Новости федор сергеевич аллилуев

«Федор Сергеевич не показан холостяком: пару с ним составляет гражданка Софья Николаевна Егорова, годы жизни которой не приводятся.

Жена Сталина биография личная жизнь

• Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи
• трейлер >>
• Рассылка новостей
• Аллилуев Александр Сергеевич
• Еще экспонаты
• Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи

Новодевичье кладбище. Родственники Иосифа Виссарионовича Сталина, похороненные на участке №1

Сталин - Аллилуевы. Хроника одной семьи. Зенькович Николай Александрович. Энциклопедия биографий.

Марку Л. Личная жизнь. Клуб семейного досуга, 2014.

Во взрослой практике после трепанации черепа устанавливают металлическую пластину, но детям она нежелательна. Череп у ребенка будет расти, а значит, разрезать его и менять пластину на новую — нужного размера — придется ежегодно. А это колоссальная травматизация малыша во всех смыслах, и в психологическом тоже. Но есть альтернатива — изобретение CustomBone. Инновационный имплант из биокерамического материала пористого гидроксиапатита , который по своему химическому составу и структуре максимально приближен к кости человека. Он устанавливается один раз на всю жизнь, со временем заполняется клетками костной ткани и растет вместе с ребенком. Такой имплант делают индивидуально для каждого пациента только на одном заводе в мире — в итальянском городе Фаэнца. Я медсестра, муж электрик, никто из нас сейчас не работает. Я с Федором, а муж пока восстанавливается, но уже пытается сломанной рукой что-то делать, чтобы скорее выйти на работу. Финансово сейчас тяжело… По словам Эльвиры, «если к сыну не приглядываться, сложно сказать о каких-то проблемах»: к счастью, когнитивные функции не нарушены.

Но на самом деле Федя сейчас — «хрустальная ваза». Такая погода, на улицу хочется, но шрам нельзя подвергать воздействию ультрафиолетовых лучей. Нельзя купаться в ванной — только душ. Прыгать нельзя тем более, — Эльвира перечисляет список жизненно необходимых запретов. Сейчас выпускной должен быть… — Надеюсь, мы придем, — смотрит на маму Федя.

Видимо, такое объяснение дали Светлане родственники, когда она подросла. Но оно чрезвычайно странно для того времени, когда убийства случались на каждом шагу, когда трупы валялись в том же Царицыне прямо на улицах, а смерть и кровь были бытом.

И я вспомнил один рассказ, который порой приводится даже в серьезной научной литературе: будто во время путешествия в Царицын Надя была попросту изнасилована Кобой. На ее крик ворвался в купе отец, и Кобу под пистолетом заставили жениться. В этом пошлом вымысле с перепутанными действующими лицами, возможно, сохранились отголоски подлинной трагической истории. Конечно, Надя была влюблена в революционного героя, к тому же в ней текла страстная цыганская кровь. Так что все действительно должно было произойти в том раскаленном вагоне, куда после безумия расстрелов возвращался ее мрачный возлюбленный. И был крик страсти в ночи, на который поспешил несчастный Федя, и, вбежав в незакрытое купе, увидел обожаемую сестру и старого грузина он должен был казаться ему стариком — этот сорокалетний грузин, которого он боготворил … Страшно крушение чистоты в молодые годы, и не всегда могут пережить его юноши-идеалисты. Но все это не более чем догадки.

Федор passed away in 1955, at age 57. Fyodor Alliluyev was born in 1898, in Khashuri, Georgia. Fyodor passed away in 1955, at age 57 in Moscow, Russia. He was buried in Novodevichy Cemetery, Russia. Федор married Анна Алексеевна Аллилуева born Колесникова.

Иосиф Джугашвили

• Вы помогли
• Лента новостей
• Аллилуев, Фёдор Сергеевич
• Фотопортрет, регистрационный номер — 2800048
• Аллилуев Ф.С. - Выпускники - Училищe - Каталог статей - Школы военных инженеров в 1701 - 1960 годах

Дети Кремля

Павел Сергеевич Аллилуев. Родился на станции Михайлово, где его отец Сергей Яковлевич Аллилуев работал помощником машиниста в депо. Дети: Павел Сергеевич Аллилуев Анна Сергеевна Аллилуева (Реденс) Федор Сергеевич Аллилуев Надежда Сергеевна Аллилуева (Сталина). 1964) family tree on Geni, with over 250 million profiles of ancestors and living relatives. сын Аллилуева С.М. Н (1898-1955), брат Надежды Сергеевны - жены И.В. Сталина.

Аллилуев ФЁДОР СЕРГЕЕВИЧ

Дядя Путина В. В. католикос всех армян (Валерий Ермыкин) / Проза.ру	Аллилуев, Фёдор Сергеевич — статья из Интернет-энциклопедии для
Федор Сергеевич Аллилуев	Ветеран Великой Отечественной войны Леонид Аллилуев, являющийся родственником Иосифа Сталина, стал жертвой мошенников.
Аллилуев, Фёдор Сергеевич — "Энциклопедия. Что такое Аллилуев, Фёдор Сергеевич	На квартире у Аллилуева в 1912-17 была постоянная конспиративная явка большевиков.

Племянника Сталина аферисты развели на 18 миллионов. Леонид Аллилуев ищет помощи в полиции

Вместе с евым похоронена Аллилуева Софья Николаевна, урожд. Фёдор Соломонов учился на втором курсе Института истории на кафедре новейшей истории России. племянник Иосифа Сталина. Он - cын сестры второй жены советского вождя Надежды Аллилуевой. Аллилуев А.С., Филинюк О.В., Шнайдер Е.Е., Голубчиков П.Н., Амичба Д.Э. Факторы риска рецидива туберкулеза с множественной лекарственной устойчивостью. Вскоре после состоявшегося разговора Павел Сергеевич Аллилуев скоропостижно скончался в своем рабочем кабинете от инфаркта, что породило множество слухов. Племянник Иосифа Сталина и ветеран Великой Отечественной войны Леонид Аллилуев скончался на 95-м году жизни.

Дети Кремля

Дети: Павел Сергеевич Аллилуев Анна Сергеевна Аллилуева (Реденс) Федор Сергеевич Аллилуев Надежда Сергеевна Аллилуева (Сталина). Светлана Аллилуева: биография, личная жизнь (фото), дети, внуки, мужья:: Персоны. Родился на станции Михайлово, где его отец Сергей Яковлевич Аллилуев работал помощником машиниста в депо. Далее Федора вспоминает, как ее мама обратилась за советом к известной писательнице Алле Гербер, с которой долгие годы водила знакомство, и та очень подробно объяснила, какие документы самые важные, как их надо восстанавливать, и что ничего невозможного нет. В ролях: Гела Месхи, Василий Прокопьев, Анатолий Дзиваев и др. Дети: Павел Сергеевич Аллилуев Анна Сергеевна Аллилуева (Реденс) Федор Сергеевич Аллилуев Надежда Сергеевна Аллилуева (Сталина). Светлана Аллилуева: биография, личная жизнь (фото), дети, внуки, мужья:: Персоны. Вместе с евым похоронена Аллилуева Софья Николаевна, урожд.

Дело 25. Аллилуев Федор Сергеевич.

В иске от неизвестного Жамшида Расулева сообщалось, что в 2016 году он занял бизнесмену 200 тысяч долларов. А потом якобы передал право на свой долг юридическому лицу «СибПроект». Антон Джигирис в это время, став директором двух компаний Жидкова, изучил внутренние документы и заподозрил, что некоторые подписи Жидкова-старшего подделаны. В сентябре 2022 года Джигирис подал заявление в полицию, а через полгода написал в прокуратуру о бездействии следствия. Вскоре все перешло в СК, где в июле 2023 года возбудили уголовное дело по ч. На момент публикации ответы не поступили.

Джигирис утверждает, что истцы изначально принесли в суды копии документов, а судьи требовали оригиналы — их предоставили только к концу 2022 года, после чего отправили на почерковедческие экспертизы. Они установили, что в некоторых документах подписи Федора Жидкова действительно не являются оригинальными копии судебных документов и экспертиз имеются в распоряжении НГС. В итоге по первым двум искам требования отозвали, а в удовлетворении требований Бахрома Наримова отказал суд. При этом Джигирис признал, что реальные долги у бизнесмена все же были. Самый крупный — кредит в банке «Акцепт» на сумму чуть больше 20 миллионов рублей.

Его у банка выкупил Бахром Наримов и летом 2023 года обратился в Арбитражный суд, пытаясь обанкротить Максима Жидкова. По мнению Джигириса, это сделали, когда стало ясно, что схема с займами неизвестных инвесторов не сработала. Представители Жидкова, узнав об этом иске, сразу же погасили долг долями в компании «Макс-Трейд». И это, по ее мнению, чистое рейдерство, но не доведенное до конца, — заметил Антон Джигирис. Многоквартирный дом на Горького, 85, принадлежит Жидкову и его партнерам частично Источник: Александр Ощепков Друзья из Узбекистана Среди тех, кто был истцами в судах и партнерами Федора Жидкова, почти все — граждане Узбекистана и жители Ташкента.

Единственным россиянином оказался Дмитрий Южалин. Защитники наследника бизнесмена замечают, что собирали информацию о них буквально по крупицам. Но человек, чье имя полностью совпадает с Наримовым, является начальником какого-то отдела на железной дороге в Узбекистане. Шаякубов — начальник отдела по производству каких-то пластиковых изделий. Расулев — какой-то врач.

А Южалин — соучредитель организации, которая занимается изготовлением запчастей для поездов, — рассказывает Антон Джигирис. Он предполагает, что как минимум Южалин и Наримов могут быть связаны рабочими моментами в железнодорожной сфере. А Шаякубов, по неофициальной информации, может являться родственником Наримова.

Третью нашу комнату, столовую, отдали еще одной семье, так что «коммунальность» нашей квартиры повысилась на новую ступень — в ней стали проживать три семьи. Между тем «холодная война» набирала свои темпы в обстановке полной секретности. Такова конечная цель этой секретной директивы для «мирного времени». Но в этой директиве речь шла не только об уничтожении советской власти, но и российской государственности, исчезновении нашей страны из числа великих держав. Вместе с тем США заранее побеспокоились о том, чтобы эти «грязные» цели и средства, выделяемые на эту работу, не выглядели как прямое вмешательство в дела нашей страны, чтобы внешние условия способствовали самой эволюции внутреннего режима в «нужном направлении». Столь же энергично отмечалась необходимость избежать хомута, когда политические группы России будут «выпрашивать нашу помощь».

Даже в этом случае мы не должны вмешиваться, если только эта борьба не затронет наши военные интересы». В этом документе, естественно, не осталась без внимания и судьба Коммунистической партии: «Как быть с силой Коммунистической партии Советского Союза — это в высшей степени сложный вопрос, на который нет простого ответа», признается в директиве. И если эти правители начнут расправляться с коммунистами, то США будут в стороне, умоют руки. Вместе с тем директива содержит жесткие советы, как вести себя с теми, кто уйдет в подполье, «как это случилось в областях, занятых немцами в недавнюю войну»: «В этом отношении проблема, как справиться с ним коммунистическим подпольем. Затем группа лиц, облеченная высокими полномочиями, — вице-президент СНБ А. Баркли, министр обороны Д. Ферресол, военный министр К. Ройал, директор ЦРУ контрадмирал Р. Сорок лет понадобилось США, чтобы план этот реализовался… Конечно, правящие круги Америки рассчитывали на более короткие сроки.

Но в момент зарождения всех этих планов перед ними стояла непреодолимая тогда для них преграда — великая держава, не склоняющая своей головы ни перед кем, и ее руководитель Сталин. Его опасались более всего. Генерал Валентин Иванович Варенников, Герой Советского Союза, прошедший со своей 35-й гвардейской стрелковой дивизией весь путь от Сталинграда до Берлина, участник Парада Победы в одном из своих майских интервью в 1994 году рассказывал, что после войны авторитет СССР был столь велик, что «без его голоса ничто серьезное в мире не могло решаться». И хотя нас пытались изолировать, «опустился «железный занавес», а в 1949 году было создано НАТО… пока жив был Сталин, агрессивные силы, в том числе у американцев, вели себя весьма скромно, а с 1954 года осмелели и начали разнузданную политику, провокационные действия». В соответствии с решением Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций от 29 ноября 1947 года на части территории Палестины было провозглашено 14 мая 1948 года государство Израиль. Я не собираюсь касаться различных аспектов проблемы государства Израиль. Коснусь лишь одной грани, которая так или иначе связана с темой моей книги. Бен-Гурион, первый премьер-министр и министр обороны нового государства, был одним из организаторов и лидеров сионистской правой социал-демократической партии Израиля МА-ПАИ. Приведу одно его высказывание: «Я не постесняюсь признаться, что, если бы у меня было бы столько же власти, сколько желаний, я бы подобрал способных, развитых, порядочных, преданных нашему делу молодых людей, горящих желанием переделать евреев, и послал бы их в страны, где евреи погрязли в греховном самодовольстве.

Этим молодым людям я бы приказал замаскироваться под неевреев и преследовать евреев грубыми методами антисемитизма под такими лозунгами: «грязные евреи! Я уверяю вас, что результаты эмиграции… превысили бы в десять тысяч раз результаты, которых добиваются наши вояжеры-эмиссары, вот уже десятилетия расточающие свои проповеди глухим». Полагаю, что сионистская пропаганда в послевоенной России весьма активно работала на раздувание антисемитизма, чтобы понуждать еврейское население эмигрировать в Израиль. Предметом ее особого внимания и «заботы» была интеллигенция еврейского происхождения, ее старались обласкать и затянуть в свои сети часто обманным путем. Некоторые наши деятели культуры и науки становились орудием сионистского влияния, не подозревая об этом. И громкие кампании тех времен — «дело врачей», борьба с «безродным космополитизмом», история с Крымской еврейской автономией — были не результатом мифического «зоологического антисемитизма» Сталина, о чем столь широко вещали наши «демократы», а плодами целенаправленной политики лидеров и идеологов сионизма, за каждым из них прячется тайная, тщательно скрываемая ниточка, ведущая за пределы нашей страны, в молодое развивающееся государство… Эти кампании были спровоцированы мировым и внутренним сионизмом. И такие люди, как, например, С. Михоэлс, стали его прямыми жертвами. В конце июня 1948 года в Румынии состоялось совещание Информбюро коммунистических и рабочих партий, обсудившее положение дел, сложившееся в Коммунистической партии Югославии.

В принятой резолюции отмечалось, что руководство КПЮ «за последнее время проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма, противопоставило себя ВКП б и другим компартиям, входящим в Информбюро, встало на путь отхода от единого социалистического фронта против империализма, на путь измены делу международной солидарности трудящихся и перехода на позиции национализма». Отход Югославской компартии от принципов, принятых в международном коммунистическом движении, был тяжелой потерей в общем деле, но никаких крутых мер вокруг Югославии не предпринималось, танков и десантников туда не направляли, ограничившись методами идеологического воздействия на отступников. Многие события, только завязавшиеся в 1948 году, принесли свои отравленные плоды лишь в наше время. И та же Югославия, благодаря своим амбициозным вождям и американской «помощи», первой отправившись в свободное плавание по «свободному» рынку, ныне уже называется бывшей Югославией, и наша, прежде могучая и несокрушимая, держава с гордым именем СССР в тяжелом раздумье стоит у последней черты, за которой маячит ее неприглядное колониальное будущее, но нет державы и нет СССР. Зато есть киви, легальные масонские ложи, легальный сионизм, бейтаровские молодчики, полудохлый СНГ и полное обнищание народа, угнетенного нуждой и бесправием. И еще полный разгул «демократии»… Между тем хроника жизни нашей семьи 1948 года зафиксировала еще одно событие — из тюрьмы была выпущена Кира, дочь Павла Аллилуева, по мужу Полипковская. Эту фамилию она носит до сих пор, хотя с ним развелась давным-давно, а второй муж скончался несколько лет назад. Сегодня Кира — пенсионерка и живет в Москве в своей маленькой однокомнатной квартирке. И хотя ей уже много лет, она по-прежнему веселая и жизнерадостная женщина.

Тогда она просидела в тюрьме месяцев шесть или семь, а потом была выслана на пять лет в Шую. Когда ее выпустили из тюрьмы, а это было во Владимире, она не смогла достать билет в Москву и не смогла устроиться на ночь в гостинице. Знакомых во Владимире у нее не было, и она под вечер вернулась в тюрьму и попросила разрешения у ее начальника переночевать там еще одну ночь. Начальник тюрьмы был поражен таким оборотом дела, но нашел для племянницы Сталина свободную камеру «со всеми удобствами». В Москву Кира приехала на пару дней, чтобы взять с собой в Шую необходимые вещи и повидаться с нами. Тогда же она рассказала нам, что второй муж тети Жени Николай Владимирович Молочников оказался «чьим-то там шпионом» и что именно в этом и была причина ареста Евгении Александровны и ее самой. А от нас она узнала, что вскоре после ее ареста была арестована моя мать. В Шуе Кира пробыла до лета 1953 года. Ее муж и брат, Сергей, несколько раз за это время ездили к ней в Шую, что помогло ей выстоять в этой ссылке и не чувствовать себя одинокой.

Мы с Леонидом привыкали к самостоятельной жизни, бабушка по состоянию здоровья большей частью проводила время в «Соснах», и мы втроем — Леонид, Саша и я — навещали ее постоянно, а летом я иногда и какое-то время жил с ней в этом санатории. Там же подолгу жили Гулька со своей «Дюнюней». В их квартире жили и оставшиеся после ареста Угеров, соседей семьи Павла Аллилуева, их дети: Володя и Леночка. В беде мы как-то все вместе теснее сдружились, помогали друг другу чем могли. Кстати, в квартире напротив нас, в семье И. Тевосяна, женатого на сестре Л. Мирзояна, также нашли свой приют сын и дочь арестованного в 1938 году Мирзояна и его жены. Закон был один — дети за родителей не отвечают.

А шрифт пусть привезут потом, другие... Я запомнила рассказ отца о его первой встрече с молодым Сталиным. Это было в начале января 1904 года. Глава двенадцатая... Там, в комнатах наверху, я впервые увидела спеленатую Надю. Тогда дом был еще не достроен. А сейчас он заново отделан. Балконы, висевшие без перил, обведены железной решеткой. Теперь бы мама не боялась, что мы можем свалиться оттуда. Ах, как досталось Павлуше, когда однажды его застали свесившимся с узкого каменного выступа! Мама сама чуть не плакала, втаскивая Павла обратно в комнату. И тот же берег, по большим плоским камням которого мы любили скакать. А дальше, за домом, пристань, куда причаливают пароходы. Какая была радость, когда мама брала нас гулять туда, и мы останавливались у высоких, обмотанных толстыми канатами причалов и глядели, как у купален под пристанью барахтались и ныряли в море смуглые горластые мальчишки. Эту пристань я запомнила, потому что однажды папа едва не утонул здесь. Я и сейчас живо представляю это забавное, чуть не ставшее трагическим происшествие, в котором проявился весь наш решительный и настойчивый отец. Мы гуляли по пристани, когда ветром вдруг швырнуло в море мою новую, только что купленную соломенную шляпу. Я не успела горестно вскрикнуть, как папа. Но она, точно спасаясь от преследования, неслась по волнам все дальше в море. Оцепенев от неожиданности, мы так и застыли на пристани... Предательский бакинский норд, как всегда, разыгрался внезапно. Волны поднимались выше, и шляпа неслась по ним, издеваясь над всеми нами. Папа плыл ловко и быстро, но не мог схватить ее. Но папа не слышал нас и упрямо догонял еле видный светлый соломенный кружок. Мы никогда не видели море таким бурным. Мы кричали все громче. Но вот мы уже смеемся сквозь слезы. Папа приближался, и шляпа гордо торчала на его голове, бант победно раздувался рядом с отцовской бородой. Мы с папой живем в квартире его старого друга Назарова. Дуня - его жена. Она - простая, веселая и нравится мне так же, как нравится хмурый по виду, но такой заботливый ко мне Иван Назаров. Все мне у них по душе... Бывает у Назаровых гость, которого я приметила сразу. Голубоглазый, светловолосый, он выделяется среди остальных. Зовут его Петр Монтин, и он часто шутит со мной, звучно, громко смеясь. У Монтина приятный, мягкий, раскатисто-певучий голос, и кажется мне, все любят слушать его. Когда Монтин говорит, в комнате замолкают и все глядят на него. Дядя Ваня тоже приходит к Назаровым. По воскресеньям он водит меня гулять и покупает мне кишмиш-лаблабо - сладкий рассыпчатый горох с изюмом и бада-буды - обсыпанные сахаром хлопья кукурузы. Продавцы-татары поджаривают сласти на углях у своих лотков, тут же на улице. Здесь все происходит на улице. На улице стригут и бреют. Я останавливаю дядю Ваню, чтобы поглядеть, как работают уличные цирюльники. Мужчины поднимаются с низких скамеечек и надевают на выбритые посредине головы замусоленные, грязные шапочки. Это носильщики тяжестей, амбалы - так их зовут в Баку. Я вижу, как они идут посредине улицы, сгибаясь и вздрагивая под непомерной ношей. Мне кажется: вот-вот они упадут. Подложив под головы веревочные носилки, амбалы спят в пыли, прямо на тротуаре... Ни на кого не глядя, важно шагают почтенные краснобородые тюрки. А за ними, постукивая каблучками, скользят шуршащие шелками непонятные фигуры. На лицах у них шелковые маски, и в прорезях сверкают живые черные глаза. Со страхом и любопытством гляжу я им вслед. Кто-то из прохожих говорит: - Это жены-тюрчанки со своим мужем. Меня опять привозят в Тифлис, в Дидубе, к бабушке. Глава тринадцатая Отец остался в Тифлисе. Почему нерадостно сегодня в доме... Он треплет меня по щеке и отходит к товарищам. Не слышно обычных шуток и слов привета. В руках у отца я вижу лист бумаги. Когда товарищи рассаживаются, отец вслух читает телеграмму из Баку, всего несколько слов: "Вчера вечером выстрелом в голову убит Петр Монтин". У отца дрожит голос. Он кладет на стол скомканный листочек. В комнате долго молчат. У меня тоскливо сжимается сердце. Ведь я помню Петра, его голос, такой звонкий, когда он говорил, мягкий и глубокий, когда он затягивал песню. За что же его убили? Кто-то поднимается и говорит: - Ушел из жизни любимый наш товарищ. Он боролся за народную свободу, и за это его убили. Я вслушиваюсь в слова, которые произносят дрожащими голосами. Я вижу слезы на лицах. Монтина, значит, очень любили. Я помню, как Дуня Назарова рассказывала: - Петра звали неуловимым. Никогда не удавалось его удержать в тюрьме, всегда убегал. Как-то к тюрьме подъехала подвода с хлебом. Петра вывели на прогулку. Часовые и не заметили, как он оказался под телегой. Не успели хватиться, а он уже был за воротами. Бакинцы послали Монтина в Тифлис на Кавказскую конференцию большевиков, которая проходила под руководством Сталина. Монтин вернулся в Баку, и в тот же день на улице его застрелил подосланный охранкой убийца. Рабочие Баку тысячной толпой вышли на улицу проводить тело погибшего товарища. Гневом, горечью полны были их речи. Гроб с останками Монтина везли в Тифлис. Там Петр родился, там, в Дидубе, в железнодорожных мастерских начал он свой путь борца-революционера. Тифлисская полиция не могла помешать траурной встрече. Гроб Монтина выставили на площади, вооруженные железнодорожники выстроились у тела товарища: почетный караул. Приспущен красный флаг. Молчаливым потоком движется толпа туда, где на постаменте стоит цинковый гроб. С Варей и Шурой я в толпе. Цветы в руках людей. Цветы на гробу. Розы, хризантемы, астры - все, чем щедра тифлисская осень. Траурный марш разрывает тишину.

Кассиль выступал по радио, в школах, воинских частях, на предприятиях Москвы и Урала. В 1947—1949-х годах был руководителем семинара детской литературы в Литературном институте имени А. Как детского писателя его первым представил В. Маяковский журнал «Новый ЛЕФ», 1927. Автор идеи проведения Книжкиных именин, трансформировавшихся со временем в Неделю детской книги. Скончался в Москве на 65-м году жизни от инфаркта, случившегося, когда он смотрел телетрансляцию финального матча на чемпионате мира по футболу. Евгений Вучетич Евгений Викторович Вучетич 28 декабря 1908 — 12 апреля 1974 — советский, российский скульптор-монументалист. Герой Социалистического Труда 1967. Народный художник СССР 1959. Лауреат Ленинской премии 1970 и пяти Сталинских премий 1946, 1947, 1948, 1949, 1950. Автор мемориального ансамбля «Родина-мать зовёт» в Волгограде. Родился в Екатеринославе Российская империя ныне — Днепр, Украина. С самого раннего детства отчётливо проявилось художественное дарование и в 1926-м году поступил в Ростовскую художественную школу, где проучился до 1930-го года. В 1931—1933-х годах обучался в Ленинградском институте пролетарских изобразительных искусств с 1932-го — Институт живописи, скульптуры и архитектуры. С 1937-го года участвовал в художественных выставках, получил Золотую медаль Всемирной художественно-промышленной выставки в Париже 1937 за скульптурную группу «Климент Ворошилов верхом» работа 1936-го года. По совету архитектора В. Щуко, с которым скульптор совместно работал в Ростове-на-Дону проект Драматического театра имени М. Горького, 1930—1936 , в 1935-м году переехал в Москву, участвовал в строительстве гостиницы «Москва» и Государственной библиотеки имени В. В 1940-м году был назначен руководителем художественно-экспериментальных мастерских Управления строительства Дворца Советов в Москве. Воевал командиром взвода в составе 5-й Московской стрелковой дивизии народного ополчения, в сентябре 1941-го года преобразованной в 113-ю стрелковую дивизию. Участник битвы за Москву. Весной 1942-го года вместе с частями армии оказался в Любанском котле. После выхода из окружения был направлен в отпуск по болезни. В марте 1943-го года был зачислен военным художником в Студию военных художников имени М. Грекова в Москве, где работал до декабря 1960-го года. Подполковник 1951. С мая 1961-го года занимал должность старшего военного скульптора Центрального дома Советской армии имени М. В 1943-м году выполнил четыре портретных бюста полководцев прошлого: А. Суворова, М. Кутузова, знаменитого партизана Отечественной войны 1812-го года Дениса Давыдова и генерала П. В октябре 1948-го года был назначен главным скульптором Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Работая в соавторстве с архитекторами, стал одним из создателей стиля «сталинского классицизма». Изваял целую галерею скульптурных портретов В. Ленина и И. Сталина, политических деятелей, советских военачальников, героев труда. Член ВКП б с 1943-го года. Скончался в Москве на 66-м году жизни от остановки сердца. На могиле скульптора установлена уменьшенная копия созданного им монумента «Скорбящая мать», являющегося частью памятника-ансамбля на Мамаевом кургане в Волгограде. Черняховского 1945 ; Сталинская премия первой степени 1947 — за памятник генерал-лейтенанту М. Ефремову в Вязьме Смоленской области 1946 ; Сталинская премия второй степени 1948 — за скульптурный портрет гвардии генерал-полковника В. Чуйкова 1947 ; Сталинская премия второй степени 1949 — за создание скульптурных портретов дважды Героя Советского Союза Т. Хрюкина и Героя Социалистического Труда Н. Ниязова; Сталинская премия первой степени 1950 — за памятник воинам Советской Армии в Берлине и горельеф «Клянёмся тебе, товарищ Ленин! Грекова 1973. Евгений Абалаков Евгений Михайлович Абалаков 17 февраля 1907 — 24 марта 1948 — советский скульптор и альпинист, заслуженный мастер спорта СССР по альпинизму 1934. Родной брат Виталия Михайловича Абалакова. Совершил первовосхождение на пик Сталина с 1962-го по 1998-е годы — пик Коммунизма, ныне — пик Исмоила Сомони Памир, 1933 , ему одному из многочисленного состава штурмового отряда памирско-таджикской экспедиции 1933-го года удалось достичь вершины 7. Совершил восхождение не менее, чем на 50 вершин, проводил научные исследования, изучал и наносил на карты горные хребты и ледники Памира и Тянь-Шаня. Родился в Красноярске. В 1932-м году окончил Московский государственный академический художественный институт имени В. Сурикова, был членом Союза художников СССР, создал ряд картин и скульптур, среди которых — наиболее известна скульптурная группа «Альпинист и альпинистка». Памятник В. Ленину в Керчи работы Е. Абалакова уничтожен фашистами в 1941-м году. В самом начале войны добровольцем ушёл в армию. С августа 1942-го вместе с другими альпинистами принимал участие в обороне Кавказа. Преподавал в школе военного альпинизма и горнолыжного дела Закавказского фронта и совершал восхождения. В 1944-м руководил восхождением воинских подразделений на Казбек, а затем с офицерами-альпинистами Михаилом Ануфриковым и Валентином Коломенским совершил сложное первопрохождение — траверс пяти вершин Джугутурлючата. Патхор 6080 м по западному гребню и п. Маркса 6723 м. В течение ряда лет был членом президиума Всесоюзной секции Федерации альпинизма СССР, выступал с докладами и публикациями в печати. Трагически погиб на 42-м году жизни вместе с Юрием Арцишевским в московской квартире от отравления угарным газом от неисправной газовой колонки. Данная версия гибели Евгения Абалакова является официальной, и она подвергалась критике уже в те годы. Летавет заявил: «Газ не выбирает: или все жильцы квартиры должны были погибнуть, или все остаться живы!

Балашова Ариадна Львовна

Сзади каменистый двор отлого спускается к морю. Мне нравится, что море так близко. Наступил, наконец, день, когда мы снова вместе. Как выросли Федя и Надя! За столом идут рассказы о Москве. Море и солнце вволю отпущены нам в Баку. Неслышно плещутся разноцветные волны. Поодаль от дома уходят в море мостки пристани. В конце ее на бревне сидит Павлуша.

У него новое увлечение - он научился рыбачить. Свесив над водой ноги, он застывает со своей удочкой. На веревке виснет голубовато-серебряная гроздь - крохотные бычки, другая рыба не идет на Павлушину приманку. Сегодня воскресенье, потому что мама одела меня и Надю в самые нарядные белые платья. Но куда же идти, если Павлуша рыбачит на пристани? Держась за руки, мы подходим к нему. Пойманные бычки трепыхаются, блестят на солнце, и я нагибаюсь, чтобы прикоснуться к ним. И вдруг сзади пронзительный крик.

Он переходит в жалобный плач. Я отпустила ее руку, и она с края шатающейся доски упала вниз - в море, в грязные мазутные волны. Но прежде чем я успеваю вскрикнуть - Павлуша уже внизу. Он поднимается с Надей, отряхивает ее платье и ставит сестру передо мной. Платье погибло, но Надя невредима и опять смеется. Беду от мамы не скрыть, и, подняв Надю на руки, я несу ее домой. Жизнь на Баилове, у моря, недолго радует своим спокойствием. Мы опять ощущаем непрочность окружающего.

Нахмуренным возвращается домой отец. Взрослые друзья, которые собираются вечером, забывают о нас. Они долго говорят о своем, и вот течение дня в доме нарушилось. Отец не идет на работу, с утра к нам забегают товарищи. Папа в стачечном комитете. Забастовка кончается, и Павлуша узнает об этом первый. Что же будет дальше? Жизнь снова становится беспокойной.

Мы бежим к морю, оно плещется, как будто ничего не случилось, но ведь мы пришли прощаться с ним. Дома мама укладывает вещи. Надо идти помочь ей. Завтра мы уезжаем в Тифлис. Глава семнадцатая Я вижу себя снова в Баку. Опять море... Я не одна, со мной маленькая Надя и мама. Мы в Баку потому, что опять арестовали отца.

Он в бакинской тюрьме, мама приехала хлопотать о его освобождении. По бакинской пыльной улице со мной и Надей мама куда-то спешит. Она торопливо шагает, мне и Наде приходится бежать за ней. В большой комнате, где у стен расставлены стулья, мама усаживает меня и Надю. Человек в мундире с блестящими пуговицами разговаривает с мамой. Отца арестовали на собрании бакинского комитета большевиков. По совету товарищей, мама, приехав в Баку, пошла к градоначальнику. Она сумела доказать ему, что муж ее пострадал невинно.

Вы, обнявшись, так грустно и испуганно сидели на стуле, - рассказывала мама. Флеров, Красин и Винтер приняли участие в освобождении отца. Леонид Борисович сам был с мамой у градоначальника и вручил ему подписанное Винтером поручительство. И вот мы с мамой возвратились в Тифлис. Папа под чужой фамилией скрылся из Баку. Истоки Родился я в Москве 25 января 1935 года. Старшему брату - Леониду - уже исполнилось семь лет. Но свой рассказ я хочу начать, конечно, с дедушки.

Сергей Яковлевич Аллилуев родился 25 сентября 1866 года в Воронежской губернии село Раменье Ярковской волости Новохоперского уезда в семье безземельного крестьянина. Отца помещик определил кучером, а мать горничной в барском доме. В дворовых у Трежесковского были и все их родственники. После отмены крепостного права Аллилуевы поселились в деревне Раменье. Яков Трофимович, как безземельный, опять нанялся кучером к доверенному откупщика, а Марфа Прокофьевна ходила на поденную работу. В 1871 году, когда маленькому Сергею было пять лет, Яков Трофимович умер от холеры, оставив на руках у вдовы пятерых детей. Старшему было только девять лет, а младшему - всего два годика. Одна мать прокормить всю семью не могла, поэтому старшего ее сына забрал брат.

Сергей подолгу жил в соседней деревне у сестры матери, а младшенького Павла взял на воспитание бездетный сельский сапожник, уехавший вскоре в Сибирь. С того дня вплоть до 1925 года мой дед Сергей Яковлевич Аллилуев ничего не слышал о своем младшем брате и встретился с ним лишь полвека спустя… О своей жизни Сергей Яковлевич рассказал в книге воспоминаний «Пройденный путь», вышедшей уже после его смерти в 1946 году. К сожалению, тяжелая болезнь оборвала его воспоминания на событиях 1907 года, оставив «за кадром» самый интересный период его жизни, в печати были опубликованы лишь отрывочные его воспоминания наиболее известна его статья «Как у меня скрывался Ленин». В том же, 1946 году, вышли и «Воспоминания» моей матери Анны Сергеевны Аллилуевой. Книга эта претерпела много мытарств до выхода в свет. Семья наша, близко знавшая В. Ленина и И. Сталина, никогда не обожествляла этих людей и видела в них нормальных, простых смертных, обладавших, несомненно, незаурядными способностями и взявших на себя великую ответственность за судьбы миллионов.

Все это проявилось в «Воспоминаниях», публиковать книгу боялись и дело волокитили. Мама очень переживала это обстоятельство и в конце концов позвонила Сталину. Тот сразу почувствовал ее настроение и, чтобы успокоить, грубовато сказал: «Ну что ты так расстраиваешься? Неужели не знаешь, что там есть сволочи? Издадут твою книгу». И действительно, книгу вскоре издали. Видимо, поступило соответствующее указание. Но об этом речь еще впереди.

В 1893 году Сергей Яковлевич женился на Ольге Евгеньевне Федоренко, было ей тогда 16 лет, а мужу - 27. Любовь их была очень романтична. Родители Ольги согласия на брак не давали, рассчитывая выдать ее за богатого торговца, и тогда Ольга сбежала из дома с нехитрым узелком вещей, чтобы соединить свою судьбу с любимым человеком. Отец Ольги - Евгений Федоренко - родился и вырос в Грузии, он был украинцем по отцу и грузином по матери, а мать Ольги - Магдалина Айхгольц - была полькой по отцу и немкой по матери, предки которой поселились в Грузии еще во времена Екатерины II. Евгений Федоренко был каретником, а Магдалина Айхгольц - крестьянкой из немецкой колонии в Тифлисе. В семье было 9 детей, Ольга - самая старшая. Училась она в немецкой школе всего три года ив 11 лет уже помогала матери кормить обедами «нахлебников», среди которых был молодой тифлисский рабочий Сергей Аллилуев. От брака по любви Ольги Федоренко и Сергея Аллилуева родилось четверо детей.

Старший сын Павел появился на свет в 1894 году в Тифлисе. Там же в 1896 году родилась и моя мать - Анна. Сын Федор родился в 1898 году уже на станции Михайлово, где Сергей Яковлевич работал помощником машиниста в депо, а младшая дочь Надежда обрела свое место рождения в 1901 году в Баку. Молодость Сергея Яковлевича прошла на Кавказе. Там же началась и его революционная деятельность. Владел он множеством профессий, был толковым слесарем, электриком, паровозным машинистом. В Тифлисе работал в железнодорожных мастерских, в Баку - на нефтепромыслах. Не раз они сидели в тюрьмах, Сергей был и в ссылке.

На Кавказе дед близко сошелся с В. Шелгуновым, Г. Петровским, Н. Бауманом, М. Калининым, В. Курнатовским, Л. Красиным, А. Винтером и многими другими революционерами, оказавшими решающее воздействие на всю его жизнь.

В 1903 году он впервые встречается со Сталиным, организовавшим переправу из Тифлиса в Баку ручного печатного станка. Федоренко, прятали станок на квартире М. Айхгольц, а перевозили его С. Аллилуев и В. Потом, когда семья Аллилуева перебралась в Питер, большевики пользовались их домом как конспиративной квартирой. Высочайшая рабочая квалификация Сергея Яковлевича обеспечивала ему неплохой достаток, что позволяло семье снимать сносную квартиру, дать детям образование и оказывать помощь революционному движению. Дед так и остался на всю жизнь бессребреником. У детей Аллилуевых оказались прекрасные способности, учились они успешно, а младший сын , как первый ученик в гимназии, удостоился стипендии, что было большой подмогой семье.

В июльские дни 1917 года на квартире Аллилуевых скрывался от Временного правительства В. Ленин перед самым своим отъездом в Разлив. В этой квартире частенько бывал И. Сталин и даже жил подолгу, там его и нашел Ленин, вернувшийся из Финляндии перед самыми октябрьскими событиями. Со своей будущей женой Надеждой, младшей дочерью Аллилуевых, Сталин познакомился еще в 1912 году в их квартире на Сампсониевском проспекте. Существует семейное предание, что Ленин сватал за Сталина свою сестру Марию Ильиничну: почему бы ему, неустроенному вдовцу, не жениться на ней? Сталин тогда засмеялся и сообщил, что он только что женился на Надежде Аллилуевой. Владимир Ильич, хорошо знавший эту семью, одобрил его выбор.

Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу» пишет, что Сталин и Надежда поженились весной 1918 года перед самым переездом Советского правительства из Петрограда в Москву, однако официально их брак был зарегистрирован 24 марта 1919 года. В этом ничего странного нет, в то время люди мало заботились о формальных документах, и многие семьи прожили долгие годы без оформления брака. В тот, 1918 год, семейная биография Аллилуевых пересеклась с судьбой еще одного человека - Станислава Реденса, ставшего моим отцом. А произошло это так. Тогда на Восточном фронте сложилось катастрофическое положение, и Ленин направляет туда И. Сталина и Ф. Станислав Реденс, поляк по национальности, был направлен в ВЧК большевистской фракцией Московского комитета социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы. Родился он 17 мая 1892 года в Польше, в Мазовецком уезде Ломжинской губернии в семье сапожника и был крещен по обряду римско-католической церкви.

Спустя год отец умер и заботу о содержании семьи взял на себя его старший брат - Владислав, он работал тогда на Днепровском заводе и всю родню забрал к себе. В 1907 году Владислав тяжело заболел, и Станислав, бросив учебу, пошел работать электромонтером на тот же завод. В первую мировую войну его призывают рядовым в царскую армию. В 1917—1918 годах Станислав становится секретарем больничной кассы и ответственным секретарем профсоюза металлистов в селе Каменское, впоследствии завода имени Дзержинского, откуда его направили на работу в ВЧК. Красикова, оказавшегося затем провокатором какую это роль сыграло в его дальнейшей судьбе , я расскажу позже. Судьба матери моего отца и его старшего брата мне, к сожалению, неизвестна, знаю только, что до начала второй мировой войны они жили в Варшаве. Когда отец приехал в Москву с направлением в ВЧК, ему негде было остановиться, и он устроился на ночлег в одном из кабинетов на Лубянке, прямо на столе. Ночью в кабинет заглянул Феликс Эдмундович, увидел отца, разбудил его и долго расспрашивал, кто он и откуда.

Красивый русоголовый славянин, блестяще владевший русским и польским, видимо, ему понравился, и он предложил ему стать его секретарем. Так Реденс и работал с Дзержинским до последних его дней, умер Феликс Эдмундович на руках моего отца. В этой поездке на Восточный фронт Реденс познакомился с Надеждой Сергеевной, а через нее потом и с моей матерью. К тому времени у Станислава Францевича уже были жена и сын, но между ним и моей матерью вспыхнула сильная любовь. Мать рассказывала мне, что отец долго метался между нею и своей женой, измучив порядком себя и этих милых женщин. Однажды мать сказала ему: «Ты, наконец, сделай выбор. Я же тебе в этом не указ. Как решишь, так и будет!

Надо сказать, что мама моя хорошо знала первую жену отца, и добрые отношения, несмотря ни на что, сохранились у них на всю жизнь. До ареста отца, часто бывал у нас дома и его сын от первого брака, был дружен с нашей семьей. Он и сейчас живет в Москве. Пока развивался этот роман, дед мой - Сергей Яковлевич - числился пропавшим без вести. Здесь нам нужно вернуться к прерванной его биографии. Сразу после Октября рабочие и служащие Первой ГЭС Петрограда избирают его комиссаром своей электростанции, в этом качестве он работает до мая 1918 года. Затем командируется в Москву, в ВСНХ, работает с мая по ноябрь того года членом Коллегии по управлению Шатурскими торфяными разработками. С начала декабря 1918 года до середины января 1919 года он участвует в ревизии таможен на бывшей украинской границе, а в феврале направляется в распоряжение ВСНХ Украины, где занимается обследованием рудников.

Время тогда было горячее, и дед мой попадает в плен к деникинцам, его отправляют в Николаев, и по дороге он тяжело заболевает сыпным тифом, оказывается в лазарете. Выжил Сергей Яковлевич только чудом. Ему удалось ускользнуть от контрразведки белых пригодился старый конспиративный опыт , и он перебирается в Крым, где находит приют у учительницы симферопольской городской школы Татьяны Демьяновны Савченко, сестры близкого друга. Здесь он окончательно оправляется и устраивается электромонтером в мастерскую городского самоуправления. Как раз в это время, 4 февраля 1920 года, В. Ленин направляет телеграмму Г. Петровскому и Л. Серебрякову: «Харьков, Укрревком.

Петровскому, Серебрякову. Копия: Екатеринослав, губревком. Прошу сообщить, имеются ли у вас сведения о Сергее Яковлевиче Аллилуеве, который был послан из Харькова от Украинского ВСНХ в качестве члена особой комиссии по обследованию рудников Криворожского бассейна и работал там с апреля до конца июня. При наступлении белых эвакуировался с комиссией в Киев. Больше сведений о нем с тех пор нет. Прошу запросить Кривой Рог и ответить мне телеграфно. По словам же моей матери, которая в то время была шифровальщицей секретного отдела при штабе 14-й армии, освободил деда мой отец, занимавший тогда пост председателя Харьковской ЧК. Тогда же он и сообщил Сергею Яковлевичу, что женился на его старшей дочери.

После освобождения Крыма деда направляют в Ялту, где он проработал членом ревкома до конца 1921 года. Потом был на руководящей хозяйственной работе в Москве, Ленинграде и на Украине. Но уважали Сергея Яковлевича, конечно, не только за его грамотную и квалифицированную работу, но за его редкие человеческие качества - скромность, смелость и независимость характера, душевную щедрость, готовность всегда прийти на помощь. И справедливость. В поступках и делах. Любопытный эпизод из жизни деда я услышал много лет спустя после его смерти дед был необычайно скуп на такие рассказы , в 1966 году, от бывшего прокурора и наркома юстиции Грузии Иллариона Илларионовича Талахадзе. Оказывается, Сергей Яковлевич дважды спас его отца от смерти. Первый раз в бакинской тюрьме в 1902 году, когда дед сидел за участие в забастовке, а Илларион старший за избиение урядника, с которым он сцепился во время разгона демонстрации.

Иллариону грозило суровое наказание, и Сергей Яковлевич посоветовал ему бежать. Такой случай представился во время этапировки заключенных из Баку в Тифлис. На станции Михайлово Аллилуева и Талахадзе послали под конвоем за водой для арестованных. Когда они, возвращаясь, поравнялись с толпой народа, дед предложил Иллариону бросить бочку и разбежаться. Конвоиры не рискнули стрелять в толпе, и Талахадзе удалось скрыться. Спустя два года, когда дед работал в Серпухове, он натолкнулся на умирающего от туберкулеза Иллариона, забрал его к себе домой и выходил. Или другой эпизод. Как-то в 1927 году деду довелось отдыхать в санатории под Боржоми.

Однажды к нему пришли родственники санаторного сторожа, арестованного по подозрению в воровстве и спекуляции, и попросили заступиться за невинного. Дед занялся расследованием; он порасспросил множество жителей деревни, где жил сторож, и выяснил, что, собирая приданое для дочери, старик припрятывал его в своем санаторном помещении, кто-то это углядел и настрочил бдительный донос.

С началом мобилизации, как и другим ранее служившим в армии студентам, Фёдору пришла повестка. У молодого человека было право на отсрочку, которое ему предоставил университет. Однако это право Соломонов решил «принципиально» не использовать.

Тогда, по словам друзей, Фёдор специально взял академический отпуск. Но как только появилась возможность, он ушёл в качестве добровольца, — отметила знакомая Фёдора. Последний раз студенты видели молодого человека осенью, во время сборов — он приходил на факультет, улыбался и заверил друзей, что «поступить по-другому не может». Хотели убедить остаться. Но Федя говорил, «раз пришла повестка — всё, я пойду», — отметил ещё один знакомый погибшего.

Помню, на промыслах горела нефть. В окнах прыгали отблески пламени. На море ревел шторм. Мы сидели вокруг стола и слушали стихи о кавказском пленнике. Все было так необычно вокруг... Мама захлопнула книжку, - пора спать... Я не спала.

В углах двигались тени, и ветер завывал человеческим голосом. Рядом ворочался Павлуша. Я понимала, что и ему страшно. И вдруг он закричал. Успокоить его было невозможно... Врачи нашли, что у Павлуши нервное потрясение. Хорошо, было бы - советовали они, - увезти его к садам и зелени.

В прокопченном, пропитанном нефтяной и мазутной, гарью Баку не было для нас, ни зелени, ни свежего воздуха. Отец вспомнил о наших друзьях Родзевячах, живших в Кутаисе. Он написал им, и Павлушу отвезли в Кутаис. Там он скоро поправился. Совсем недавно, пришлось мне побывать и нынешнем Баку. Нарядная набережная, цветы и тропические растения чистые асфальтированные улицы, ровно тянущиеся от центра до промыслового района, новый красивый и благоустроенный город. Я не узнала в нем старого знакомца моих детских лет.

Сейчас не видишь, что ходишь по земле, из которой тут же рядом черпают нефть. А тогда она сочилась отовсюду. Стоило немного отойти от главной - Великокняжеской - улицы и пройти к начинавшемуся у вокзала заводскому району - "Черному городу", как приходилось уже осторожно перепрыгивать через блестящие разноцветные нефтяные лужи. В Черном городе, на нефтяных промыслах Ротшильда, отец работал в конце 1901 года, когда из-за неполадок с администрацией он принужден был уйти с электростанции. Теперь и следа нет этого Черного города. Тогда он в самом деле был черным, как будто только что над ним прошел дождь из сажи. В длину всех черногородских улиц и закоулков тянулись нефтеотводные трубы.

Чтобы перейти улицу, надо было перелезать через трубы, плясать по мосткам, заменявшим тротуар. И люди, которые ходили по Черному городу, были грязные, перепачканные мазутом и нефтью. Но к грязи, к саже, к жирному, носившемуся в воздухе песку, к удушающему запаху мазута все привыкли. У бараков, где жили рабочие, возились дети. Куски железа и обломки рельсов, валявшиеся в жирных лужах, старые чаны из-под керосина стали игрушками. На липких трубах усаживались. Идя куда-нибудь с мамой, мы оглядывались на прохожих.

Смуглые, лоснящиеся от пота и грязи лица, обернутые чалмами головы, разноплеменный громкий говор. В Баку на промыслах работали азербайджанцы, персы, армяне, грузины, русские. Хозяева старались, чтобы держались они обособленно. В бараках Черного города, где было так же грязно, как на улицах, где вповалку спали на циновках, расстеленных на земляном полу, селились отдельно персы и армяне, русские и азербайджанцы... На плоском голом, как побережье Апшерона, островке, где весной устраивали загородные гулянья, бакинские рабочие праздновали день Первого мая. Навсегда сохранились в памяти куски солнечного дня, пароходики, на которых гремит музыка, палуба, по которой бегают дети и куда, дрожа от восторга, поднимаемся мы с Павлушей. На маевку ехали с семьями, с детьми.

Надо было, чтобы на берегу думали - собираются на обычное праздничное гулянье. Под музыку высаживались на остров. Дети затевали игры, шалили, а рядом шел митинг - ораторы рассказывали о международной солидарности рабочих. В этом же году 1902 , еще раньше, был арестован и мой отец. Утром он ушел из дому и не вернулся. Его арестовали как участника революционных организаций Тифлиса и в тот же день перевезли из Баку в Метехи. Все это мы узнали позже.

С трудом налаженная жизнь наша оборвалась. Нужно куда-то уезжать, скорее освобождать казенную квартиру... И снова помогли товарищи отца. Нас поселили в квартире одного из них. Дом на Кладбищенской улице. Сразу за ним начиналось тюркское кладбище. Унылое выжженное солнцем поле с плоскими каменными плитами.

Закутанные чадрами женщины, как привидения, проходили между могил и протяжными гортанными воплями оглашали воздух. Вестей от отца не было. Мать грустила, ее терзали тревога и забота. Да и трудно было. Она не могла найти работы и продала все, что у нас было. На эти деньги мы добрались до Тифлиса. Глава седьмая В конце 1903 года в Баку налаживали подпольную типографию.

Тифлисские железнодорожники сделали для типографии печатный станок. Шрифт тоже достали тифлисцы. Перевезти это имущество в Баку поручили отцу и В. В корзине, которую принес дядя Ваня под Новый год под пивными бутылками спрятали печатный станок. Его хранили среди старой домашней рухляди на бабушкином чердаке до того дня, когда отец с Василием Андреевичем, разделив на две части поклажу, поодиночке ушли из дому. А накануне отец зашел к одному из товарищей, к Михо Бочоридзе, - в его квартире, в домике у Верийского моста, хранился шрифт. Бабе, родственница Бочоридзе, встретила отца...

Худощавый темноволосый молодой человек показался из соседней комнаты. Бледное лицо с резким изломом бровей, карие испытующе-внимательные глаза кажутся отцу знакомыми. Молодой пропагандист, который занимался с рабочими железнодорожных мастерских. Он вывел на демонстрацию батумских рабочих. Скупо и коротко Coco рассказал о том, как из тюрьмы, где он просидел много месяцев, его выслали в Иркутскую губернию, в село Уда. Сначала не удалось - стражник не спускал с меня глаз. Потом начались морозы.

Выждал немного, достал кое-что из теплых вещей и ушел пешком. Едва не отморозил лицо. Башлык помог. И вот добрался. Сперва в Батум, а потом сюда. Как тут у вас? Что бакинцы делают?

Отец рассказывает о бакинских делах, о типографии, о поручении, делится сомнениями: удастся ли ему с Шелгуновым благополучно довезти тяжелый, громоздкий груз - станок, барабан от него и еще шрифт? Coco внимательно слушает. Разберите его на части и везите отдельно. Сядьте в разные вагоны и не показывайте виду, что едете вместе. А шрифт пусть привезут потом, другие... Я запомнила рассказ отца о его первой встрече с молодым Сталиным. Это было в начале января 1904 года.

Глава двенадцатая...

Телефон Евгении Александровны в последние дни не отвечал, но мысль об аресте Аллилуевой не появлялась. Аду отвезли во Внутреннюю тюрьму на Лубянке, личный обыск, баня и бокс — ящик без окна, ни лечь, ни заснуть: глаз закрыть нельзя.

Днем повели по бесконечным коридорам. Щелкали пальцами, предупреждая встречных: "К стенке! Ада встала спиной к стенке, подумала: "Стреляйте!

Допрашивали в кабинете, сквозь окна видны кремлевские башни. Один из руководителей следствия, Поздняков, иронизировал: "За юбку держится. Не держались ни чулки, ни юбка.

Вы знаете, кто это? О ней и говори! Но это не весь список репрессированных по "Делу Аллилуевых".

К тому времени не осталось почти никого из тех, кто знал настоящего Кобу, самозваного Генералиссимуса. Доставал и уничтожал. Пришла пора убрать последних.

Сценарий был прост, как контур топора. Евгения Аллилуева организовала группу террористов с целью ликвидировать Сталина. И еще ей инкриминировали убийство мужа своего, Павла.

Ко времени празднования 70-летия Сталина в Москву повезли Анну Сергеевну, Розалию Азарх и еще кого-то из "дела" — думали, что Вождь объявит амнистию. Не объявил... С Лубянки Аду повезли в Лефортово.

Снова бокс. Там и встретила Новый 1948 год — с такой дикой зубной болью, что надзиратель сжалился, повел ее к врачу. Тот удалил зуб, сунув в лицо горящую вату.

Каждую ночь — допросы, днем спать не дают, заходят в камеру, трясут... И так — полгода, заснуть можно было только с субботы на воскресенье. Вся тюрьма стонет, кричит, коридоры залиты кровью.

Самое страшное, когда у следователя Цветаева появляется бериевский подручный Михаил Рюмин — маленького роста, его галошки стояли в том же кабинете, крохотные, как у ребенка. От его взгляда холодеет сердце. Не столь свирепы следователи соседних - 361 - кабинетов, которые собираются у двери поделиться опытом проводимых пыток — болезненных, но не оставляющих следов.

Слышно, как работает электрическая машина. И стоны. Цветаев извлек из записной книжки адреса знакомых Ариадны, собрал о них сведения.

Самым порочащим было, что муж одной из подруг ранее был женат на немке, а другая знакомая, у которой Ада купила купальный костюм, — спекулянтка. Через полгода — на суд. Особое совещание?

Нет, оно действует заочно. Военная коллегия Верховного суда?.. В зале на подиуме группа поблескивающих орденами генералов.

Подсудимая — у двери, за спиной — часовой. Поздняков докладывает, не упуская случая обругать женщину. Перед генералами заискивает.

На следующий день вызывают для оглашения приговора. Привели, затолкнули в темную будку. Слышно, как кричит Евгения Александровна: "За что?

За что?! Он в летней рубашечке, Ада — в валенках. Серенький человек протягивает из-за стола бумагу: "Распишитесь!

Ариадна Львовна по наивности своей пытается возражать: "У меня маленький ребенок... Больной отец... Бессонная ночь.

Выкурены последние папиросы, купленные на последние деньги. В голове непрестанный звон, боль сковала сердце. Потом — вокзал, ведут через пути.

Купе в вагоне уголовников. Через сколько-то часов — город. Камера на первом этаже помещения санчасти.

В ней предстоит провести шесть с половиной лет.

Павел Сергеевич Аллилуев

• трейлер >>
• трейлер >>
• Жена Сталина биография личная жизнь
• Аллилуев, Фёдор Сергеевич - Википедия
• Telegram: Contact @warhistoryalconafter
• Вход на сайт

Долгая дорога домой Федоры Эпштейн и ее сыновей Москва – Кипр – Ноф ха-Галиль

племянник Иосифа Сталина. Он - cын сестры второй жены советского вождя Надежды Аллилуевой. Архивный шифр: ЦГА СПб ф.Р-7240 оп.1 д.43. Личные дела студентов Ленинградского Государственного университета. Крайние даты документов: 1917-1917. Количество листов: 10. Как изменилась жизнь Фёдора и девочек, которых он спас. На квартире у Аллилуева в 1912-17 была постоянная конспиративная явка большевиков.

Аллилуев, Фёдор Сергеевич (Gllnlryf, S~;kj Vyjiyyfnc)

Во время немецкого наступления на Петроград воевал на Псковском направлении, потом участвовал в обороне Царицына , а в 1919 снова защищал Петроград. В 1920 году заболел сыпным тифом. Не до конца оправившись, попал в часть особого назначения под начало С. Тер-Петросяна , известного как Камо. Во время службы получил психическую травму и на всю жизнь остался инвалидом. По словам А. Микояна , это произошло в результате устроенной Камо жёсткой проверки лояльности личного состава части.

Большинство глав книги созданы нами сообща, и светлые образы брата Павла и сестры Надежды неизменно сопутствовали мне в моей работе. Не найти теперь 1901г. Отца направили в Баку, где Леонид Борисович Красин помог ему поступить на электростанцию, строящуюся на мысе Баилове. Глава пятая Мыс Баилов уходит далеко в море.

Гористая улица тянется вдоль мыса, соединяя его с бакинской набережной. В конце улицы начинаются нефтяные промысла Биби-Эйбата. Из наших окон в доме на электростанции. Море пенится внизу, у двора подернутая нефтью вода отливает радугой. Азербайджан недаром назвал свою столицу Баку Бакуэ - "город ветров". Ранней весной и осенью норд сотрясал стены дома. Песок забивался в щели закрытых окон и покрывал толстым слоем подоконники и пол. Когда на промыслах горела нефть, черная туча заволакивала небо, и сажа тяжелыми, жирными хлопьями падала на город. Деревья не выживали в отравленном воздухе. Зелени в Баку не было.

Как поразило это нас, выросших в зеленом цветущем Дидубе! Мы приехали в Баку летом. Осенью в этом году родилась Надя. Мама вернулась из родильного дома, и мы с любопытством смотрели, как она осторожно пеленает девочку. Потом Надю купали. Для нас было новым развлечением наблюдать, как она барахтается в воде, розовая и улыбающаяся. Отец работал старшим кочегаром на электростанции. Он с вечера уходил в ночную смену, и мы оставались одни с мамой. Спать не хотелось. Мы не могли привыкнуть к завыванию ветра, к зареву нефтяных пожаров.

Чтобы отогнать страх, мы просили читать нам вслух. Помню, на промыслах горела нефть. В окнах прыгали отблески пламени. На море ревел шторм. Мы сидели вокруг стола и слушали стихи о кавказском пленнике. Все было так необычно вокруг... Мама захлопнула книжку, - пора спать... Я не спала. В углах двигались тени, и ветер завывал человеческим голосом. Рядом ворочался Павлуша.

Я понимала, что и ему страшно. И вдруг он закричал. Успокоить его было невозможно... Врачи нашли, что у Павлуши нервное потрясение. Хорошо, было бы - советовали они, - увезти его к садам и зелени. В прокопченном, пропитанном нефтяной и мазутной, гарью Баку не было для нас, ни зелени, ни свежего воздуха. Отец вспомнил о наших друзьях Родзевячах, живших в Кутаисе. Он написал им, и Павлушу отвезли в Кутаис. Там он скоро поправился. Совсем недавно, пришлось мне побывать и нынешнем Баку.

Нарядная набережная, цветы и тропические растения чистые асфальтированные улицы, ровно тянущиеся от центра до промыслового района, новый красивый и благоустроенный город. Я не узнала в нем старого знакомца моих детских лет. Сейчас не видишь, что ходишь по земле, из которой тут же рядом черпают нефть. А тогда она сочилась отовсюду. Стоило немного отойти от главной - Великокняжеской - улицы и пройти к начинавшемуся у вокзала заводскому району - "Черному городу", как приходилось уже осторожно перепрыгивать через блестящие разноцветные нефтяные лужи. В Черном городе, на нефтяных промыслах Ротшильда, отец работал в конце 1901 года, когда из-за неполадок с администрацией он принужден был уйти с электростанции. Теперь и следа нет этого Черного города. Тогда он в самом деле был черным, как будто только что над ним прошел дождь из сажи. В длину всех черногородских улиц и закоулков тянулись нефтеотводные трубы. Чтобы перейти улицу, надо было перелезать через трубы, плясать по мосткам, заменявшим тротуар.

И люди, которые ходили по Черному городу, были грязные, перепачканные мазутом и нефтью. Но к грязи, к саже, к жирному, носившемуся в воздухе песку, к удушающему запаху мазута все привыкли. У бараков, где жили рабочие, возились дети. Куски железа и обломки рельсов, валявшиеся в жирных лужах, старые чаны из-под керосина стали игрушками. На липких трубах усаживались. Идя куда-нибудь с мамой, мы оглядывались на прохожих. Смуглые, лоснящиеся от пота и грязи лица, обернутые чалмами головы, разноплеменный громкий говор. В Баку на промыслах работали азербайджанцы, персы, армяне, грузины, русские. Хозяева старались, чтобы держались они обособленно. В бараках Черного города, где было так же грязно, как на улицах, где вповалку спали на циновках, расстеленных на земляном полу, селились отдельно персы и армяне, русские и азербайджанцы...

На плоском голом, как побережье Апшерона, островке, где весной устраивали загородные гулянья, бакинские рабочие праздновали день Первого мая. Навсегда сохранились в памяти куски солнечного дня, пароходики, на которых гремит музыка, палуба, по которой бегают дети и куда, дрожа от восторга, поднимаемся мы с Павлушей. На маевку ехали с семьями, с детьми. Надо было, чтобы на берегу думали - собираются на обычное праздничное гулянье. Под музыку высаживались на остров. Дети затевали игры, шалили, а рядом шел митинг - ораторы рассказывали о международной солидарности рабочих. В этом же году 1902 , еще раньше, был арестован и мой отец. Утром он ушел из дому и не вернулся. Его арестовали как участника революционных организаций Тифлиса и в тот же день перевезли из Баку в Метехи. Все это мы узнали позже.

С трудом налаженная жизнь наша оборвалась. Нужно куда-то уезжать, скорее освобождать казенную квартиру... И снова помогли товарищи отца. Нас поселили в квартире одного из них. Дом на Кладбищенской улице. Сразу за ним начиналось тюркское кладбище. Унылое выжженное солнцем поле с плоскими каменными плитами. Закутанные чадрами женщины, как привидения, проходили между могил и протяжными гортанными воплями оглашали воздух. Вестей от отца не было. Мать грустила, ее терзали тревога и забота.

Да и трудно было. Она не могла найти работы и продала все, что у нас было. На эти деньги мы добрались до Тифлиса. Глава седьмая В конце 1903 года в Баку налаживали подпольную типографию. Тифлисские железнодорожники сделали для типографии печатный станок. Шрифт тоже достали тифлисцы. Перевезти это имущество в Баку поручили отцу и В. В корзине, которую принес дядя Ваня под Новый год под пивными бутылками спрятали печатный станок.

В портретной галерее Ариадны Львовны надо непременно остановиться на личности Дзержинского.

Феликс Эдмундович ходил в холстяной толстовке, простых брюках и сандалиях, обедал вместе со всеми за одним большим столом. Был скромен, приветлив — не на показ. Можно теперь и должно! Можно и памятники снести, но в истории Дзержинский останется живым укором партийным вельможам, лишенным всяких идей властолюбцам. Его Ада впервые встретила в Сухуми на даче Смидовича, где отдыхала вместе с мамой. Он рано умер, в 1935 году. Лубянские экзекуторы отыгрались на его сыне Глебе, отправив его на долгие годы в лагерь. Но вернемся на дачу Смидовича. Ягода приехал туда с женой, молоденькой племянницей Якова Свердлова, Идой.

С ней он устраивал жестокие игры: заламывал назад руки, связывал и уволакивал Иду в свою комнату... Давно подмечено: садисты чаще всего трусливы. Таким был и Генрих Ягода. Раиса Моисеевна Азарх, с которой Ариадне Львовне довелось некоторое время сидеть в одной камере Владимирской тюрьмы, вспомнила эпизод времен гражданской войны. Бронепоезд, в котором она находилась вместе с Ворошиловым и Ягодой, окружили белые. Исход жестокого боя был неясен, белые могли захватить поезд. Вернувшись в вагон за бинтами, Азарх заметила торчащую из-под дивана ногу Ягоды. В героическую биографию будущего председателя ОГПУ этот случай не вписывался. Но именно из таких фальшивых и злобных людей формировал генсек свою команду.

Учеба юной Ады совпала с периодом р-революционных экспериментов: вначале в школе применяли метод Дальтон-плана, когда каждый ученик после получения задания по очередной теме мог свободно строить расписа- - 356 - ние занятий. Потом ввели бригадный метод, который обезличил учащихся, снял с них ответственность за знание предметов... Позади — 7 классов и полная неопределенность. Десятилетки будут только через два года, а техникум совсем не привлекает. На рабфак принимали лишь детей рабочих, пришлось партийным деятелям, отложив на час в сторону высокие принципы, "устраивать" свое чадо в вожделенный рабфак имени Покровского. Окончивших это заведение зачисляли студентами вуза без экзаменов. Пришлось маме пустить в ход свои связи... Бригадный метод обучения был введен на рабфаке человеком, которому уж очень не терпелось насадить в стране социализм. Каждый член бригады брал на себя один предмет.

Он натаскивал бригаду и отвечал за всех преподавателю. Этот своеобразный конвейер благополучно доставил Аду к цели — ботаническому факультету МГУ. Очередной отдых в Крыму принес знакомство с знаменитым тенором Иваном Семеновичем Козловским, который впоследствии показал себя верным другом в самых тяжких обстоятельствах. Сохранилась групповая фотография, которую сделал летом мамин сослуживец. Михаил Попов, начальник внутренней тюрьмы, посещавший подмосковные дачи, однажды прибежал к Александре Азарьевне: "Гости Ады — во внутренней... Как оказалось, ребят оговорили ревнивые спортсмены — будто они занимались валютными операциями. Вскоре их выпустили: время было розовое... Большой террор начался не в 37-м, а сразу же после убийства Кирова, при Ягоде, но маховик массовых репрес- - 357 - сий генсек раскрутил уже руками Ежова. Этому неказистому, щупленькому человеку, скудоумному чиновнику, Вождь поручил распределение руководящих кадров.

На этом ответственном посту рабски покорный Ежов устраивал Сталина более всех. Эти же качества подсказали Кремлевскому Калькулятору мысль — переместить Ежова из здания на Старой площади на Лубянку. К тому времени аппарат Дзержинского—Ягоды "перезрел", старые чекисты слишком многое знали, помнили, многие щеголяли высокими принципами... Андрееву-Горбунову Николай Ежов вызвал в конце 37-го и предложил подать в отставку "по состоянию здоровья". Старая подпольщица понимала все и в разговорах с дочерью подготавливала ее к самому худшему. Вскоре мать исключили из партии "за связь с врагами народа". Роковой день пал на 5 декабря 1938 года. Утром пришел посыльный от нового наркома Берия. Лаврентий Павлович просил приехать к нему для беседы.

Александра Азарьевна отнесла к соседу личное оружие и отправилась на Лубянку. Попутно расспросил, каких принципов она, заслуженная чекистка, придерживается. Андреева, как всегда, была предельно откровенна... И окрыленная доверием, вернулась домой. В одиннадцать вечера пришел новый посыльный: Лаврентий Павлович желает видеть ее лично. Андреева села в машину налегке, без теплой одежды. Но это был арест. И "совесть ЧК" упрятали в тюремную камеру. Обыск, изъятие всех вещей, даже кроватей.

Длинные очереди около справочных окошек, поездка в Котлас. Там, в девяти километрах от города, — зона и свидание с матерью.

По словам А. Микояна , это произошло в результате устроенной Камо жёсткой проверки лояльности личного состава части. Получил персональную пенсию , в дальнейшем жил в Москве в однокомнатной квартире. Умер в 1955 году, похоронен на Новодевичьем кладбище [1] рядом с родителями, братом и сестрой. Аллилуев Владимир Федорович. Сталин - Аллилуевы.

Хроника одной семьи.

Похожие новости: