большевиков умеренные социалисты покинули зал заседаний. Оставшиеся делегаты приняли декреты о передаче власти Советам и об образовании нового правительства. И что, революция в такой огромной стране произошла в один день? Женский батальон смерти, добровольцы на площади перед Зимним дворцом 25 октября 1917 года Государственный Эрмитаж Конечно, нет. Даже в Петрограде переворот длился почти два дня. Еще несколько дней продолжались столкновения между ВРК и войсками, которые вел в столицу Керенский. В Орехово-Зуеве, Иваново-Вознесенске, Костроме, Твери, Рязани, Ярославле и других крупных промышленных городах Советы получили власть очень быстро — в конце двадцатых чисел октября — и без сопротивления. В некоторых губерниях этому предшествовала долгая, кровавая борьба.

Людей, готовых поднять знамена с Лениным, в России по-прежнему миллионы. Говоря проще - развал на несколько кусков. Для этого они не стесняются платить миллионы «независимым» политикам и организациям, которые засылают в Россию или нанимают на месте. В начале XX века Германия поступила точно так же - дала денег Ленину и отправила его в Россию в специальном опломбированном то есть не подлежащем досмотру вагоне - шатать власть. И ведь у него все получилось! И может ли подобное произойти со страной уже в XXI веке? Мы спросили писателя, историка, архивиста Олега Шишкина.

Олег Шишкин. Но, хотя в обществе и зрели недовольства, все равно казалось, что ситуация стабильная. Были мощные спецслужбы, которые охраняли государство. В вечной депрессии. Он - глава фракции, большая часть ее активных членов в эмиграции или на нелегальном положении. По просьбе Надежды Константиновны его друг Карл Радек ведет его в пивную а Ленин был вообще-то человеком непьющим , и там Ильич, выпив пинту пива, разговорился: жалуется, что «уже 10 лет все время, что он в эмиграции. По его же словам, «дело революции - это дело далекого будущего, и не нам, старикам-патрийцам, будет суждено ее увидеть».

Кстати, на ваш взгляд, это была революция или госпереворот? По большому счету революция была в феврале. Тогда происходил слом системы. Монархия рухнула, и вместо нее появилось нечто, еще даже не до конца сформированное. Давайте вернемся чуть-чуть назад - к Февральской революции 1917 года. Вообще-то только-только, в 1913 году, грандиозно отметили 300-летие династии Романовых. Как вдруг проходит несколько лет, и буквально за считаные дни… ничего не остается.

На улицу выходят какие-то женщины-домохозяйки Выборгской стороны в Петрограде, их подавляют какие-то полицейские, были какие-то перестрелки… И вдруг все это очень быстро заканчивается, приходят новые люди. Никакие спецслужбы не помогли. Это его карточка, заведенная в полиции. И эти руководители накануне встречались с послом Великобритании господином Бьюкененом. Причем этого никто не скрывал. Они приходили к нему прямо в посольство. И как только произошла Февральская революция, они получили поддержку и от Великобритании, и от Франции.

И только тогда Ильича прострелило, что он-то больше не лузер. Он больше не политический отброс. Конечно, сразу появились люди из Социал-демократической партии Германии и Швейцарии, которые стали его посредниками в общении с генштабом германской армии. Максимум, что ему могли предложить другие: проезд в обычном поезде, на общих условиях, без заинтересованной стороны и, скорее всего, арест в конце.

Навигация по записям

Что еще почитать
Музей им. Бродского на 93-ю годовщину оживил «Ленина в Смольном» - Лента новостей Запорожья
Газета «Суть времени»
ПОСЛЕДНЕЕ ПОДПОЛЬЕ В. И. ЛЕНИНА (1917 г.)
Ленин в Смольном
Описание документа

Никто не забыт, ничто не забыто. Ленин в Смольном (комплект из 2 книг)

«Встреча с В.И. Лениным в смольном». Листая страницы районной газеты «Звезда» Шарыповского района за 6 октября 1957 года, я увидела очень интересную, на мой взгляд, статью – «Встречи с В.И. Лениным в Смольном». 1919 «В.И. Ленин на фоне Смольного». Картина Исаака Бродского. 1925 год В. И. Ленин в Смольном». Художник И. И. Бродский Янис Андрис Осис «В.И. Ленин в Риге». 30 фото, смотреть в социальной сети Мой Мир. Ленин в Смольном в 1917 году 1930 Бердянский художественный музей имени И. Бродского, Третьяковская галерея Сначала Ленин решил, что он не похож на себя на рисунках, но окружающие убедили его в обратном. 1939) в Смольном. 1930 190 х 287 холст, масло Третьяковская галерея Художник выбирает конкретное время и место действия сюжета картины – первые месяцы советской власти, центральный комитет которой располагался. Коллекции и спецпроекты. Новости. Пользователям. Электронные читальные залы.

Ленин в Смольном. Опасное начало. ч. 1

セーターメンズウール100%「高品質」ハーフジップニット zozo 大きいサイズも充実 40代 50代にも好評【Men’s ジップセーター特集】から↓	В настоящее время музей «Смольный» включает в себя мемориальную экспозицию в Смольном, два филиала — музей-квартиру Аллилуевых и Музей-квартиру Елизаровых, фондохранилище и научную библиотеку.
Октябрьский переворот 1917 года начался с Института благородных девиц в Смольном	В Петербурге 22 апреля цветы возлагали к памятнику Ленину перед зданием бывшего Смольного института благородных девиц, где революционер жил и работал с осени 1917-го до весны 1918 года.
Как Ленин скрывался в Выборге перед началом революции: репортаж Metro. Metro	Новости с комментариями. Популярные видео.
4. В.И. Ленин. Смольный — штаб Революции	С дома на Сердобольской улице, 2в, в Петербурге исчезло панно «Путь В. И. Ленина в Смольный», выполненное в технике фрески.
Правда ли, что композиция картины «Ходоки у В. И. Ленина» позаимствована	1919 «В.И. Ленин на фоне Смольного». Картина Исаака Бродского. 1925 год В. И. Ленин в Смольном». Художник И. И. Бродский Янис Андрис Осис «В.И. Ленин в Риге».

Ленин в гриме

Взрыв памятника Ленину, прогремевший накануне в Пушкине, вызвал на сегодняшнем заседании в Смольном не только возмущение, но и массу вопросов. ВАЛЕНТИНА МАТВИЕНКО, ГУБЕРНАТОР САНКТ-ПЕТЕРБУРГА Вызывает вопросы к Главному управлению внутренних дел. На оборотной стороне картины две надписи: «В. И. Ленин в Смольном» с картины И. Бродского», «Родной школе от выпускников 1960 г. г. Ростов-на-Дону. Съемка состоялась не в кабинете Ленина, а, очевидно, в Красном зале, где обычно заседал Совет Народных Комиссаров. «Пока я возился с аппаратом,— вспоминал он,— товарищ Ленин не прекращал работы. В настоящее время музей «Смольный» включает в себя мемориальную экспозицию в Смольном, два филиала — музей-квартиру Аллилуевых и Музей-квартиру Елизаровых, фондохранилище и научную библиотеку. Днем 25 октября в Актовом зале Смольного под председательством Л. Д. Троцкого открылось экстренное заседание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. это картина, которая демонстрирует один из самых значимых моментов русской истории. На этой картины изображен Владимир Ленин, лидер Октябрьской революции, выступающий перед рабочими и солдатами в Смольном дворце.

Владимир Ленин в Смольном на заседании Совета народных комиссаров. январь 1918. Неизвестный автор

Тип получился очень подозрительный, и мы отправились, надеясь, что в таком виде его не очень-то узнают на улицах»1. Такова была внешность Ленина при передвижениях; в самых же квартирах он — оставался всем нам хорошо известным Ильичем. Здесь он носил темный костюм, темный галстук со светлыми крапинками, белую рубашку с мягким воротничком и штиблеты. Никаких халатов, хождения в рубашке или только в жилете он не признавал, всегда был очень опрятен в костюме2. Лишь отсутствие бороды напоминало о подполье. За период подполья Владимир Ильич жил в городской и сельской обстановке. Квартира Аллилуева находилась в дворовом флигеле огромного доходного дома под N 17-а, на 10-й Рождественской теперь Советской улице, на пятом этаже, и состояла из трех комнат.

В отведенной Ленину комнате стояли: отоманка, небольшой письменный столик, этажерка со стопкой книг и простые венские стулья. Попав в домик Емельянова, Ленин очутился в большой семье, со множеством ребятишек. Не желая стеснять хозяев, Владимир Ильич выбрал своим местожительством сеновал на чердаке сарая. Здесь стояли, старый ломберный стол с простой стеклянной чернильницей и два венских стула; на полу лежали два матраца с подушками и простынями. Взбирались туда по приставной лестнице, через дверцу в крыше. Разговаривать громко было нельзя.

Пребывание в шалаше в этом отношении оказалось менее стесняющим. Шалаш находился на покосе, недалеко от берега Разлива. Это было низкое легкое сооружение из прутьев, ветвей и листьев, с двумя скатами. Торец с одной стороны служил выходом, с другой — был заделан. В шалаше лежа могло поместиться человека 3 — 4, вплотную друг к другу. Чтобы не страдать от холода и болотных испарений, укрывались теплыми пальто.

В первый же сильный осенний дождь шалаш пропустил воду — и обитателям пришлось спешно укреплять его ветками, листьями и сеном1. Для Ленина в сторонке был устроен «кабинет»: в центре громадного густого ивового куста вырублена небольшая площадка, где он мог спокойно читать и писать, незаметный для постороннего глаза2. У Парвиайнена Ленин выбрал себе пристройку, где в момент его приезда помещались куры. Их срочно выселили, вымыли помещение и поставили стол, стул, кровать и лампу. Здесь Ленин продолжал усиленно работать. По его уходе стоявшая в коморке печка оказалась набитой исписанной бумагой, которую он велел сжечь3.

Квартира Ровио состояла из комнаты площадью метров в 15 — 18, кухни рядом с ней и прихожей. Комната, довольно высокая и очень светлая, делилась на две части печью, поставленной по середине глухой продольной стены. Задняя часть представляла собой спальню, а передняя — кабинет и гостиную. Обои — простого рисунка, светлые; на окне и двери на балкон — тюлевые занавески, белые, до полу. На преддиванном стожке и комоде — дорожки из сурового полотна. В целом — типично финская обстановка.

В находившейся за стеной кухне была газовая плита, на которой Ленин готовил себе пищу4. Поселившись у Фофановой, Владимир Ильич попал в весьма скромную, но уютную семейную обстановку. Всюду чувствовалась заботливая женская рука. Тишина, спокойствие, полное отсутствие в квартире посторонних создавали чрезвычайно удобные условия для работы1. Квартира Фофановой помещалась в большом каменном доме, на углу Сердобольской ул. Сампсониевского проспекта, населенном преимущественно рабочими.

Длинный кирпичный неоштукатуренный, весьма неказистый на вид, дом одним концом подходил к насыпи Финляндской железной дороги, а другим — к косогору Б. Сампсониевского проспекта. Впереди его находились два деревянных двухэтажных дома и довольно большой двор. Войдя в одну из средних лестниц, надо было подняться до последнего, 4-го этажа. Здесь, на площадке, была дверь квартиры Фофановой, выходящей окнами на противоположный фасад, обращенный на соседний участок рассадника Общества животноводства. При входе в квартиру попадали в длинный узкий коридор, в конце которого была дверь в комнату Владимира Ильича, а ближе — двери в столовую и в комнату, где жила в это время сама Фофанова.

Комната Ленина, площадью в 18 метров, была самой большой в квартире и наиболее изолированной: с двух сторон были капитальные стены, граничившие с соседними квартирами, с третьей — столовая. В дальнем от окон углу, напротив двери, находилась круглая железная печь. По боковой глухой стене, недалеко от печки, стояла кровать. В углу, у правого окна, — простой, канцелярский стол, обтянутый коричневой клеенкой, за которым работал Ленин. На нем — керосиновая лампа с зеленым абажуром, чернильница, бумага, газеты. В простенке между окнами помещалась этажерка.

При Ленине она была завалена газетами. По второй продольной стене стояла отоманка, на которой спала Надежда Константиновна, когда приходила сюда ночевать. В таком же духе была обставлена столовая. Здесь были вечнозеленые растения, пальма «латания» и срезанные цветы в вазах. Такую простую, удобную обстановку Владимир Ильич любил больше всего: в ней он чувствовал себя хорошо и мог спокойно и плодотворно работать. Вопрос о питании Владимира Ильича в этот период являлся целой проблемой.

Характерной чертой Ленина являлась нетребовательность в пище. Но даже то немногое, что нужно было Ильичу, в этот период надвигавшегося голода добывалось с большим трудом. В предыдущие годы забота о питании Ленина лежала на Надежде Константиновне. Теперь, будучи оторвана от него, она не могла уже его обслуживать. В Разливе о Ленине заботилась жена Емельянова — Надежда Кондратьевна, о которой у Владимира Ильича сохранились самые лучшие воспоминания1. Приезжавшие в Разлив Шотман и Токарева привозили из города провизию.

Хотя жили и около леса, где водилась дичь, но охотиться не решались, боясь попасть в руки лесника, а через него и в руки Временного правительства одна такая попытка чуть не закончилась большой неприятностью. У Ровио, жившего на холостом положении, Владимир Ильич сам себя обслуживал. Но часто, заработавшись, он забывал об еде. Переехав от Ровио к одному рабочему, Ленин попал в очень хорошие бытовые условия: «Его жена приготовляла кушанье и вообще всячески заботилась обо всех удобствах Ленина. Ленин был весьма доволен своей квартирой и квартирохозяевами»3. После переезда к Фофановой последняя взяла на себя заботу о нем и все свое внимание обратила на то, чтобы создать для Владимира Ильича наилучшие условия.

Был установлен твердый порядок часов еды. Надежда Константиновна иногда передавала вместе с корреспонденцией что-нибудь сладкое для Владимира Ильича. Вернувшись, я застала неосвещенную квартиру, на столе в столовой незаконченный ужин и третий чистый прибор, на котором я уже потом разглядела узенькую длинную записку, на которой было написано: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил. До свиданья. Пребывание в подполье требовало от Ленина и окружавших его людей соблюдения самой строгой конспирации. Хотя вместе с царским режимом развалился и полицейско-жандармский аппарат, а правительство Керенского еще не сумело создать своего аппарата сыска, все же попасть в его лапы было легко благодаря добровольным сыщикам юнкерам, мелкой буржуазии и несознательным элементам из среды городского и сельского населения.

Только большой конспиративный навык Ленина, и его осторожность помогали избегать опасности. У Владимира Ильича была привычка входить во все мелочи, прежде чем дать согласие, на какое-нибудь предложение. Так, например он всегда предварительно знакомился с планом пути, по которому должен был пройти или проехать. Он требовал, чтобы спутники его заранее обследовали весь этот путь, узнали опасные места и возможности их преодоления. Объясняется это не недоверием, а предусмотрительностью Ленина. В пути он мог неожиданно остаться один, и только знакомство со всеми подробностями и трудностями предстоящего пути могло обеспечить безопасность.

На улицах применялся прием попарного движения, причем пары делали вид, что не знают одна другую, но в то же время следили друг за другом, чтобы вовремя помочь или скрыться при опасности. Так, идя на Приморский вокзал, чтобы уехать в Разлив, Ленин шел в первой паре, а во второй — Сталин и Аллилуев. Устраиваясь на новом месте, Ленин знакомился с устройством помещения, где должен был жить, с окружающей обстановкой, людьми и возможностями скрыться в случае налета. Например, у Фофановой он осведомился, далеко ли от его окна находится водосточная труба, по которой можно будет спуститься вниз. Поселившись в квартире, он устанавливал систему сигналов и правила открывания дверей. Так, у Фофановой он имел свой ключ, а Рахья и Надежда Константиновна должны были давать два коротких звонка и два коротких удара.

Владимир Ильич требовал, чтобы его местопребывание было известно самому ограниченному кругу лиц. Знали квартиру очень немногие, и без предварительного сговора никто не приходил.

В Петербурге в память о вожде мировой революции возложили цветы к монументу Ильичу у Смольного. Собравшиеся также рассказали о своём видении роли Ленина в истории России и её будущем.

Ленина в Смольном, открытый в 1927 году, и две мемориальные квартиры — музей-квартира Аллилуевых и музей-квартира Елизаровых.

Основная музейная экспозиция размещается в Смольном — одном из самых известных исторических зданий России. Построенное в стиле русского классицизма в 1806-1808 гг. Ведь его история связана с важнейшими этапами развития Российского государства. В стенах Смольного более 100 лет находился очаг русского просвещения и культуры. Здесь размещалось первое в истории России государственное женское образовательное учреждение для девочек-дворянок.

В этих стенах вершилась первая в мире рабочее-крестьянская революция, было создано первое советское правительство, приняты первые декреты, определившие развитие Российского государства на долгие годы. В блокадные дни 900 дней и ночей в Смольном билось сердце осажденного, но не сломленного города, здесь находился Штаб обороны блокадного Ленинграда. До начала 90-х г. Смольный остаётся центром политического руководства Ленинграда и Ленинградской области. Здесь работают областной и городской комитеты КПСС.

С 1991 г. Здесь находится городская Администрация и правительство города во главе с губернатором. Мемориальные помещения Смольного рассказывают о важнейших вехах в истории страны. С дореволюционным Смольным посетителей знакомит музейная экспозиция «Из истории женского образования в России. Смольный институт благородных девиц».

Она посвящена созданию и развитию первого в России государственного женского учебного заведения, находившегося в этом здании более ста лет. В экспозицию включены подлинные предметы вещевые экспонаты, документы, книги, фотографии , посвященные Смольному как учебному заведению. Наглядное представление о Смольном институте дополняет воспроизведенный уголок музыкального салона и сохранившийся интерьер комнаты классной дамы. Значительную часть музея занимает мемориальный Ленинский комплекс. Он объединяет исторические помещения, связанные с жизнью и деятельностью В.

Платтен, венгерский коммунист Б. Кун, болгарский социал-демократ Р. Аврамов, представители Финляндской социал-демократической рабочей партии Ю. Сирола, Г.

Ровно, К. Вийк, американские социалисты Д. Рид и А. Вильямс, другие товарищи.

В течение всех 124 смольнинских дней Ленин написал более 110 статей, проектов декретов, резолюций, ответов на вопросы, сделал свыше 70 докладов и произнес речей, написал около 120 писем, записок, а вся работа его отражена в 350 государственных документах… Когда читаешь про хоромы теперешних государственных чиновников с десятками комнат, с двумя-тремя спальнями, туалетами, гостевыми апартаментами, так и вспоминаются отзывы людей, работавших с Владимиром Ильичом. Зарплату он положил себе в 500 рублей, что равнялось зарплате рабочего. Молотов говорил: «Мне до сих пор почему-то запомнилось, в голове сидит, даже представляю натурально, как Ленин провозглашает советскую власть. Я был позади трибуны… И мне почему-то помнится, что Ленин, обращаясь к аудитории, к залу, стоял, и одна нога у него была приподнята — имел он такую привычку, когда выступал, — и видна была подошва, и я заметил, что она протерта».

Личный секретарь Ленина Л. Фотиева вспоминала: «У него мерзли ноги в кабинете, и он попросил дать ему войлок под ноги. Войлок достали… Но позже удалось достать шкуру белого медведя. Большую роскошную шкуру расстелили под письменным столом и креслом и были рады: и красиво, и тепло будет Владимиру Ильичу.

Но, придя в кабинет и увидев эту обновку, Владимир Ильич рассердился. Он сказал: «В нашей разоренной, полунищей стране такая роскошь недопустима».

Откройте свой Мир!

Как Ленин скрывался в Выборге перед началом революции: репортаж Metro. Metro	В “кургузом паричке” оставался Ленин в Смольном сутки, пока исход восстания не определился.
В Петербурге коммунисты потребовали восстановить музей Ленина —	Очнувшись от шока внезапного переворота, антибольшевистский Петроград готовился дать бой окопавшимся в Смольном ленинцам.
Ленин идёт в Смольный. DjVu + читать онлайн	Днем 25 октября в Актовом зале Смольного под председательством Л. Д. Троцкого открылось экстренное заседание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов.

Как охраняли В. И. Ленина и почему эти меры были недостаточными

Речь идёт, конечно, об одном из главных символов революции — Владимире Ильиче Ленине. Целая маршрутная карта революции и главного её символа — почти четыре десятка памятных досок — напоминают нам о том, что, как и где Ленин принимал, участвовал, оглашал, заявлял, но в основном, конечно, руководил. Предлагаем вам вместе с нами и Лениным, естественно пройти по следам русской революции. Ленин прибывает на Финляндский вокзал, где его встречают соратники и огромная толпа желающих поприветствовать политэмигранта. Там же, на вокзале, Ильичу вручают партийный билет с красивым номером — 600. Оркестр играет «Марсельезу», Ильича приветствуют рабочие и солдаты, за небольшим «совещанием» в одной из комнат для важных персон следует легендарный революционный сюжет — выступление Ленина на броневике, споры о котором ведутся до сих пор. Была ли это именно речь или вождь просто сказал несколько торжественных слов, не готовясь к выступлению перед тысячами людей?

Был ли это броневик «Враг капитала» или какой-то другой? Главное: образ пламенного революционера, который обращается к многотысячной массе с броневика, сохранился в нашей памяти и в бронзе — на площади в 1926 году установили памятник Ленину, взывающему к рабочим с башни броневика. Куйбышева, 4. Ленин беседовал с активными партийными работниками о перспективах развития революции и задачах РСДРП б. Под руководством В. В конце февраля прима бежала из собственного дома и стала «кочевать» по квартирам друзей вместе с сыном.

Новыми хозяевами особняка стали революционные политики, журналисты и солдаты. О том, почему выбор для штаб-квартиры партии пал именно на это симпатичное здание, Кшесинская так рассказывает в своих мемуарах: «Чудная мраморная лестница, ведущая к вестибюлю и покрытая красным ковром, была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущённая, сказала им в ответ, что я в своем доме могу ходить как хочу. Когда мой проводник его спросил, почему они так задерживаются в моём доме, то вместо ответа он показал на угловое окно, из которого хорошо был виден Троицкий мост и набережная, и дал нам понять, что им это важно. Я тогда поняла, что это были, очевидно, большевики, и что они готовились к новому перевороту.

Они хотели удержать за собою удобное место для наблюдения за мостом и для возможного его обстрела». Именно сюда и привезли только что вернувшегося в Петроград Ленина.

Ленин едва не погиб на пути в Сокольники, куда он ехал с сестрой и телохранителем. Возле пивного завода находящиеся в машине увидели группу людей, которые знаками потребовали остановить автомобиль. Ленин решил, что это военный патруль, и приказал Гилю остановиться, настаивая на этом. Но как только машина прекратила движение, на всех, кто в ней сидел, были направлены револьверы. Телохранитель в одиночку ничего поделать не мог. Выгнав всех из машины, бандиты запрыгнули в нее и скрылись. К счастью, сразу они не поняли, кто был перед ними.

На этот же вокзал Ленин спустя два месяца вернулся из Финляндии перед Октябрьской революцией. Отсюда он направился в квартиру на Сердобольской. Скрывался от преследования контрреволюционного буржуазного Временного правительства Жилой дом. Адрес: Сердобольская, 1 «В этом доме накануне Октябрьской социалистической революции с 7 20 октября по 24 октября 6 ноября 1917 года скрывался от преследования контрреволюционного буржуазного Временного правительства Владимир Ильич Ленин. Отсюда он руководил подготовкой вооруженного восстания»Фото: citywalls. Среди них в 1917 году была большевичка Маргарита Фофанова. Ее дом стал последней конспиративной квартирой Ленина. О тех днях она подробно рассказывала в фильме «Ленин. Последнее подполье» , снятом в СССР в 1976 году. Владимиру Ильичу дали самую большую и теплую комнату. По воспоминаниям Фофановой, в помещении он сразу приметил водосточную трубу у окна и попросил девушку вынуть две доски из забора напротив. Так он готовил план побега на случай, если его обнаружат. В советское время в квартире работал мемориальный музей. Написал Декрет о земле Жилой дом. Квартиру в этом доме снимал большевик Владимир Бонч-Бруевич. Вместе с вождем революции они приехали сюда сразу после того, как в Смольном был решен вопрос о власти — так что этот дом стал первым местом проживания Владимира Ильича как главы государства. Каждое утро он под охраной уезжал работать в Смольный. И именно тут написал Декрет о земле, который предполагал национализацию всей земли, конфискацию помещичьих владений и установление бесплатного крестьянского землепользования. Документ был принят на Втором Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов в 2 часа ночи с 26 октября 8 ноября на 27 октября 9 ноября 1917 года. Выступал на новогоднем вечере Михайловская военная артиллерийская академия. Адрес: Комсомола, 22 «В этом доме 31 декабря 1917 г. Ленин на новогоднем вечере перед рабочими и красногвардейцами Выборгской стороны»Фото: «Яндекс. Карты» Поделиться Последний день 1917 года у Ленина выдался весьма насыщенным. Он успел не только отпраздновать Новый год в компании с рабочими и Надеждой Крупской, но еще и принять иностранных послов, встретиться со швейцарским коммунистом Фрицем Платтеном, дать наставление Сталину и пережить покушение на свою жизнь.

В Петропавловке никак не могли настроить орудия; наконец, пальнула «Аврора»; без пятнадцати 11 вечера съезд открывается; начался штурм Зимнего, арест «министров-капиталистов» произошел только в два часа ночи — и вот уж тут, наконец, съезд «узнал» об этом официально. Несмотря на то, что вся дальнейшая самоидентификация большевиков будет идти не через съезд Советов, но, акцентирует исследователь А. Рабинович, через народное восстание, — смольненская бальная зала с колоннами, где Ленин предстал городу и миру после четырехмесячного отсутствия, — место историческое. Нарядное и белоснежное, будто аналой в церкви: вообразить здесь процедуру бракосочетания членов нынешней правящей партии гораздо проще, чем Мартова, орущего с трибуны: «Гражданская война началась, товарищи! Могли ли те меньшевики и те большевики предположить, в какой ситуации они снова встретятся 26 октября 1917-го, когда состоялась формальная передача отобранной у Временного правительства власти Советам и сформировано «Советское» — представляющее Советы где были только социалисты и не было буржуазных партий правительство где не было уже и никаких «лишних» социалистов: они ушли, оставив большевиков хозяевами и ответчиками за всё. По сути, на этом завершились разом и двоевластие, и многопартийность; и мало кто сомневается — и тогда и сейчас — что, если бы не Ленин, невозможно было изменить общественный строй в считаные часы. Скорее всего, если бы Ленин не вышел из квартиры Фофановой, большевики дотянули бы резину не то что до съезда — но до Учредительного собрания. Любопытно, что сам Ленин триумфально залез на табуретку только через сутки после открытия съезда, обнародовав свои Декреты о мире и земле, на которых еще не просохли чернила. Что касается последовавшей склоки с «прочими» социалистами из-за состава правительства, то нам важно, что еще 25 октября Ленин отказывался сам входить в его состав и премьер-министром предлагал стать Троцкому, заявив о своем желании работать в ЦК; это свидетельствует о том, что он не хотел перехватывать у Керенского звание «диктатора», ему психологически комфортнее было оставаться теоретиком, руководителем партии, «авангарда» — и что никакого плана практических, хозяйственных мер по переходу к социализму у него не было. Однако его, по сути, силой выпихнули на железнодорожное полотно — договариваться с мчащимся на него паровозом истории. Следующие несколько дней жизни Ленина заняла демонстрация того, что он намерен придерживаться только одного принципа, им самим и сформулированного: «в политике нет морали, а есть целесообразность»; никакие, даже самые кровавые события, никакие, даже самые вероломные нарушения обещаний не могли заставить его ослабить бульдожью хватку. Большевики вели вызывающе бессовестную по отношению к другим партиям — и вполне разумную по отношению к большинству населения страны — политику: обещали многопартийное, ответственное перед ВЦИКом правительство — но сделали всё, чтобы не допустить туда никого, кроме своих. В первых днях советской власти не было массового кровопролития — никаких хрустальных или варфоломеевских ночей; но дни эти были грязные, кровавые, пьяные — и в самой столице, где банды люмпенов, ходившие под местными Советами, громили погреба Зимнего и устраивали буржуям «злые улицы», сводя с ними личные счеты, и под Петроградом, на Пулковских высотах, где 31 октября, с большими потерями с обеих сторон, дрались казаки Краснова и матросы Дыбенко, и в Москве. Ленин, трагикомический курьез, использовался агентами хаоса в качестве своеобразной валюты: сначала Каменев, Ногин и Рязанов чуть не сдали Ленина профсоюзу железнодорожников, требовавшему убрать из правительства одиозных большевиков и допустить туда эсеров и меньшевиков; затем в ходе переговоров с красновскими казаками Дыбенко предложил «в шутку» обменять Керенского на Ленина. Краснова и его штаб большевики вскоре взяли в плен — а затем тоже, видимо, ради пущего комизма, отпустили под честное слово, и Краснов продолжил воевать на Дону, сам заключил мир с немцами и менял продовольствие на оружие. Разумеется, Ленин прекрасно знал — ему жаловались, он читал об этом в газетах, — что происходит на улицах, за которые большевики приняли ответственность. Знал, как матросы, пользуясь безнаказанностью, «уплотняли» квартиры буржуазии, какими издевательствами — моральными и физическими — сопровождались «реквизиции». Ответ Ленина — ответ политика: все это пережитки старой эпохи. Прежний строй умер — но, к сожалению, этого мертвеца нельзя просто так вынести из общества. Он находится здесь же, в одной с нами комнате, и разлагается. Очень неприятно. Но, кроме трупного смрада, ноздри Ленина щекотали и другие ароматы — и ему нравится, когда что-то «пахнет революцией»: например, название «Совет народных комиссаров» вместо «кабинет министров», или когда матрос Маркин выполняет обязанности министра иностранных дел, а прапорщик Крыленко — Верховного главнокомандующего. Работа, произведенная Лениным в «смольные» месяцы, кажется сверхъестественной. Никто и никогда не делал ничего подобного за такое короткое время. Уже в середине ноября английский дипломат Линдли, — не репортер «Правды», не зять Ленина, не ткачиха с Торнтоновской фабрики, — описывая свои впечатления от петроградских улиц, заметит: «Люди спокойны, благоразумны и восхищены руководством Ленина. Инстинктивно они чувствовали, что имеют хозяина»[20]. Штука в том, что Ленин не просто принял управление от предыдущей власти — но умудрился руководить расползающейся, разрушающейся, выгорающей страной, одновременно перепридумывая заново и выстраивая на ходу, на полной скорости новый аппарат управления, не имея ни заранее составленного плана, ни специальных знаний, ни квалифицированных кадров и в ситуации, когда внешние противники изводят его саботажем, а товарищи и коллеги — говорильней, дискуссиями. В массовом представлении, закрепленном кинематографом, «смольный» период сводится к самому драматичному эпизоду — истории о заключении Брестского мира, но то был лишь один из десятков, сотен кризисов тех четырех с половиной месяцев: II съезд Советов, Викжель, требовавший представления всех социалистов в правительстве и смещения Ленина, атака Краснова на Пулковских высотах и т. На самом деле, надо было фактически заново «перезапустить» систему, придумать новые законы, порядки, ритуалы, создать новый язык в конце концов — адекватный не в смысле выразительности, а юридически. А буржуазия? Квалифицированный рабочий вроде Аллилуева, снимавший на Песках пятикомнатную квартиру на семью из пяти человек, — богатый? Финн по национальности, у которого не было недвижимости в Финляндии, а была в Петрограде, — какой страны теперь, после отделения Финляндии, он гражданин — и с какими правами? И, похоже, какое-то подобие системы, внутри которой на все эти вопросы находились ответы, было только в голове у Ленина; даже Троцкий в этом смысле не был ему соперником, принимая скорее инстинктивные, чем рациональные, с учетом долгосрочной перспективы решения. Жена Троцкого, вошедшая утром 26 или 27 октября в одну из комнат Смольного, обнаружила там главных фигурантов переворота: «Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротники грязные, в комнате было накурено… Кто-то сидел за столом, возле стола стояла толпа, ожидавшая распоряжений. Ленин, Троцкий были окружены. Мне казалось, что распоряжения даются, как во сне. Вот комната на втором этаже, где Ленин с Троцким провели пару-тройку ночных часов с 25 на 26 октября — улегшись отдыхать на расстеленных газетах: в Смольном было принято спать на полу или на столах. Теперь в коридоре в этом месте картинная галерея послереволюционных хозяев города: и если в глазах писанных маслом Зиновьева, Яковлева, Матвиенко Ленин с Троцким наверняка прочли бы укор, то друг на друга они смотрели с доброжелательным скепсисом, каждый радовался, что нашел, наконец, равноценного — но вот надежного ли? Он смотрит на меня дружественно, мягко, с угловатой застенчивостью, выражая внутреннюю близость. Мы смотрим друг на друга и чуть смеемся». Первый кабинет Ленина — на максимальном удалении от входа, третий этаж, правое крыло, дальний угол, окна на две стороны — музеефицирован; здесь Ленин подписал вольную Финляндии — что отчасти компенсируется выставкой неполиткорректных военных плакатов 1940 года: «Дожмем финскую гадину! Между прочим, изначально тут был кабинет председателя Петросовета Троцкого; здесь его интервьюировал Джон Рид; но Троцкий любезно уступил «шестьдесят седьмую» Ленину. Перед входом — где сейчас мемориальная доска и картина в золотой раме «Ленин во дворе Смольного» Бродского — дежурили двое красноармейцев-рабочих; если они просто торчали на посту, Ленин журил их за потерю времени, выносил стул и предлагал погрузиться в чтение: учитесь управлять своим государством. Если бы часовые просидели здесь чуть дольше положенного, то могли бы развлечь себя разглядыванием гигантского мраморного панно, на котором золотыми буквами — как будто это кодекс Хаммурапи — выдолблен текст первой советской Конституции 1918 года где, сколько ни смотри, не сыщешь равноправия избирательных прав: буржуазия лишена их вовсе, а один голос рабочих приравнен к пяти крестьянским. На двери ленинского кабинета висят таблички: «67» и «Классная дама» выглядит издевательски, зато конспирация: береженого бог бережет и напечатанное объявление, запрещающее пускать в кабинет без договоренности кого-либо, кроме Бонч-Бруевича, с — роковой? Задняя часть кабинета выгорожена дощатым барьером — условным, до потолка не доходит; в боксе — кровать и зеркало; это горница таинственной, не идентифицированной историками классной дамы. Местечко по-своему уютное; из одного окна открывается панорамный вид на Неву, из второго — на какие-то не то фабрики, не то офисы; но ВИ не жил здесь, ему не нравилось путать кабинет с квартирой; ночевать и ужинать он до 10 ноября ходил на соседнюю Херсонскую улицу, к Бонч-Бруевичу. В первой комнате Миссис 67 принимала воспитанниц: Горбунов и Бонч-Бруевич установили там сейф — для декретов и наличных денег; в кабинете собирались первые совещания раннего, чисто большевистского Совнаркома: Троцкий, Рыков, Луначарский, Шляпников, Коллонтай, Сталин, Теодорович, Дыбенко, Крыленко, Антонов-Овсеенко какое-то гоголевское, с абсурдинкой, созвучие этих трех все время употребляющихся в одной связке фамилий производит ложно комическое впечатление; хорошо бы знать, что В. Антонов-Овсеенко учился в кадетском корпусе, был блестящим шахматистом и математиком, Н. Крыленко окончил истфил Петербургского университета и много лет работал преподавателем литературы и истории, да и П. Дыбенко стал председателем Центробалта и наркомом по морским делам не за красивые глаза; про деятельность их ВРК Джон Рид писал, что «искры летели от него, как от перегруженной током динамо-машины». Единственным способом успеть хоть что-нибудь было отказываться от сна; совещания начинались в 11 вечера — и к пяти-шести утра лица комиссаров приобретали «эффект глаз енота» — или панды, если угодно. Бонч вспоминает, что по ночам Ленин сидел и сочинял свои «игуменские» — наполненные кустарной терминологией — декреты «Богатой квартирой считается также всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире». В отличие от квартиры на Херсонской, как раз небедной, Смольный был «толкотливым» местом — «всегда переполненный», он, по словам Коллонтай, «гудел в те дни, как потревоженный улей. По бесконечным его коридорам лились два людских потока: направо — к Военно-революционному комитету, налево — в комнату, где приютился Совнарком». По настоянию Ленина, в советские учреждения — и Совнарком в том числе — могли прийти со своими вопросами и жалобами «простые люди»; они и являлись, часто без дела, — просто сделать «селфи» с Лениным «Не могу уехать домой, не повидавши товарища Ленина. С таким наказом послали меня сюда мои односельчане. Коллонтай рассказывает о безруком рабочем, который пришел в Смольный с планом, как спасти от голодной смерти текстильщиков-инвалидов: купить особые вязальные машины, вокруг которых он сам взялся бы устроить особые артели; с этим планом он и настиг в коридоре Ленина. Время от времени Ленин выезжал в город — чаще на выступления, чем на деловые встречи. С ноября, когда в жизни образовался какой-никакой ритм, они с НК гуляли вечерами в чахлом садике вокруг Смольного и вдоль Невы; без всякой охраны, никто его в лицо тогда не знал. По большому же счету после 25 октября Ленину приходилось заниматься всего двумя колоссальными задачами. Первая — удержать власть. Ради этого можно было душить демократию, гнать из Советов товарищей-социалистов, терять территории, носить на спине табличку «тиран» и «узурпатор». Ради этого следовало выстроить государство — с границами, аппаратом, репрессивными механизмами и социальной ответственностью перед инвалидами, учителями и кормящими матерями. Именно эта деятельность ассоциируется с Лениным Послеоктябрьским: история про то, как человек с репутацией шпиона и узурпатора выиграл все войны и, планомерно разрушая всё «старое», через несколько лет остановил неуправляемые процессы хаоса и деградации. О второй задаче — еще менее понятной, чем «созидательное разрушение», — Ленин объявил уже депутатам II съезда Советов: «Теперь пора приступать к строительству социалистического порядка! Большинству тех, кто оказался без касок и спецодежды на стройплощадке, казалось, что они просто должны подменить одного гегемона другим, трансформировать буржуазное государство в диктатуру пролетариата. Однако для Ленина, автора «Государства и революции», под социализмом подразумевалось ровно противоположное — исчезновение государства как машины насилия; отсюда проблема — что же такое социализм здесь и сейчас, на территории анархии? Судя по всему, конкретная, наличная реализация идеи социализма ассоциировалась у Ленина с понятием «обобществления»: не «взять и поделить», как это представляется условному «шарикову», а — «взять и начать пользоваться и контролировать сообща» дьявольская разница. Главный текст этого «головокружительного» периода — написанная в апреле 18-го брошюра «Очередные задачи советской власти»: в ней Ленин, уже обладающий опытом деструктивной деятельности как раз первых послеоктябрьских месяцев, окорачивает леваков-радикалов — и самого себя как автора «Государства и революции»; на задворках «Задач» бродит призрак Ленина с табличкой «НЭП». Да, «грабь награбленное» — но потом «награбленное сосчитай и врозь его тянуть не давай, а если будут тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай». Не забастовки, а напряженная, соревновательная работа, повышение производительности труда. Не раздача привилегий «классово близким», а привлечение буржуазных спецов — с оплатой выше, чем у рабочих: ничего страшного, научимся — и всех выгоним кого-то, может, и сразу: например саботажников. Все это, однако, были инициативы сверху — тогда как идеей фикс Ленина в первые месяцы была творческая самодеятельность пролетариата: именно частные инициативы должны были диалектически преобразоваться в «общее»: социализм. В самом деле, раз уж они оказались достаточно предприимчивы и энергичны, что пришли в Советы — почему бы им не продемонстрировать свои таланты при управлении государством, не менее «своим»? Именно сами рабочие, по мысли Ленина, — в свободное время, не выделяя из своей среды профессиональных бюрократов, — должны контролировать и учитывать работу промышленных предприятий, количество и качество труда, а также распределять дефицитные товары и продукты. На практике окажется, что привлечение неквалифицированных управляющих и замена администраций предприятий фабзавкомами только усугубят экономический кризис и усилят падение производства. Не справляющиеся с административными функциями фабзавкомы компенсировали свою некомпетентность, берясь за выполнение полицейских задач — разгоняли митинги и забастовки, поощряли лояльных рабочих при распределении продовольствия и цензурировали прессу. Что же касается достижения социализма в шестимесячный срок — а именно такие цифры поначалу назывались, то кратчайший путь к нему для обычных людей, по мнению Ленина, лежал в резком увеличении производительности труда: мир изменится от того, что работа теперь будет не из-под палки, не на хозяина, а на себя и на свой коллектив. Значит ли это, что социализм, по Ленину, есть совокупность реализованных инициатив, поступивших от разных сообществ — купальщиков Нейволы, рабочих Путиловского завода, нянек-кормилиц? Тут все дело — в отношениях с собственностью; собственность — по крайней мере, на средства производства, а может быть, и на недвижимость — должна быть обобществлена. Добровольно — или принудительно? В чью именно пользу — «трудящихся»? А если трудящиеся воспротивятся такой инициативе, что — сидеть и ждать, пока они дорастут до социалистических идей? Или национализировать в пользу пролетарского государства? И позволительно ли вообще экспериментировать со сменой форм собственности сейчас, когда стране грозит интервенция, на которую надо ведь отвечать военным способом, а для этого нужна не демобилизованная, как армия, а работающая промышленность? И если вводить социализм будут сверху — то есть государство, не возникнет ли конфликт интересов: ведь цель коммунизма — отмирание государства? Или просто издать декрет — объявить «обычное» государство социалистическим, а там посмотрим, как будут вести себя люди, начнется ли эпидемия обобществления? Неясно — или ясно не всегда; в конце концов, Ленин был профессиональный заговорщик, строитель некрупных сплоченных структур, а не государств, тем более — государств, не имеющих аналогов в мировой истории. Есть ощущение, что, несмотря на готовность экспериментировать со строительством социализма в отдельно взятой стране, Ленин все же очень рассчитывает на поддержку заграничных революций — еще и потому, что тамошние массы сознательных рабочих смогут подсказать ему, как именно следует «вводить» социализм. Впрочем, и у них такого опыта не было: даже Парижская коммуна была историей скорее про выживание — но Делеклюз, Пиа и Варлен не доросли до инсталляции социализма. Вот чем на самом деле была занята голова у Ленина — потому что Брестский мир, разгон Учредительного, борьба с голодом — всё это рутина, проблемы, которые в принципе имеют решение: разогнали — не разогнали, заключили — не заключили. Ленин был опытным литератором и журналистом с юридическим образованием; просидев всю жизнь в библиотеке, он прочел много книжек и научился извлекать выводы об экономическом положении страны по статистическим данным о количестве безлошадных хозяйств — но ни у Гегеля, ни у Гобсона не было ответа на вопрос, надо ли поддерживать курс стремительно обесценивающейся национальной валюты в обществе, стремящемся к коммунизму, где всё равно деньги отомрут; и Ленин понятия не имел, когда именно следует после увещеваний саботажников приступать к расстрелам, если из-за их бездеятельности дети рабочих умирают с голода. Нужно ли для того, чтобы «переходить на социализм», полностью почистить диск со старой операционной системой — или просто потихоньку удалять один за другим баги, постепенно меняя «прошивку»? Разумеется — особенно в условиях экономического коллапса — следовало быть конструктивным; и все же в первые месяцы Ленин — еще точно не зная, чего хочет добиться, в порядке бескомпромиссной войны против буржуазии — больше внимания и усилий посвящает «разбиванию машины»; следовало сломать не только государственный строй, но и систему владения землей, юстицию, национальные границы, общепринятую систему собственности государственная, частная , наконец, войну, которая была не только собственно фронтом, но и загружала промышленность военными заказами; мы плохо осознаем, что демобилизовать — организованно! И Ленин идет на это уже в конце ноября — осознавая, что куча людей останется без работы и разруха усугубится. Ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить! Не слишком-то убедительное объяснение, если посмотреть на то, что осталось к весне 1918 года от питерской промышленности. Разумеется, в квесте для Ленина были заготовлены не только трудноразрешимые загадки и набор кувалд, но и какие-никакие подсказки. Социализм предполагает участие как можно большего количества людей в созидательном труде; на практике Россия представляла собой страну, где бегущие из армии солдаты, отвыкшие от труда и привыкшие к насилию, пробегали мимо работы, подняв воротник повыше, — по множеству объективных причин. Как вернуть рабочих на фабрики? Ответ Ленина — через профсоюзы. Как обеспечить повышение производительности их труда на фабриках? Пусть рабочие привлекают профессиональных хозяйственников — и быстро учатся у них и при строительстве новой, классовой, рабоче-крестьянской армии Ленин согласился с Троцким: нужно и должно привлекать царских офицеров; несмотря на факты измены и саботажа. В конце 1917-го в России было множество неработающих непролетариев — ну так почему бы не заставить их работать принудительно: так появляется идея введения «трудовой повинности с богатых». Одновременно крайне остро стоял вопрос безработицы — и Ленин моментально принялся создавать рабочие места, причем не самого очевидного свойства. Уже в декабре 1917-го!! Навязчивой идеей Ленина-руководителя была артистическая — нетривиальными способами — оптимизация всего, что только можно: назначения на ключевые должности компетентных людей, даже если они были его политическими противниками как Красин или иностранцами; если бы Ленин был главным тренером разваливающегося футбольного клуба, то выбрал бы стратегию покупки звезд-легионеров. Одной из светлых идей такого рода стало предложение пересадить матроса-вестового, мотавшегося по Смольному между расположившимися в разных концах кабинетами Ленина и Троцкого, на велосипед; этот матрос, в бескозырке, шинели и с посылками, видимо, и навел впоследствии писателя Успенского на образ почтальона Печкина. Сам Ленин, спортсмен по духу, надеялся, что и другие люди устроены подобным образом, — а потому еще одной светлой идеей, направленной на стимуляцию производительности труда, стало устройство социалистических соревнований между рабочими коллективами. Соревнование — которое выглядело в голове Ленина как состязание двух деревень из рекламного ролика для домохозяек: а ну, кто быстрее помоет посуду после праздника, у кого тут больше талантов? И раз капитализм исчерпал свои возможности как прогрессивной системы — почему не посоревноваться с ним? Ведь потенциал у социализма — строя, где средства производства принадлежат самим трудящимся, — безграничен. Принуждение к веселому соревнованию — не только завуалированная попытка заставить людей надрываться за меньшие деньги; какой бы нелепой или лицемерной ни казалась эта идея Ленина, в тех обстоятельствах, в том контексте, она выглядела перспективной. Для раздираемого классовым конфликтом и бытовыми неурядицами общества, разочарованного результатами Февральского майдана, который принес только ухудшения, строительство такого понятного — как потопаешь, так и полопаешь — социализма выглядело не таким уж плохим стимулом: поверить, собраться — и еще раз пойти на жертвы ради новой мечты. Действительность, однако, вносила в планы Ленина свои коррективы. Рабочие, которым внушали, что это они проделали колоссальный, исторический труд — совершили революцию, полагали, что теперь самое время откинуться в кресле, положить ноги на стол и насладиться привилегиями и благами, о которых позаботится их, пролетарское, государство. Ленина, трудоголика и перфекциониста, бесили «босяческие привычки» и «бестолочь», и он изо всех сил пытался внушить рабочим, что теперь-то как раз и надо засучить рукава: учись у немца, дергал он за рукав русского рабочего, учись работать так, как немец и даже позднейшее ленинское планирование, по мнению историка Хобсбаума, «вдохновлялось немецкой военной экономикой 1914—1918 годов».

Безыдейная прогулка по ленинским следам

Кабинет В.И. Ленина в Смольном институте \| РИА Новости Медиабанк	В картине «Ленин в Смольном» художник придал исторической личности лирический облик, поэтизируя образ.
Ленин идёт в Смольный. DjVu + читать онлайн	Купить старинную картину Ленин в Смольном артикул 135-22 в антикварном салоне. Большой выбор старинных икон, а так же других предметов антиквариата.
セーターメンズウール100%「高品質」ハーフジップニット zozo 大きいサイズも充実 40代 50代にも好評【Men’s ジップセーター特集】から↓	Ленин в Смольном (компле Лениздат. Вид 1.
ЛЕНИН В СМОЛЬНОМ	Ленин в Смольном: государственная деятельность В.И. Ленина в первые месяцы Советской власти, октябрь 1917 г.--март 1918 г.
Кабинет В.И. Ленина в Смольном институте \| РИА Новости Медиабанк	После своего появления картина «Ленин в Смольном» стала одним из самых популярных произведений, посвященных образу вождя революции.

Музей им. Бродского на 93-ю годовщину оживил «Ленина в Смольном»

Фрагмент кабинета В.И. Ленина в Смольном институте в Ленинграде (Санкт-Петербург). Ленин на трибуне. 1947 – объявление о продаже в Ильинском. Цена: 323 руб., дата размещения: 31.03.2024. Открытки. Купить старинную картину Ленин в Смольном артикул 135-22 в антикварном салоне. Большой выбор старинных икон, а так же других предметов антиквариата. В то же время на базе музея Ленина в Смольном создали Государственный историко-мемориальный Санкт-Петербургский музей Ленина, в ведение которого квартира на Сердобольской уже не входила. – В Смольный, пожалуйста, – услышал Гороховик знакомый голос Ленина.

Куда ходил Ленин в 1917 году

Еще через пару лет, в конце марта 1920 года Ленин на встрече в Кремле с делегатом очередного женского съезда обратит внимание, что тот плохо обут — и даст распоряжение выдать участникам мероприятия обувь с казенного склада; возможно, это единственный раз, когда документально зафиксирован интерес Ленина к женским ногам[19]. Ноги самого Ленина, кстати, также вызывали кое-какие вопросы; глазастый Молотов, например, запомнил, что, провозглашая советскую власть, Ленин время от времени приподнимал ногу — демонстрируя подошву, протертую до дырки. Угланов , который Ленину приписывали мемуаристы еще в 1906-м, отчасти и позволил ему беспрепятственно проникнуть в Смольный поздно вечером 24 октября. В два часа ночи начались открытые столкновения с «пелевинскими», из «Хрустального мира», юнкерами, драки за мосты и материализация большевистских «зеленых человечков» в военных училищах: юнкеров запирали в помещении — от греха подальше. Захваты организовывал ВРК, провоцируя на бунт солдат, которые не хотели, чтобы их отправляли на фронт, и в особенности матросов, которые из-за немцев оказались, по сути, заперты в Финском заливе и коротали небоевую службу в кокаиновом ничегонеделании, становясь легкими жертвами большевистской пропаганды. Несмотря на то, что 25 октября весь город был уже в руках большевиков, Зимний оставался островом старого режима, то есть формально двоевластие продолжалось. Странным образом, городская жизнь не замерла, ни в одном театре не отменили представления, и даже по Дворцовой набережной весь этот день продолжал ходить трамвай — пассажиры которого слышали, должно быть, доносящиеся из Смольного душераздирающие вопли Ленина, требовавшего разрушить эту идиллию: арестуйте мне Временное правительство, немедленно! Драматизм ситуации состоял в том, что уже давно должен был прозвенеть председательский колокольчик — но большевики всё медлили, чтобы поставить депутатов съезда Советов перед фактом: власть — ваша. В Петропавловке никак не могли настроить орудия; наконец, пальнула «Аврора»; без пятнадцати 11 вечера съезд открывается; начался штурм Зимнего, арест «министров-капиталистов» произошел только в два часа ночи — и вот уж тут, наконец, съезд «узнал» об этом официально.

Несмотря на то, что вся дальнейшая самоидентификация большевиков будет идти не через съезд Советов, но, акцентирует исследователь А. Рабинович, через народное восстание, — смольненская бальная зала с колоннами, где Ленин предстал городу и миру после четырехмесячного отсутствия, — место историческое. Нарядное и белоснежное, будто аналой в церкви: вообразить здесь процедуру бракосочетания членов нынешней правящей партии гораздо проще, чем Мартова, орущего с трибуны: «Гражданская война началась, товарищи! Могли ли те меньшевики и те большевики предположить, в какой ситуации они снова встретятся 26 октября 1917-го, когда состоялась формальная передача отобранной у Временного правительства власти Советам и сформировано «Советское» — представляющее Советы где были только социалисты и не было буржуазных партий правительство где не было уже и никаких «лишних» социалистов: они ушли, оставив большевиков хозяевами и ответчиками за всё. По сути, на этом завершились разом и двоевластие, и многопартийность; и мало кто сомневается — и тогда и сейчас — что, если бы не Ленин, невозможно было изменить общественный строй в считаные часы. Скорее всего, если бы Ленин не вышел из квартиры Фофановой, большевики дотянули бы резину не то что до съезда — но до Учредительного собрания. Любопытно, что сам Ленин триумфально залез на табуретку только через сутки после открытия съезда, обнародовав свои Декреты о мире и земле, на которых еще не просохли чернила. Что касается последовавшей склоки с «прочими» социалистами из-за состава правительства, то нам важно, что еще 25 октября Ленин отказывался сам входить в его состав и премьер-министром предлагал стать Троцкому, заявив о своем желании работать в ЦК; это свидетельствует о том, что он не хотел перехватывать у Керенского звание «диктатора», ему психологически комфортнее было оставаться теоретиком, руководителем партии, «авангарда» — и что никакого плана практических, хозяйственных мер по переходу к социализму у него не было.

Однако его, по сути, силой выпихнули на железнодорожное полотно — договариваться с мчащимся на него паровозом истории. Следующие несколько дней жизни Ленина заняла демонстрация того, что он намерен придерживаться только одного принципа, им самим и сформулированного: «в политике нет морали, а есть целесообразность»; никакие, даже самые кровавые события, никакие, даже самые вероломные нарушения обещаний не могли заставить его ослабить бульдожью хватку. Большевики вели вызывающе бессовестную по отношению к другим партиям — и вполне разумную по отношению к большинству населения страны — политику: обещали многопартийное, ответственное перед ВЦИКом правительство — но сделали всё, чтобы не допустить туда никого, кроме своих. В первых днях советской власти не было массового кровопролития — никаких хрустальных или варфоломеевских ночей; но дни эти были грязные, кровавые, пьяные — и в самой столице, где банды люмпенов, ходившие под местными Советами, громили погреба Зимнего и устраивали буржуям «злые улицы», сводя с ними личные счеты, и под Петроградом, на Пулковских высотах, где 31 октября, с большими потерями с обеих сторон, дрались казаки Краснова и матросы Дыбенко, и в Москве. Ленин, трагикомический курьез, использовался агентами хаоса в качестве своеобразной валюты: сначала Каменев, Ногин и Рязанов чуть не сдали Ленина профсоюзу железнодорожников, требовавшему убрать из правительства одиозных большевиков и допустить туда эсеров и меньшевиков; затем в ходе переговоров с красновскими казаками Дыбенко предложил «в шутку» обменять Керенского на Ленина. Краснова и его штаб большевики вскоре взяли в плен — а затем тоже, видимо, ради пущего комизма, отпустили под честное слово, и Краснов продолжил воевать на Дону, сам заключил мир с немцами и менял продовольствие на оружие. Разумеется, Ленин прекрасно знал — ему жаловались, он читал об этом в газетах, — что происходит на улицах, за которые большевики приняли ответственность. Знал, как матросы, пользуясь безнаказанностью, «уплотняли» квартиры буржуазии, какими издевательствами — моральными и физическими — сопровождались «реквизиции».

Ответ Ленина — ответ политика: все это пережитки старой эпохи. Прежний строй умер — но, к сожалению, этого мертвеца нельзя просто так вынести из общества. Он находится здесь же, в одной с нами комнате, и разлагается. Очень неприятно. Но, кроме трупного смрада, ноздри Ленина щекотали и другие ароматы — и ему нравится, когда что-то «пахнет революцией»: например, название «Совет народных комиссаров» вместо «кабинет министров», или когда матрос Маркин выполняет обязанности министра иностранных дел, а прапорщик Крыленко — Верховного главнокомандующего. Работа, произведенная Лениным в «смольные» месяцы, кажется сверхъестественной. Никто и никогда не делал ничего подобного за такое короткое время. Уже в середине ноября английский дипломат Линдли, — не репортер «Правды», не зять Ленина, не ткачиха с Торнтоновской фабрики, — описывая свои впечатления от петроградских улиц, заметит: «Люди спокойны, благоразумны и восхищены руководством Ленина.

Инстинктивно они чувствовали, что имеют хозяина»[20]. Штука в том, что Ленин не просто принял управление от предыдущей власти — но умудрился руководить расползающейся, разрушающейся, выгорающей страной, одновременно перепридумывая заново и выстраивая на ходу, на полной скорости новый аппарат управления, не имея ни заранее составленного плана, ни специальных знаний, ни квалифицированных кадров и в ситуации, когда внешние противники изводят его саботажем, а товарищи и коллеги — говорильней, дискуссиями. В массовом представлении, закрепленном кинематографом, «смольный» период сводится к самому драматичному эпизоду — истории о заключении Брестского мира, но то был лишь один из десятков, сотен кризисов тех четырех с половиной месяцев: II съезд Советов, Викжель, требовавший представления всех социалистов в правительстве и смещения Ленина, атака Краснова на Пулковских высотах и т. На самом деле, надо было фактически заново «перезапустить» систему, придумать новые законы, порядки, ритуалы, создать новый язык в конце концов — адекватный не в смысле выразительности, а юридически. А буржуазия? Квалифицированный рабочий вроде Аллилуева, снимавший на Песках пятикомнатную квартиру на семью из пяти человек, — богатый? Финн по национальности, у которого не было недвижимости в Финляндии, а была в Петрограде, — какой страны теперь, после отделения Финляндии, он гражданин — и с какими правами? И, похоже, какое-то подобие системы, внутри которой на все эти вопросы находились ответы, было только в голове у Ленина; даже Троцкий в этом смысле не был ему соперником, принимая скорее инстинктивные, чем рациональные, с учетом долгосрочной перспективы решения.

Жена Троцкого, вошедшая утром 26 или 27 октября в одну из комнат Смольного, обнаружила там главных фигурантов переворота: «Цвет лица у всех был серо-зеленый, бессонный, глаза воспаленные, воротники грязные, в комнате было накурено… Кто-то сидел за столом, возле стола стояла толпа, ожидавшая распоряжений. Ленин, Троцкий были окружены. Мне казалось, что распоряжения даются, как во сне. Вот комната на втором этаже, где Ленин с Троцким провели пару-тройку ночных часов с 25 на 26 октября — улегшись отдыхать на расстеленных газетах: в Смольном было принято спать на полу или на столах. Теперь в коридоре в этом месте картинная галерея послереволюционных хозяев города: и если в глазах писанных маслом Зиновьева, Яковлева, Матвиенко Ленин с Троцким наверняка прочли бы укор, то друг на друга они смотрели с доброжелательным скепсисом, каждый радовался, что нашел, наконец, равноценного — но вот надежного ли? Он смотрит на меня дружественно, мягко, с угловатой застенчивостью, выражая внутреннюю близость. Мы смотрим друг на друга и чуть смеемся». Первый кабинет Ленина — на максимальном удалении от входа, третий этаж, правое крыло, дальний угол, окна на две стороны — музеефицирован; здесь Ленин подписал вольную Финляндии — что отчасти компенсируется выставкой неполиткорректных военных плакатов 1940 года: «Дожмем финскую гадину!

Между прочим, изначально тут был кабинет председателя Петросовета Троцкого; здесь его интервьюировал Джон Рид; но Троцкий любезно уступил «шестьдесят седьмую» Ленину. Перед входом — где сейчас мемориальная доска и картина в золотой раме «Ленин во дворе Смольного» Бродского — дежурили двое красноармейцев-рабочих; если они просто торчали на посту, Ленин журил их за потерю времени, выносил стул и предлагал погрузиться в чтение: учитесь управлять своим государством. Если бы часовые просидели здесь чуть дольше положенного, то могли бы развлечь себя разглядыванием гигантского мраморного панно, на котором золотыми буквами — как будто это кодекс Хаммурапи — выдолблен текст первой советской Конституции 1918 года где, сколько ни смотри, не сыщешь равноправия избирательных прав: буржуазия лишена их вовсе, а один голос рабочих приравнен к пяти крестьянским. На двери ленинского кабинета висят таблички: «67» и «Классная дама» выглядит издевательски, зато конспирация: береженого бог бережет и напечатанное объявление, запрещающее пускать в кабинет без договоренности кого-либо, кроме Бонч-Бруевича, с — роковой? Задняя часть кабинета выгорожена дощатым барьером — условным, до потолка не доходит; в боксе — кровать и зеркало; это горница таинственной, не идентифицированной историками классной дамы. Местечко по-своему уютное; из одного окна открывается панорамный вид на Неву, из второго — на какие-то не то фабрики, не то офисы; но ВИ не жил здесь, ему не нравилось путать кабинет с квартирой; ночевать и ужинать он до 10 ноября ходил на соседнюю Херсонскую улицу, к Бонч-Бруевичу. В первой комнате Миссис 67 принимала воспитанниц: Горбунов и Бонч-Бруевич установили там сейф — для декретов и наличных денег; в кабинете собирались первые совещания раннего, чисто большевистского Совнаркома: Троцкий, Рыков, Луначарский, Шляпников, Коллонтай, Сталин, Теодорович, Дыбенко, Крыленко, Антонов-Овсеенко какое-то гоголевское, с абсурдинкой, созвучие этих трех все время употребляющихся в одной связке фамилий производит ложно комическое впечатление; хорошо бы знать, что В. Антонов-Овсеенко учился в кадетском корпусе, был блестящим шахматистом и математиком, Н.

Крыленко окончил истфил Петербургского университета и много лет работал преподавателем литературы и истории, да и П. Дыбенко стал председателем Центробалта и наркомом по морским делам не за красивые глаза; про деятельность их ВРК Джон Рид писал, что «искры летели от него, как от перегруженной током динамо-машины». Единственным способом успеть хоть что-нибудь было отказываться от сна; совещания начинались в 11 вечера — и к пяти-шести утра лица комиссаров приобретали «эффект глаз енота» — или панды, если угодно. Бонч вспоминает, что по ночам Ленин сидел и сочинял свои «игуменские» — наполненные кустарной терминологией — декреты «Богатой квартирой считается также всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире». В отличие от квартиры на Херсонской, как раз небедной, Смольный был «толкотливым» местом — «всегда переполненный», он, по словам Коллонтай, «гудел в те дни, как потревоженный улей. По бесконечным его коридорам лились два людских потока: направо — к Военно-революционному комитету, налево — в комнату, где приютился Совнарком». По настоянию Ленина, в советские учреждения — и Совнарком в том числе — могли прийти со своими вопросами и жалобами «простые люди»; они и являлись, часто без дела, — просто сделать «селфи» с Лениным «Не могу уехать домой, не повидавши товарища Ленина. С таким наказом послали меня сюда мои односельчане.

Коллонтай рассказывает о безруком рабочем, который пришел в Смольный с планом, как спасти от голодной смерти текстильщиков-инвалидов: купить особые вязальные машины, вокруг которых он сам взялся бы устроить особые артели; с этим планом он и настиг в коридоре Ленина. Время от времени Ленин выезжал в город — чаще на выступления, чем на деловые встречи. С ноября, когда в жизни образовался какой-никакой ритм, они с НК гуляли вечерами в чахлом садике вокруг Смольного и вдоль Невы; без всякой охраны, никто его в лицо тогда не знал. По большому же счету после 25 октября Ленину приходилось заниматься всего двумя колоссальными задачами. Первая — удержать власть. Ради этого можно было душить демократию, гнать из Советов товарищей-социалистов, терять территории, носить на спине табличку «тиран» и «узурпатор». Ради этого следовало выстроить государство — с границами, аппаратом, репрессивными механизмами и социальной ответственностью перед инвалидами, учителями и кормящими матерями. Именно эта деятельность ассоциируется с Лениным Послеоктябрьским: история про то, как человек с репутацией шпиона и узурпатора выиграл все войны и, планомерно разрушая всё «старое», через несколько лет остановил неуправляемые процессы хаоса и деградации.

О второй задаче — еще менее понятной, чем «созидательное разрушение», — Ленин объявил уже депутатам II съезда Советов: «Теперь пора приступать к строительству социалистического порядка! Большинству тех, кто оказался без касок и спецодежды на стройплощадке, казалось, что они просто должны подменить одного гегемона другим, трансформировать буржуазное государство в диктатуру пролетариата. Однако для Ленина, автора «Государства и революции», под социализмом подразумевалось ровно противоположное — исчезновение государства как машины насилия; отсюда проблема — что же такое социализм здесь и сейчас, на территории анархии? Судя по всему, конкретная, наличная реализация идеи социализма ассоциировалась у Ленина с понятием «обобществления»: не «взять и поделить», как это представляется условному «шарикову», а — «взять и начать пользоваться и контролировать сообща» дьявольская разница. Главный текст этого «головокружительного» периода — написанная в апреле 18-го брошюра «Очередные задачи советской власти»: в ней Ленин, уже обладающий опытом деструктивной деятельности как раз первых послеоктябрьских месяцев, окорачивает леваков-радикалов — и самого себя как автора «Государства и революции»; на задворках «Задач» бродит призрак Ленина с табличкой «НЭП». Да, «грабь награбленное» — но потом «награбленное сосчитай и врозь его тянуть не давай, а если будут тянуть к себе прямо или косвенно, то таких нарушителей дисциплины расстреливай». Не забастовки, а напряженная, соревновательная работа, повышение производительности труда. Не раздача привилегий «классово близким», а привлечение буржуазных спецов — с оплатой выше, чем у рабочих: ничего страшного, научимся — и всех выгоним кого-то, может, и сразу: например саботажников.

Все это, однако, были инициативы сверху — тогда как идеей фикс Ленина в первые месяцы была творческая самодеятельность пролетариата: именно частные инициативы должны были диалектически преобразоваться в «общее»: социализм. В самом деле, раз уж они оказались достаточно предприимчивы и энергичны, что пришли в Советы — почему бы им не продемонстрировать свои таланты при управлении государством, не менее «своим»? Именно сами рабочие, по мысли Ленина, — в свободное время, не выделяя из своей среды профессиональных бюрократов, — должны контролировать и учитывать работу промышленных предприятий, количество и качество труда, а также распределять дефицитные товары и продукты. На практике окажется, что привлечение неквалифицированных управляющих и замена администраций предприятий фабзавкомами только усугубят экономический кризис и усилят падение производства. Не справляющиеся с административными функциями фабзавкомы компенсировали свою некомпетентность, берясь за выполнение полицейских задач — разгоняли митинги и забастовки, поощряли лояльных рабочих при распределении продовольствия и цензурировали прессу. Что же касается достижения социализма в шестимесячный срок — а именно такие цифры поначалу назывались, то кратчайший путь к нему для обычных людей, по мнению Ленина, лежал в резком увеличении производительности труда: мир изменится от того, что работа теперь будет не из-под палки, не на хозяина, а на себя и на свой коллектив. Значит ли это, что социализм, по Ленину, есть совокупность реализованных инициатив, поступивших от разных сообществ — купальщиков Нейволы, рабочих Путиловского завода, нянек-кормилиц? Тут все дело — в отношениях с собственностью; собственность — по крайней мере, на средства производства, а может быть, и на недвижимость — должна быть обобществлена.

Добровольно — или принудительно? В чью именно пользу — «трудящихся»? А если трудящиеся воспротивятся такой инициативе, что — сидеть и ждать, пока они дорастут до социалистических идей? Или национализировать в пользу пролетарского государства? И позволительно ли вообще экспериментировать со сменой форм собственности сейчас, когда стране грозит интервенция, на которую надо ведь отвечать военным способом, а для этого нужна не демобилизованная, как армия, а работающая промышленность? И если вводить социализм будут сверху — то есть государство, не возникнет ли конфликт интересов: ведь цель коммунизма — отмирание государства? Или просто издать декрет — объявить «обычное» государство социалистическим, а там посмотрим, как будут вести себя люди, начнется ли эпидемия обобществления? Неясно — или ясно не всегда; в конце концов, Ленин был профессиональный заговорщик, строитель некрупных сплоченных структур, а не государств, тем более — государств, не имеющих аналогов в мировой истории.

Есть ощущение, что, несмотря на готовность экспериментировать со строительством социализма в отдельно взятой стране, Ленин все же очень рассчитывает на поддержку заграничных революций — еще и потому, что тамошние массы сознательных рабочих смогут подсказать ему, как именно следует «вводить» социализм. Впрочем, и у них такого опыта не было: даже Парижская коммуна была историей скорее про выживание — но Делеклюз, Пиа и Варлен не доросли до инсталляции социализма. Вот чем на самом деле была занята голова у Ленина — потому что Брестский мир, разгон Учредительного, борьба с голодом — всё это рутина, проблемы, которые в принципе имеют решение: разогнали — не разогнали, заключили — не заключили. Ленин был опытным литератором и журналистом с юридическим образованием; просидев всю жизнь в библиотеке, он прочел много книжек и научился извлекать выводы об экономическом положении страны по статистическим данным о количестве безлошадных хозяйств — но ни у Гегеля, ни у Гобсона не было ответа на вопрос, надо ли поддерживать курс стремительно обесценивающейся национальной валюты в обществе, стремящемся к коммунизму, где всё равно деньги отомрут; и Ленин понятия не имел, когда именно следует после увещеваний саботажников приступать к расстрелам, если из-за их бездеятельности дети рабочих умирают с голода. Нужно ли для того, чтобы «переходить на социализм», полностью почистить диск со старой операционной системой — или просто потихоньку удалять один за другим баги, постепенно меняя «прошивку»? Разумеется — особенно в условиях экономического коллапса — следовало быть конструктивным; и все же в первые месяцы Ленин — еще точно не зная, чего хочет добиться, в порядке бескомпромиссной войны против буржуазии — больше внимания и усилий посвящает «разбиванию машины»; следовало сломать не только государственный строй, но и систему владения землей, юстицию, национальные границы, общепринятую систему собственности государственная, частная , наконец, войну, которая была не только собственно фронтом, но и загружала промышленность военными заказами; мы плохо осознаем, что демобилизовать — организованно! И Ленин идет на это уже в конце ноября — осознавая, что куча людей останется без работы и разруха усугубится. Ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить!

Не слишком-то убедительное объяснение, если посмотреть на то, что осталось к весне 1918 года от питерской промышленности. Разумеется, в квесте для Ленина были заготовлены не только трудноразрешимые загадки и набор кувалд, но и какие-никакие подсказки. Социализм предполагает участие как можно большего количества людей в созидательном труде; на практике Россия представляла собой страну, где бегущие из армии солдаты, отвыкшие от труда и привыкшие к насилию, пробегали мимо работы, подняв воротник повыше, — по множеству объективных причин. Как вернуть рабочих на фабрики? Ответ Ленина — через профсоюзы. Как обеспечить повышение производительности их труда на фабриках? Пусть рабочие привлекают профессиональных хозяйственников — и быстро учатся у них и при строительстве новой, классовой, рабоче-крестьянской армии Ленин согласился с Троцким: нужно и должно привлекать царских офицеров; несмотря на факты измены и саботажа. В конце 1917-го в России было множество неработающих непролетариев — ну так почему бы не заставить их работать принудительно: так появляется идея введения «трудовой повинности с богатых».

Одновременно крайне остро стоял вопрос безработицы — и Ленин моментально принялся создавать рабочие места, причем не самого очевидного свойства. Уже в декабре 1917-го!! Навязчивой идеей Ленина-руководителя была артистическая — нетривиальными способами — оптимизация всего, что только можно: назначения на ключевые должности компетентных людей, даже если они были его политическими противниками как Красин или иностранцами; если бы Ленин был главным тренером разваливающегося футбольного клуба, то выбрал бы стратегию покупки звезд-легионеров. Одной из светлых идей такого рода стало предложение пересадить матроса-вестового, мотавшегося по Смольному между расположившимися в разных концах кабинетами Ленина и Троцкого, на велосипед; этот матрос, в бескозырке, шинели и с посылками, видимо, и навел впоследствии писателя Успенского на образ почтальона Печкина. Сам Ленин, спортсмен по духу, надеялся, что и другие люди устроены подобным образом, — а потому еще одной светлой идеей, направленной на стимуляцию производительности труда, стало устройство социалистических соревнований между рабочими коллективами.

А любая безнаказанность порождает подобные акции, поэтому Владислав Юрьевич разбирается с этим. Я дала поручению Главному управлению внутренних дел провести тщательное расследование и всё-таки найти тех, кто занимается такого рода действиями в Санкт-Петербурге. Это недопустимо.

Давайте вернемся чуть-чуть назад - к Февральской революции 1917 года. Вообще-то только-только, в 1913 году, грандиозно отметили 300-летие династии Романовых. Как вдруг проходит несколько лет, и буквально за считаные дни… ничего не остается. На улицу выходят какие-то женщины-домохозяйки Выборгской стороны в Петрограде, их подавляют какие-то полицейские, были какие-то перестрелки… И вдруг все это очень быстро заканчивается, приходят новые люди. Никакие спецслужбы не помогли. Это его карточка, заведенная в полиции. И эти руководители накануне встречались с послом Великобритании господином Бьюкененом. Причем этого никто не скрывал. Они приходили к нему прямо в посольство. И как только произошла Февральская революция, они получили поддержку и от Великобритании, и от Франции. И только тогда Ильича прострелило, что он-то больше не лузер. Он больше не политический отброс. Конечно, сразу появились люди из Социал-демократической партии Германии и Швейцарии, которые стали его посредниками в общении с генштабом германской армии. Максимум, что ему могли предложить другие: проезд в обычном поезде, на общих условиях, без заинтересованной стороны и, скорее всего, арест в конце. А в России к власти пришли социал-демократы и через немецких социал-демократов он продавливал возвращение. На самом деле это было совершенно абсурдное событие само по себе. Представьте: страной правит социал-демократическая партия, у них все хорошо, но внутри партии есть некая фракция те самые большевики , которая собирается прийти к власти, сметая на своем пути даже союзников. Контрразведка установила. У Ленина была группа людей, которые выполняли его, скажем так, темные поручения. Так вот, эти люди от германских «добродетелей» получали так называемые дефицитные товары - бюстгальтеры, презервативы, медицинские инструменты. Это все они продавали - превращали в деньги. И потом уже эти деньги в целях конспирации чуть ли не каждый день перекладывали из одного банка в другой. Вот буквально ходили с чемоданами по Петрограду. Как раз эти деньги превращались в субсидии для прессы и пропаганды. А почему мы отдаем их Владимиру Ильичу? Потому что мы такие добрые и прекрасные, и почему бы Владимиру Ильичу не отдать, ведь он же столько правильных слов говорит на митингах». Вот так одномоментно от Петрограда до Владивостока возникает большевистская пресса. Сам он по несколько статей в день писал. Он прекрасно понимает - без прессы нельзя захватить власть. Сначала - умы, потом - Зимний дворец. Но вместо этого была огромная демонстрация, транспаранты. А на них: «Мы одобряем решения Циммервальдской и Кинтальской конференций».

Только Ильич хвост распушит в рекреации, а человек с ружьем тут как тут: «Время свидания окончено. Прошу очистить помещение! А Крупская с Арманд наблюдали: чтоб ни соринки не осталось!

Новости ленин в смольном