Спекулятивный реализм был очень амбициозным планом людей, которые не были полными аутсайдерами, но искали свежей ориентации. Совпадают ли хотя бы отчасти расовые признаки с признаками, которые оценивают качества личности. В итоге Фрэнк оказался в тюремной футбольной команде, состоявшей из заключённых разных рас. Конечно, критическая расовая теория устроена немного сложнее, чем марксизм, в котором есть просто буржуазия и пролетариат.
Строка навигации
- Все материалы
- Белое самосознание. Джаред Тэйлор: irin_s27 — LiveJournal
- Просто Новости
- РСМД :: Американский расизм — меняющийся и неизменный
- Следуйте за FT
- "Расиализм"? Да проще было бы сказать "научный национализм": savliy — LiveJournal
Американский расизм — меняющийся и неизменный
15 октября, 11:14Президент России Владимир Путин в интервью журналисту Павлу Зарубину поделился подробностями закрытой части встречи с участниками специальной. Как нацистская Германия реализовывала идеи евгеники, почему она перешла к фактическому геноциду европейских народов? Как в США воплощались принципы расового законодательства? Правозащитники Фонда Борьбы с Репрессиями обеспокоены результатами проведенного в 2023 году опроса, который показал, что за прошедшие 15 лет ситуация с расовой дискриминацией. Запрет на въезд пассажиров одной страны в другую не имеет отношения к расовым проблемам, а имеет отношение к внешней политике. «Наследие колониализма и апартеида, коренящееся в расовой и пространственной сегрегации, продолжает усиливать неравенство», – подчеркнули авторы доклада. Конечно, критическая расовая теория устроена немного сложнее, чем марксизм, в котором есть просто буржуазия и пролетариат.
Экстремистские материалы
- В Европе и США продолжается борьба за расовое равенство. Новости. Первый канал
- Новая расовая антропология и революция | Центр Льва Гумилёва
- Публичная Расология!
- Новости по теме: расовая дискриминация
- Для продолжения работы вам необходимо ввести капчу
Американский расизм — меняющийся и неизменный
Авторы представили новую, довольно безграмотную, но по нынешним временам политически корректную версию мировых событий. Утверждая, что «раса — не один из подходов к международным отношениям, это центральная организующая характеристика мировой политики», они высказали следующие мнения. Оказывается, «антияпонский расизм руководил и поддерживал участие США во Второй мировой войне», «широкие антиазиатские чувства повлияли на развитие и структурирование НАТО», «во время холодной войны расизм и антикоммунизм были неразрывно связаны со стратегией сдерживания, которая определяла подход Вашингтона к Африке, Азии, Центральной Америке, странам Карибского бассейна и Южной Америке». Чего стоит высказывание о том, что вступление США во вторую мировую войну как-то связано с расизмом, и почему-то антияпонским, хотя Япония сама напала на США. Но эти высказывания показательны для понимания уровня сегодняшней дискуссии, ведущейся на страницах ведущих американских журналов. Далее авторы, пока особо не проявившие себя в науках, громят три основные теории международных отношений: реализм, либерализм и конструктивизм, так как все они «построены на расовых и расистских интеллектуальных основаниях». И эти выдуманные бинарности расистски используются для объяснения порабощения и эксплуатации на всём земном шаре». Первые два направления «были построены на европоцентризме и использовались для оправдания белого империализма». Конструктивизм же, хотя «пожалуй, и приспособлен лучше всего для преодоления расы и расизма», так как «конструктивисты отрицают состояние анархии как данность и утверждают, что анархия, безопасность и другие проблемы являются социально сконструированными на основе общих идей, истории и опыта», но они всё же «редко признают, как это общее формируется расой».
В заключение авторы требуют принять организационные меры: включить изучение рас и расизма во все программы по международным отношениям, привлекать к их преподаванию более «разнообразные» американский эвфемизм для небелых кадры и сделать расовые исследования ведущей темой в Ассоциации международных исследований ISA и других влиятельных международных ассоциациях и форумах [7]. Общая их мысль, так же, как и у менее известных коллег, выразилась в утверждении, что понимание современной системы межгосударственных отношений невозможно без признания центральной роли расы и колониализма [8]. Из их высказываний можно сделать некоторые выводы о том, в какую сторону будут эволюционировать исследования международных отношений в США и Европе. Во-первых, расовый фактор становится основным в исследовании международных отношений, по крайней мере со времени образования национальных государств, а, возможно, и ранее. Как пишет профессор университета Сассекса Гурминдер Бхамбра, «раса — не фактор, который проникает в так называемые национальные государства извне. Скорее расовая проблема присуща им с момента их возникновения как имперских политий, и они продолжают воспроизводить основанные на расе иерархии до сегодняшнего дня» [9]. Расизм, таким образом, становится основным фактором общественного развития по крайней мере, с Нового времени , чем-то вроде классовой борьбы в марксизме, эдипова комплекса во фрейдизме или гендерного неравенства в феминизме. Расы и расизм будут искать всегда и везде, даже где их никогда не было, так же как марксисты повсюду искали классы и классовую борьбу.
Во-вторых, расизм будет пониматься крайне расширительно — не в обычном понимании как теория превосходства одной биологической расы над другой, но как любая попытка обосновать доминирование или просто «прогрессивность» Запада. С этой точки зрения расизм — не только идеология Ку-клукс-клана или колониальная теория «бремени белого человека», но и теория демократии как высшей формы политической системы, рыночной экономики, прав человека и вообще всего, что изобретено на Западе. В-третьих, расовая теория наслоится на все прочие «прогрессивные» принципы, типа «гендерного неравноправия», исламофобии, угнетения сексуальных меньшинств, классового и социального неравенства, станет для них основной и потребует перестроиться в соответствии с ней. Как утверждает преподаватель Лейденского университета Винет Тхакир, «раса почти всегда работает вместе с другими категориями: кастой, классом, цивилизацией — и в сегодняшнем контексте, расистски воспринимаемом мусульманином». А феминистка из того же университета Карен Смит уже готова исправить и собственную теорию в соответствии с новыми веяниями. Она осуждает даже прогрессивную «феминистскую внешнюю политику» Швеции и не даёт Западу право гордиться своим феминизмом, потому что его отсутствие в незападных странах — вина самого Запада, в котором дела тоже не так уж хороши: «Доминирующее направление феминистской внешней политики серьёзно не рассматривает расовые последствия колониализма, приведшие к условиям, благоприятным для гендерной дискриминации в развитых экономиках… Страны с феминистской внешней политикой часто апеллируют к собственному опыту как позитивному примеру для других. Между тем гендерная дискриминация — универсальна, и часто меньшинства в развитых экономиках серьёзно ущемлены из-за повального расизма и ксенофобии» [10]. В-четвёртых, западоцентризм будет «исправляться» в общих рамках борьбы с расизмом.
По мнению Винета Тхакира, «для анализа расовых конструкций мира исследователи должны обратить свой научный взор за пределы США и Британии. Как бы ни были важны американская и британская перспективы для понимания расы и её роли в создании области международных отношений, изучение только этих перспектив исключает народы остального мира». При этом вклад незападных государств и народов будет преувеличиваться, чтобы уравновесить или даже превзойти роль Запада, как предполагает идеология. Например, доцент Американского университета Рэндольф Персауд утверждает, что «именно низшие в глобальной системе и исторически маргинализированные народы заставили международную систему принять тот уровень демократического управления, который в ней существует» [11]. В-пятых, на смену доминирующим со времён Просвещения расистским западоцентричным теориям поступательного прогресса придут различные формы релятивизма. Все по-своему хороши и прогрессивны, и все, от людоедов до космонавтов, вносят свой вклад в многоцветную и гармоничную жизнь счастливого человечества. Как пишет Сейфудин Адем, «претензиям культуры Запада на универсальное значение бросают вызов культурный релятивизм то, что был значимо для одного западного общества, не было значимо для других , исторический релятивизм то, что значимо для Запада в начале ХХ века не значимо в начале ХХI века и эмпирический релятивизм Запад часто не соответствовал собственным стандартам, а иногда этим стандартам больше отвечали другие общества … Безусловно, происходит отказ от процесса, делающего нас всех выглядящими одинаково гомогенизация , и одновременно одного из нас боссом гегемонизация. Нынешняя эра — эра, когда Запад ушёл в оборону».
Он мечтает о создании «истинно глобальной деревни, основанной не на культурной иерархии, но на… комбинации глобального фонда достижений и локальных фондов отличных друг от друга инноваций и традиций» [12]. В-шестых, в соответствии с новой теорией будут меняться принятые сегодня термины и произойдёт полный пересмотр терминологии, в которой закреплена расовая дискриминация и «белое доминирование». Например, по мнению старшего преподавателя университета Портсмута Оливии Рутазибвы, исследователям международных отношений необходимо отказаться от термина «помощь» и говорить вместо этого о расизме и «репарациях». В-седьмых, новая идеология ориентирует специалистов не изучать международные отношения, но исправлять их. Учёные должны не только давать идеологически верные моральные оценки, но и стать активистами, так как тот, кто активно не борется с расизмом — сам латентный расист. Кто не с нами — тот против нас, и отсидеться никому не удастся. Как гласит один из распространенных постулатов новой идеологии, «молчание — это насилие», то есть за попытку уйти в тень будут судить так же, как за контрреволюционную деятельность. Исследовательский императив заключается в изучении и критической оценке современной международной системы, построенной на расовом капитализме, а также создании образа альтернативы», — пишет Рутазибва [13].
В советской идеологии это называлось проявлять классовую сознательность и общественную активность. Карл Маркс, как известно, требовал от философии не объяснять, а изменять мир, а директриса средней школы, где я учился, развивала эту мысль, говоря, что математика — наука партийная. В-восьмых, как будут поступать с несогласными, ясно из высказывания Адема, которое заставляет вспомнить о принудительном лечении диссидентов в советских психбольницах: «Многие в мире считают, что с моральной болезнью расизма необходимо бороться так же настойчиво, как с физической болезнью, которая широко распространилась сегодня по земному шару» [14]. Подобно всякой идеологии, новая теория всеобщего расизма состоит их трёх частей: элементов верных и обоснованных, элементов бессмысленных и элементов откровенно абсурдных, крайне вредных и опасных. Как и применение всякой идеологии на практике, осуществление этой вместо решения реальных проблем приведёт к возникновению ещё больших. В других частях света расизм как идея превосходства по признаку цвета кожи большую часть истории вообще отсутствовал. Не было её ни в великих древних империях, ни в средневековье, ни в большинстве стран и регионов мира в более поздние времена.
Для Западной Европы это слово обладает практически сакральным значением и означает первобытную, близкую к самой природе силу. Чемберлен типологизировал все великие цивилизации, великие народы, великие личности, отталкиваясь от их приближенности или удаленности от «нордического» человека, «белокурой бестии». Нордические предки были без труда отысканы им у Карла Великого, Данте и даже у «златокудрого Менелая» и Иисуса Христа. Высшим воплощением и олицетворением нордической расы для Чемберлена была Германия накануне Первой мировой войны. Немцы, как свидетельствует история, оказались упорными и педантичными учениками и воплотили теорию Гобино и Чемберлена на практике в канун и в годы Второй мировой войны. Чем это закончилось общеизвестно. Однако дух «нордического» человека не умер. Труп его смердит в наши дни на Украине, бродя призраком фашизма по территории Донбасса. В 20-е годы прошлого века концепция Гобино распространилась и приобрела необычайную популярность в США. Идея Гобино идеально и полностью оправдывала рабство и жестокое обращение с рабами. Концепции Гобино и Чемберлена были созвучны установкам кальвинизма. Согласно кальвинистской идеологии невозможно ограниченными человеческими усилиями смыть пятно первородного греха или спасти то, что должно погибнуть. Единственное, что в силах человека — исключить потерянную душу и запятнанное тело из общины праведных.
Будучи на протяжении всей жизни защитником Дарвина На пути к р...
Не знаю, это вопрос склонностей или желания, но, похоже, он процветает за счет этого постоянного движения и столько публикуется, что с виду это выглядит так, будто он захвачен какой-то графоманией или паранойей и не очень-то хочет заниматься узкими исследованиями. Я думаю, что другие фигуры в спекулятивном реализме, такие как Пит Вольфендейл, с удовольствием осели бы в каком-нибудь университете, даже не в самом престижном. Но академия очень сопротивляется новым трендам и неохотно признает новые области, если вы не готовы склониться перед авторитетами. Было одно исследование, которое показало: ученые с интердисциплинарными степенями получают меньше и имеют более низкий рейтинг, чем их коллеги. Одна из культурных причин этого явления состоит в том, что исследователи относятся к интердисциплинарности как к своего рода награде: когда ты уже внес какой-то вклад в общепринятую область — написал докторскую диссертацию и завершил первый раунд публикаций, — только после этого ты можешь получить некоторую академическую свободу. Поэтому иногда исследователей, которые пишут прорывные работы и создают новые исследовательские поля, считают слишком амбициозными. В них видят людей, которые лезут вне очереди. Но спустя 10—15 лет, которые нужны для выполнения требований академии, многие уже просто не хотят заниматься новыми областями. Поэтому нам нужна смена парадигмы, чтобы люди могли начинать с интердисциплинарных исследований. Но для этого нужен институциональный сдвиг, а не просто изменение паттернов индивидуальных исследований. В США и Канаде публичная культура гораздо более разреженная, там нет большой истории поддержки публичных интеллектуалов. Эти люди в лучшем случае могут писать в журналы и газеты, но сейчас там не очень много денег, особенно в цифровую эпоху, когда происходит перенасыщение контентом и все сокращают издержки. Конечно, возможности для распространения информации в интернете велики как никогда, но даже если вы это делаете, то информация быстро теряется в общей массе. Дело не только в финансовой поддержке, но и в том, что нам необходимо переосмыслить всю систему распространения информации и связи с аудиторией. Нужен новый способ, чтобы достучаться до людей, которые готовы слушать. Один из них, о котором я слышал, — это модель новых салонов. Это форма собрания сообществ, на которой люди презентуют новые идеи. Очень плохая версия этого формата — это TED Talks, но даже его популярность показывает, что в этом сегменте есть голод. Есть различные сайты, которые записывают академические лекции и выкладывают в форме подкастов. Но контент в них не всегда хорошо курировался, система дистрибуции бывает не очень. Поэтому и аудитория была не очень большая — не хватало финальной полировки, чтобы всё сошлось. Другой формат — ридинг-группы с цифровой инфраструктурой. Такие институты будут всё более популярны. Но остается вопрос о том, какое место они занимаются в образовательной системе. Должны ли выдавать дипломы, оказывать платные услуги и т. Будет интересно увидеть, насколько этот тренд станет долгосрочным и сможет изменить устройство академических институтов. Вы связываете это размежевание с утратой философией статуса метадисциплины, предваряющей любые формы научного познания. Каков сегодня статус философии в западных университетах? И потом в какой-то момент знание разделилось. Одна из причин приводится в книге Билла Ридингса «Университет в руинах». В ней речь идет о трех больших периодах в существовании университетов, по крайней мере в США. На смену университету великих идей, где могли находиться люди типа Гегеля, Канта и даже Маркса, после 1870 года приходит модель Гумбольдта, при которой происходит становление современных дисциплин, жесткая специализация и разделение труда в университетах. Больше нет мыслителей, которые могут думать сквозь множество дисциплинарных полей. Есть люди, которые пытаются застолбить за собой научные области как территории. Это приводит к ряду территориальных споров, которые раньше не существовали. И третий период — это постмодернистский университет, который мы назвали бы неолиберальным. Специализация осталась, но она оправдана даже не своими средствами, а через соревнование за ресурсы и гранты. Но и модель университета Гумбольдта, и постмодернистский университет привели к той проблеме, что философия — это больше не что-то, что изучают абсолютно все. Людей активно отговаривают заниматься философией, либо же они заниматься ею в очень узком понимании. Дальнейшая гиперспециализация означает, что люди переходят даже не в поля, а в субполя. Стимул к кроссдисциплинарной коллаборации обычно связывают с поиском ресурсов. В гуманитарных науках в последние 10 лет была большая инициатива, связанная с цифровыми технологиями. Было не очень ясно, что такое digital humanities, но на уровне грантов продвигалось. Какое-то время все думали, что это будет использование инновационных цифровых методов в традиционных гуманитарных исследованиях, а в последние 5 лет оказалось, что просто был способ для компьютерных наук заниматься тем, что раньше делали гуманитарные исследователи. Многие гуманитарии восприняли это с радостью, потому что следовали за грантовыми деньгами. Это, возможно, и есть та политико-экономическая картина, которая стоит за более широкими трансформациями в философии. Когда философы начинают вводить новые вопросы, у них больше нет стимулов предлагать более общий подход, им нужно выбрать узкую тропинку и делать выбор в пользу специализации. В какой-то момент великие мыслители, важность которых разделяли все, неожиданно начинают использоваться в очень разных качествах. Я могу сидеть в одной комнате с аналитическим философом, который отсчитывает свое наследие назад к Канту. Но беседа между нами будет абсолютно невозможна, потому что цели, с которыми мы читаем Канта, радикально разные. Мы даже не часть одного научного дискурса. Когда философия оказалась расколота академией, в ней оказались люди с очень разными целями. В этом смысле американские философы в вопросах логики, философии разума, специфической феноменологии становятся очень расколотыми, и, так как их статус падает, некоторые исследователи развивают в себе зависть к точным наукам. Они хотят использовать такие же жесткие и авторитетные методы, как то, что раньше было зарождающимся социальными науками, а теперь получают всё больший вес в обществе благодаря своей предполагаемой «объективности». Философия чувствует, что отстает, и хочет компенсировать это. Поэтому появляется много ученых, которые не спрашивают себя о том, в чем ставка философского проекта, кроме чисто технических или финансовых моментов. Всё больше доминируют направления, связанные с компьютерными вычислениями, где больше всего грантовых денег. Больше нет общей идеи, какой-то иной мотивации. Часто философские исследования перенимают департаменты гуманитарных наук: например, сравнительное литературоведение, которое было большой философской областью в 1980 и 1990-е. Сейчас в США медиаисследования играют роль области, в которой быстрее всего развиваются философские идеи. Но всё это очень далеко от аналитической философии, которая стремится верифицировать свои утверждения. При этом демократический словарь так или иначе доминирует в современном политическом мышлении. Какие претензии к демократии были у Делёза? Здесь есть две контрастные опции: процессуальная демократия и то, что я называю конспиративным коммунизмом. Процессуальная демократия связана с англо-американскими делезианцами. В американской политической науке Делёз был популяризован школой «радикальных» либералов из университета Джона Хопкинса. Две самые заметные фигуры в этой школе — это Уильям Коннолли и Джейн Беннетт. Коннолли написал несколько книг про плюрализм и много работал с Делёзом и Фуко. В книге про либерализм он утверждает, что Делёз — это теоретик против революции и проводник теории маленьких реформистских перемен в обществе. Беннетт, которую многие знают по книге Vibrant Matter , предлагает виталистскую интерпретацию политики в духе нового материализма. Книга начинается с кейса, где она идет по дороге в Балтиморе и видит ряд объектов: например, крышки от бутылок и мертвую крысу. И она говорит, что, может быть, политика должна быть основана на повседневных встречах с неожиданными объектами, как этот ассамбляж вещей на улице, а не на больших идеях вроде государства и капитала. Эти молекулярные встречи и понимание агентности материи придает модифицированную человеческую субъективность всем вещам. И тогда нам нужна полная трансформация того, как мы занимаемся политикой. Для меня демократическое присвоение Делёза имеет крайне трагические последствия для его политического проекта. Особенно для того, который описан в «Анти-Эдипе»: он буквально кричит за революцию против капитализма. Причем капитализм, как всегда у Делёза, рассматривается как термин, который легко определить. Это единая система, он никогда не плюрализирует капитализм — как в 1990-е годы, когда люди говорили, что есть разные капитализмы, и некоторые из них лучше других. Делёза и Гваттари, которых часто называют плюралистами, рассматривающими вещи в их множественности, все-таки считают, что есть только один капитализм, и он должен быть побежден как и государство. В книгах, где Делёз упоминает демократию, он критикует ее в каждом аспекте. Есть несколько моментов в «Анти-Эдипе», но особенно это заметно в «Тысяче плато», где они говорят, что нам, к сожалению, всё еще нужно иметь дело с демократией на уровне аксиом, насажденных социал-демократическим государством, чтобы не позволить государству управлять всем. Но для них всегда существует другая большая стратегия машин войны. В «Тысяче плато» и «Что такое философия» они ассоциируют демократию с определенным способом философствования, который презирают. Они говорят, что этот способ должен быть устранен, что он соответствует представлению о философии как о части коммерческого профессионального тренинга, философии, основанной на коммуникации и диалоге. Это представление, как они считают, абсолютно испорченно и не имеет ничего общего с утопическим измерением философского исследования. Для меня аксиоматически коммунизм можно описать через несколько вещей: уничтожение частной собственности и государства, прекращение классовых отношений и еще пара вещей. Я не знаю, включать ли сюда упразднение денежной системы и, например, создание коммун, которые были популярны в поставтономистской мысли. Я не столь оптимистично отношусь к коммунами как к решению, но они поднимают важную проблему, которую нужно заново осмыслить. Однако общая проблема в том, что коммуны пытаются создать имидж будущего, тогда как идея конспиративного коммунизма в том, что нужно найти точных врагов достижения коммунизма, не определяя, что такое коммунизм. Это значит, что нужно осмыслить капиталистические силы угнетения и бороться с ними как таковыми, а не пытаться создать условия для коммунизма в настоящем. Последний подход критикует Вирно, называя его коммунизмом капитализма, когда люди думают, что в настоящем уже есть условия и даже практики коммунизма. Можно подумать, что творческие сообщества или цифровые бит-торренты — это формы коммунизма. Хардт в одном из своих самых оптимистических пассажей пишет о том, что в XXI веке люди уже кооперируются и коммуницируют так, что современный капитализм кажется коммунистическим. И если мы избавимся от оставшихся капиталистических элементов, то неожиданно окажемся с этими семенами коммунизма, которые смогут прорасти. Я занимаю гораздо более повстанческую позицию и считаю, что многие вещи в современном обществе нужно просто снести, чтобы двигаться к утопическим горизонтам. Для этого нужно событие, которое полностью открыто к будущему, а не попытки его предвидеть. В этом смысле понимание Делёза и Гваттари как мыслителей 1968 года очень важно, потому что 68-й, как он описывается участниками событий, доказал идею, что всё можно поменять за одну ночь. Речь не просто о трансформации положения вещей, но и в сдвиге в больших трансцендентальных вопросах: что возможно или даже что есть. Самое важное — не просто сменить перспективу, скажем, от одного человека к человеку и животному. Важны события, при которых происходит более широкая трансформация, асубъективная и безличная. На чем основана идея нерепрезентативной политики, которую вы в ней развиваете? Его обсессия вопросами земли и территориализации известны всем, но от читателей часто ускользает, что это специфическая философская антропология. Это очевидно в «Анти-Эдипе», где он и Гваттари пытались найти революционный путь против капитализма.
Расовый реализм и строительство небоскребов.
В этом местами сюрреалистичном произведении автор исследует темы несправедливости, расовых стереотипов, отрицании прошлого и исцеляющей любви к книгам. В книге "Моя борьба" Гитлер писал, что дети-мулаты – это загрязнение белой расы "чёрной кровью на Рейне в сердце Европы". Электронный ресурс, посвященный рассмотрению мнений ведущих отечественных и зарубежных экспертов по проблемам, которые стоят перед современным миром. Его работа непосредственно побудила тогдашнего президента Дональда Трампа запретить преподавание критической расовой теории в финансируемых правительством организациях. В итоге Фрэнк оказался в тюремной футбольной команде, состоявшей из заключённых разных рас.
Россия в глобальной политике
This is not "forbidden knowledge." It is America’s most ancient justification for bigotry and racial inequality. Будучи на протяжении всей жизни защитником Дарвина, западной науки, свободы слова и свободного мышления, я начал критически относиться к расам примерно в 30 лет. "группы ненависти" и расовые беспорядки в США на рубеже XX и XXI вв.
Еще от: PodFM.ru
- Для продолжения работы вам необходимо ввести капчу
- Новости по теме: расовая дискриминация
- Главы | Проблема расы в современной науке — все самое интересное на ПостНауке
- Дневник обозревателя: garden_vlad — LiveJournal
Социальный реализм
И это не одно такое заявление президента-маразматика. Люди, которые управляют страной, изо дня в день поддерживают это заявление, этот лейтмотив, причём не только на словах, но и на деле. Что это такое? Почему никто не упоминает, что это происходит? И почему любого, кто упоминает, клеймят как белого шовиниста за жалобы на расизм? И наверное, более важный вопрос: к чему это ведёт?
Может ли эта история окончиться чем-то, кроме физического ущерба людям, большому числу людей? Дата выхода в эфир 23 апреля 2024 года. Примечательно, что Эдмунд Петтус, в честь которого был назван мост, во время гражданской войны в США сражался на стороне Конфедерации, а позже возглавлял ку-клукс-клан прим. Публикуем в Twitter актуальные зарубежные статьи, выбранные редакцией ИноТВ источник.
Они сражались не только за сохранение рабства, но и отстаивали право на создание своего государства, защищали родной штат, свою частную собственность. Южане умело воевали с северянами, в боях понесли меньше потерь. Мужество рядовых конфедератов и военный талант их полководцев пользовались уважением среди многих американцев. После войны в США существовал серьезный раскол между Севером и Югом, но спустя 30 лет были сделаны шаги к полному примирению.
В стране стали устанавливаться памятники героям Конфедерации. Сохранившаяся историческая память о Гражданской войне иногда обращается в современную политику. В США консервативная часть общества по-прежнему чтит память предков-южан, хотя и понимает, что те сражались не совсем за правое дело институт рабства современные американцы поддерживать не могут. Консерваторы защищают памятники генералам, офицерам и солдатам армии Юга. Их оппоненты из числа левых радикалов и леволиберального лагеря уже с 1960—1970-х гг. Неоконфедераты исповедуют ультраконсерватизм, идеи о «превосходстве белых», говорят о возможной в будущем «расовой войне» и даже заявляют о сепаратистских устремлениях. Крупнейшей их современной группой является «Лига Юга», основанная в 1994 г. Активно сотрудничали с Ку-клукс-кланом неонацисты, белые националисты, различные формирования добровольческих «ополчений» и «патрулей», противники иммиграции и ислама, активизировавшиеся после террористических актов 11 сентября 2001 г.
Наиболее известны из них «Национальный альянс», «Национальный авангард», «Движение за творчество» «Всемирная Церковь Создателя» , «Американская партия свободы», «Нацистское движение» бывшая «Американская нацистская партия», основана в 1959 г. Для большинства ультраправых группировок характерно стремление вооружаться, проходить военную подготовку несмотря на желание властей законодательно ограничить подобную деятельность. Ультраправые организации отличает крайне негативное и подозрительное отношение к федеральному правительству, которое якобы стремится ограничить права граждан и вступает в сговор с некими наднациональными, глобалистскими силами. Белые расисты, а также некоторые правые республиканцы были обеспокоены происходившими процессами «Мы теряем страну, в которой выросли». Радикальные сдвиги наблюдаются не только в расово-этнической сфере, но и в образе жизни, традициях, культуре и в общест-венной морали. Известный палеоконсерватор и бывший крайне правый республиканец Патрик Бьюкенен род. По его мнению, «люди хотят от властей действий, но элита не предпринимает ровным счетом ничего». Возможно, общая любовь к доллару позволит преодолеть культурную пропасть, и в дальнейшем мы будем счастливо жить вместе — как граждане «первой универсальной нации» … Но Дядя Сэм очень и очень рискует, принимая на своей территории диаспору из десятков миллионов человек, принадлежащих к иной, нежели белые американцы, расе.
Если мы допустим роковую ошибку, исправить ее уже не удастся — и наши дети ощутят на себе все сомнительные «прелести» балканизации» 6. Бьюкенену вторил Самюэль Хантингтон 1927—2008 , предупреждавший, что США могут превратиться в страну, по ко-торой будет проходить «линия разлома» между цивилизациями. Больше всего его беспокоили миграционные волны латиноамериканцев в юго-западные штаты, которые привели к их «испанизации», распространению испанского языка и испаноязычной культуры. Этот вызов «доминирующему англо-протестантскому ядру», исторически сложившейся американской идентичности может привести, если не к гражданской войне, то к усилению нелояльности. Так, в случае гипотетического вооруженного конфликта Соединенных Штатов с Китаем в регионе с «преобладающим испаноязычным населением» будет «особенно сильна оппозиция войне». Крайний «белый консерватор» и сторонник «расового реализма» Джаред Тэйлор род. Вслед за Бьюкененом он заявил о «полном провале» политики расовой интеграции и политкорректности в США, а также о сти-хийно начавшейся на местах новой сегрегации. В современной Америке, по его мнению, происходит борьба между четырьмя «расовыми самосознаниями»: черным, латиноамериканским, азиатским и белым.
Выход из кризиса Тейлор видит в изменении иммиграционной политики вплоть да запрета иммиграции, поскольку «совершенно неразумно — добавлять еще больше разнородных элементов к населению, уже разделенному разнообразием». Но американские политики «слишком боятся обвинения в расизме, чтобы сделать такой очевидный вывод». Все расовые группы, кроме белых американцев, растут в численности и имеют четкую самоидентификацию. Только белые лишены расовой принадлежности, постоянно находятся в обороне и даже отступают. У них есть выбор: вновь обрести чувство расовой идентичности и решимость для поддержания своей численности, своих традиций, своего образа жизни — или кануть в Лету» 8. Несмотря на то, что в 1964 г. Конгрессом был принят Закон о граж-данских правах, запретивший расовую дискриминацию, проблемы сохранялись. Напряженность в отношениях между представителями разных рас неизбежно приводила к столкновениям.
Крупнейшими расовыми беспорядками в последние десятилетия стал Лос-Анджелесский бунт 29 апреля — 4 мая 1992 г. В этих кровавых беспорядках и погромах участвовали черные и латиноамериканцы, затем к ним присоединились выходцы из Азии корейцы и белые. Погибли 53 чел. Волнения американских негров имели место в апреле 2001 г. Расовые волнения 2013—2017 гг. Можно говорить даже о проявлениях перманентной расовой войны низкой интенсивности, переплетающейся с социально-политическим конфликтом, связанным с личностями и политикой президентов Барака Обамы и Дональда Трампа. Как правило, беспорядки с участием черного меньшинства в американских городах начинались после убийства белыми полицейскими молодого афроамериканца.
Конечно же, это ужасный Трамп, избавление от которого все вернет на свои места и все заживут как прежде. О беспочвенности этих иллюзий, о выворачивании наизнанку причин и следствий вынуждена была написать даже The New York Times в материале под названием «Нам нужно национальное унижение»: «Из-за нашей зацикленности на том, что Дональд Трамп очень плохой, мы отвлеклись от более серьезных проблем и стали относиться к ним удивительным образом пассивно. В тот день, когда Трамп покинет свой пост, у нас по-прежнему останется молодое поколение, жизненные перспективы у которого будут хуже, чем у их родителей. У нас останется культурная элита, которая мало знает о людях и ежедневно дает понять, что они "неправильные". У нас и дальше будет чудовищное неравенство, сегрегация по месту жительства, сокращающийся общественный капитал, кризис в создании семьи». У всех вышеперечисленных проблем тоже есть свои причины. Вне зависимости от того, будет Трамп президентом или его сменит немощный Байден, проблемы нарастающего конфликта между реальным сектором американской экономики и глобальными корпорациями никуда не исчезнут, а лишь обострятся. Все это начиналось не при Трампе, не при нем и закончится. Настоящей же новостью в ближайшем будущем станет то, что в своих отчаянных попытках устранить Трампа, как корень всех зол, Америка утратит остатки авторитета сверхдержавы. О том, какие угрозы нависли над американской демократией, потом у тех же республиканцев и демократов возникает ощущение, что все, что они сказали, все, в чем они обвинили собственную страну, что это никак не помешает им на следующий день приходить ко всему миру, в том числе и к европейским государствам и говорить: мы остаемся светочем человечества, учитесь у нас, — комментирует Дмитрий Саймс, политолог, президент Центра национальных интересов. Проблему неминуемого кризиса доверия американские же эксперты уже увязывают с будущими экономическими сложностями. Причем резкие движения или смена курса лишь усугубят последствия: «Еще важнее то, что давнее господство доллара в международной финансовой системе опиралось на сохранение экономической стабильности, пользующейся финансовым доверием, культурно открытой Америки. А сегодня, когда стали совершенно очевидны провалы американской системы, остальной мир может поставить под вопрос ее базовую компетентность и государственную эффективность». Ничто не изменит и все ускоряющуюся тенденцию к смещению полюсов силы в мире. Возмущение Европы действиями Трампа из той же оперы, что и внутриамериканские страдания. С уходом Трампа Штаты, вероятно, поменяют хамский тон, но Европа неминуемо будет сползать в область их периферийного зрения.
С другой стороны, книге явно не хватает аналитичности в объяснении сложившегося положения. Скорее всего, последнее есть следствие объективных причин: культурно-политического террора и давления отвратительной «политкорректности».