Слева на снимке видны следы горящего топлива от падающей ракеты, а в центре кадра световое пятно (восьмиугольник) от диафрагмы фотоаппарата.
Эксперты отмечают, что сегодня МО РФ провело нетипичные испытания неизвестной МБР
Два первых единичных слота я сразу отсеял, несмотря на низкую стоимость — слишком плохой процент общего состояния, ниже пятидесяти. Новости. Смотрите на Первом. 13438 вопрос по теме «Найти фильм по фразе». Яндекс Кью — платформа для экспертных сообществ, где люди делятся знаниями, отвечают на вопросы, общаются.
Эрго 2. Нулевой мир (СИ) [Алексей Губарев] (fb2) читать онлайн
Шойгу проверил военный космодром Плесецк и комплекс для запуска ракет «Ангара» 24 апреля 2024, 16:44 11 комментариев Министр обороны РФ Сергей Шойгу проверил ход строительства и модернизации инфраструктуры космодрома Плесецк. Об этом 24 апреля сообщае т Минобороны России. В том числе, Шойгу осмотрел комплекс подготовки к пуску ракет «Ангара». Министр заслушал доклад командующего космическими войсками генерал-полковника Александра Головко. Минобороны России Шойгу подчеркнул, что после завершения модернизации второго стартового комплекса ракет-носителей «Союз» возможности космодрома возрастут вдвое.
Гляди, сам, Селезнев, начнешь писать стихи: вдруг откроется талант. Времени-то будет много -- удовлетворяй свои духовные потребности! Когда-нибудь увидим: Василий Селезнев -- "Как я был ракетчиком". Солдаты оживились, заулыбались, а я с опаской поглядывал на Молозова, -- сощурив глаза, он смотрел на спорщиков -- и думал: влетит мне за это. Но, к удивлению моему, Молозов в перерыве сердечно сказал: -- Ишь ты: "Ракетчик, а не знаешь! Это мерка, колодка. И непринужденные споры -- хорошо. А вот свернули зря, -- замполит вопросительно поднял на меня брови. В спорах выявляется истина. Хоть не оригинальное утверждение, зато верное. Так, Константин Иванович? После второго посещения он на очередном инструктивном семинаре групповодов поставил меня в пример и с тех пор всячески выказывал мне свое расположение, И теперешний его приход, конечно, не случаен: ко всем, кого уважал, Молозов проявлял это отношение прямо и открыто. Повернувшись к Наташе, он провел рукой по волосам, хмурое выражение сбежало с лица. Народ -- лучше самого благородного металла, со сложной техникой имеет дело. Рабочий день -- строго семичасовой. Тут не все с нами могут потягаться! Супруг же ваш, Константин Иванович, один из уважаемых офицеров. Очень важный и нужный для учебных целей прибор объективного контроля делает. А вас милости просим участвовать в самодеятельности. Пока своими концертами обходимся: дорога треклятая мешает развернуться... Наташка робко покосилась на меня: -- Никогда не занималась этим... Таланта, наверное, нет. Как вы, Константин Иванович, смотрите? А то ведь мужья иногда поперек дороги встают. Молозов оглядел комнату цепким, острым взглядом. Сырости нет? Когда думаете за мебелью ехать? Он, оказывается, помнил наш недавний разговор. А ковер? Надо подумать. Он ушел, пожелав Наташе уже в дверях: -- Обживайтесь, осваивайтесь. Я непроизвольно взглянул на свои руки. Нет, они были сейчас чистыми, хотя и в ссадинах, ожогах от паяльника. Обнял ее: -- Чудачка, он только с позиции. Наверное, вместе с солдатами работал у пусковой установки. Ты бы посмотрела, какие они были у меня три дня назад, когда разбирали аппаратуру, делали регламенты! Она промолчала. В этот день я так и не ходил на позицию: еще накануне подполковник Андронов разрешил мне заниматься устройством домашних дел. К вечеру Наташка окончательно отошла, попросила показать ей городок. Когда мы вышли из домика, солнце закатывалось -- холодное, желтое, словно отштампованное из бронзы, оно остановилось, напоровшись на верхушки темных высоких елей. Гарнизон наш, зажатый тайгой, походил скорее на строительную площадку: штабеля досок, кучи шифера, разбросанные мотки колючей проволоки, земля, развороченная гусеницами тягачей и колесами машин. Свежий морозец успел прихватить хрустящей корочкой грязь, светлые льдистые лучики побежали по мутной воде, заполнявшей глубокие колеи. Сразу за офицерскими домиками в сумеречной тишине векового ельника стыл смерзшийся синеватый снег, будто тощие бурты слежавшейся соли. Перед домиками тянулся, отливая желтизной свежих досок, сарай с десятком дверец. Чуть дальше --казарма; в стороне, перед складом, высилась недостроенная водонапорная башня. Крышу ее точно срубили одним взмахом сабли -- красная, островерхая, она валялась у подножия башни. Казалось, тайга не очень охотно уступила людям эту небольшую площадку длиной в полкилометра, а шириной и того меньше -- дальше деревья встали неприступной стеной... Я водил Наташку по городку, рассказывал ей обо всем я невольно старался приукрасить неказистую картину. Офицеры, изредка проходившие к домикам, солдаты, толпившиеся у казармы, с любопытством поглядывали в нашу сторону. Наташка в своих белых ботиках, полосатом пальто, в модной шляпке выглядела необычно для "медвежьей берлоги": жены офицеров здесь одеваются проще, практичнее. Мы вышли к редкому молодому осиннику, за ним открылась наша позиция. Над головой уже разливалась ровная вечерняя синева. Молчаливая, пугающая и вместе с тем какая-то неспокойная тишина окутала в сотне метров тайгу, ее сырое, зябкое дыхание пощипывало лицо. Наташка неожиданно остановилась, оторопело прижалась ко мне: -- Костя, что это такое? Они стрелять будут? Сейчас и я увидел стремительно вздыбленные в небо ракеты. Открытые, без чехлов, они медленно, будто с сознанием своей силы, поднимались на невидимых, скрытых в окопах установках. В вечернем свете вытянутые тела ракет с дымчато-темным отливом казались вычеканенными из серебра. С тем же спокойствием, возвышаясь над их острыми носами, вращалась антенна станции. Она походила на перевернутую набок букву "Т". Меня развеселил Наташкин испуг. Она, видно, не поверила. Не впервые мне приходилось видеть ракеты. Они для меня были привычными, как привычны для человека постоянно окружающие его вещи. Но и я остановился, завороженный внушительным зрелищем. На миг даже почудилось: вот сейчас они с дымом, пламенем и грохотом сорвутся с установок, взмоют в вечернее небо... Наташка застыла в молчании, рука ее, лежавшая в моей, вздрогнула.
Она, видно, не поверила. Не впервые мне приходилось видеть ракеты. Они для меня были привычными, как привычны для человека постоянно окружающие его вещи. Но и я остановился, завороженный внушительным зрелищем. На миг даже почудилось: вот сейчас они с дымом, пламенем и грохотом сорвутся с установок, взмоют в вечернее небо... Наташка застыла в молчании, рука ее, лежавшая в моей, вздрогнула. Возможно, и ее воображение нарисовало ту же картину. Очень хорошо, что она увидела ракеты, пусть поймет, что они значат, какую силу таят в себе; она должна смотреть на них твоими глазами, Перваков! Когда я обернулся к ней, она посмотрела на меня с оттенком ревности, тихо сказала: -- А ты влюблен, Костя, в свое чудо без остатка... На обратном пути от осинника к домикам она молчала, потом спросила: -- Уже наслышалась, Костя: ПВО, операторы, станция -- голова кругом идет! А что все это значит? Что значит... Начинать надо было с азов, и я принялся рассказывать ей о противовоздушной обороне, об охране неба, которая не прекращается ни на час, ни на минуту. Когда я сказал, что весь пятый океан над нашей страной разделен на невидимые участки, зоны, которые непрерывно просматриваются и проверяются -- нет ли там воздушного врага, Наташка искренне усомнилась: -- Так уж и все небо? Представь себе нашу страну, ее территорию. В Москве или в Минске сейчас лишь на исходе день, а во Владивостоке, на Камчатке уже ночь. Там спят, работают в ночных сменах, кто-то, как мы с тобой, гуляет, а небо над ними просматривают, прощупывают радиолокационные станции. У экранов этих локаторов не спят солдаты и офицеры. Появится воздушный враг, они немедленно дадут информацию, оповестят о нем. И тогда-то, Наташа, вступим в работу мы -- ракетчики... Но чтобы наверняка, чисто отправить на тот свет непрошеных гостей, мы учимся, тренируемся, выполняем регламенты -периодически подстраиваем аппаратуру, поддерживаем ее в постоянной боевой готовности. Наташка, опустив голову, ковыряет ботиком грязь. Я просто уморил тебя сегодня. Возле домиков мы поравнялись с железной бочкой, стоявшей на подставках-козлах. С конца деревянной пробки вода торопливо скатывалась шустрыми каплями в растекшуюся на земле лужу. В бочке нам ежедневно привозили из поселка лесорубов воду. Бочка была закопченная, с вмятинами и следами ударов. Зимой по утрам, чтобы умыться, нам приходилось сначала отбивать в ней лед, а потом растапливать его: намоченную в керосине тряпку обматывали вокруг бочки и поджигали. Наташка остановилась, с прямодушным недоумением спросила: -- Это пожарная бочка, Костя? Я не успел ответить -- услышал внезапно позади себя: -- Из этой бочки мы пьем. Как вам после столицы такое нравится? В двух шагах стоял Буланкин, ухмыляясь, заложив руки в карманы шинели. Нагловатый взгляд, стеклянный блеск глаз... Значит, приложился к бутылке. Чего доброго, еще ляпнет, как вчера на позиции. Сжав кулаки, глядя в широко поставленные глаза, я сдержанно сказал: -- Шел бы ты, Буланкин, своей дорогой. Лучше будет. Он повернулся все с той же ухмылкой, лениво заковылял к домам. Наташка, спрятав подбородок в воротник пальто, рассеянно смотрела ему вслед. Не хочет служить и безобразничает. Наташка посмотрела на меня, потом повела взглядом вокруг --растерянность отразилась на лице. Кажется, я понял ее в эту минуту. Непролазная грязь, четыре офицерских домика, прижавшиеся друг к другу, казарма, водонапорная башня, лес кругом... И как далеко от Москвы! Целый день в дивизионе работала комиссия из штаба полка -- проверяла состояние техники, умение вести боевую работу на ней; всем без исключения -- солдатам и офицерам -- члены комиссии устроили настоящий экзамен. Техники, операторы заглядывали в кабины возбужденные, взволнованные. А мне задал вопрос -- попотел! И потом, какое у них право к операторам предъявлять те же требования, что и к техникам? Такого еще не было! Всякий раз нам казалось, что очередная комиссия была строже, придирчивее всех предыдущих. Собираясь в курилке, офицеры разбирали "коньки" проверяющих, заковыристые вопросы, поругивали, перемывали косточки особенно дотошным, въедливым членам комиссии. Поди и спроси своего проверяющего. Он задавал вопрос-то. Мол, будьте любезны, обернитесь на минутку из члена комиссии в доброго ангела... Давно жареным не пахло -- отбивная будет! Орехов наконец понимает иронию, густо краснеет. Вот нас, стартовиков, гоняют! Одной секунды расчет не дотянул в переводе ракеты -- и тройка... Но в конце концов страсти улеглись: комиссия признала, что к боевому дежурству мы готовы. А вечером на позиции перед строем объявляли приказ. Майор Климцов читал его медленно, с ударением и расстановкой. Басистый голос адъютанта разносился над застывшим строем, над ракетами, лежавшими под чехлами на установках. Рядом с ним стояли подполковник Андронов и члены комиссии. Дивизиону заступить на боевое дежурство по охране воздушного пространства Союза Советских Социалистических Республик... Эхо отозвалось в тайге. Потом офицеры выходили из строя, ставили свои подписи в журнале. Боевое дежурство... Это значит, что все сидят прикованные к городку. Выезжать нам никуда не разрешается. Офицеры знают в такие дни три места: позиция, казарма, домики. А там, на позиции, в кабинах станции, у пусковых установок, с этого момента беспрерывно дежурит смена. Она всегда на своих местах, всегда настороже, точно недремлющее око. И только два-три человека выбираются по утрам за пределы временного, в один кол, забора из колючей проволоки: нужны вода, продукты, без чего невозможна жизнь даже в нашем маленьком лесном городке. А дела, мысли остального коллектива наполняет, держит одно емкое слово -- "готовность". Что бы ты ни делал, где бы ни был: в казарме, на занятиях, на позиции -- ты должен быть готов через считанные минуты занять свое место у аппаратуры на станции, у пусковой установки и произвести, если потребуется, свою частицу той общей работы, которая именуется "выполнением боевой задачи". Но тот, кто со стороны посмотрел бы на нашу жизнь в эти дни, пожалуй, не заметил бы в ней разницы по сравнению с другими. Каждый день в ней совершается один и тот же неизменный круговорот. Рано утром солдат в казарме отрывает от постелей высокий голос дневального: "Подъем! Оживают офицерские домики. Первыми просыпаются жены. Вот одна, накинув пальто, перебегает к сараям, скрывается за дощатой скрипнувшей дверью, выносит охапку поленьев. Вскоре сизый дымок реденьким столбиком вырастает над первой трубой, потом -- над второй... Позднее выскакивают на крыльцо крайнего домика офицеры-холостяки, застегивая на ходу шинели. Тропинка, протоптанная ими напрямую к казарме, перепахана, изуродована машинами и тягачами, и офицеры перепрыгивают через колеи, балансируя руками. Они торопятся в солдатскую столовую. Там в одной из служебных комнат стоят два столика, накрытые скатертями -- солдатскими простынями, -- предмет особой заботы старшины Филипчука. Здесь-то холостяки, обжигаясь алюминиевыми ложками, наскоро проглатывали завтрак, поданный из общего солдатского котла, выпивали чай... Минут на двадцать позднее из домов появляются "женатики". Идут степеннее, на утренний развод они не опаздывают: солдаты только еще выходят на построение, толпятся перед казармой, на площадке. Она расчищена от снега, утрамбована сапогами. Посередине уже высится крупная фигура адъютанта Климцова. Пуговицы его шинели ярко начищены, ремень с портупеей ловко перетягивает талию, и майор -- широкий, плечистый -- выглядит глыбой. Утренний морозец. Воздух густо-терпкий, смолистый. Солнце только поднялось за домиками, подпалило верхушки елей, они схватились бездымным белым пламенем, и кажется, сейчас тайга займется, загудит лесным пожаром. Климцов медленно обходит фронт строя, заложив руки за спину, пристальный взгляд его серых прищуренных глаз скользит по лицам офицеров и солдат. Вам -- выйти из строя, почистить сапоги. Не бриты. На первый раз предупреждаю, -- кидает он на ходу. В строю вокруг меня знакомые лица офицеров, их я вижу каждый день, каждый час: Юрка Пономарев, Орехов, Стрепетов... Даже Ивашкин сегодня стрит через одного от меня, и лицо его, в пятнах конопатин, свежее, кажется симпатичнее. Сквозь ряды офицеров в трех метрах от правофланговой шеренги виднеется приземистая, плотная фигура замполита. Распахивается дверь казармы. Мельком взглянув на высокого, чуть сутуловатого подполковника Андронова, появившегося на ступеньках, адъютант выпрямляется, набирает в легкие воздуха и густо бросает: -- Ррравняйсь! И четко, красиво повернувшись, майор легко идет, печатая шаг, навстречу Андронову. Каждый из нас в строю замер, слушая слова рапорта. Потом Андронов останавливается посередине, здоровается. На несколько секунд утреннюю тишину взрывает ответ, слитый в едином порыве: -- Здравия желаем, товарищ подполковник! Андронов говорит о занятиях, боевой готовности, о технике, к которой надо относиться, "как к самому себе", о дисциплине, и голос его, негромкий, ровный, спокойно плывет над строем. Есть основания предполагать, что нам выпадет эта доля. Пока сообщаю предварительно, чтоб каждый знал перспективу... Он еще говорит минуты две о порядке в казарме, уборке территории. Развод заканчивается. Строй поворачивается, бьет первый четкий шаг, вытягивается, уходит за угол казармы на дорожку, убегающую через молодую поросль осинника к позиции. Над строем взметывается песня: А для тебя, родная, есть почта полевая... Сейчас начнутся занятия. Потом все потечет, сменяясь в заведенной последовательности: обед, еще час занятий, чистка техники, ужин, свободное время... И так изо дня в день, из месяца в месяц. Справа от меня в строю вышагивает Юрка Пономарев. Размахивая руками, он поет, устремив вперед взгляд, будто выполняет какую-то серьезную и необходимую обязанность. О чем он думает? Может, о важном сообщении Андронова, об учении? И в голове секретаря уже рождаются "комсомольские меры обеспечения". Или он тоже думает, как и я, об этом круговороте, и ему видится в нем -- простом и обычном на первый взгляд -- глубокий смысл? Каждодневная учеба, тренировки, боевое дежурство... Все это вызвано суровой и жестокой необходимостью. Потому что газеты приносят неспокойные, тревожные вести: западные державы противятся мирным советским предложениям о разоружении. Усиливаются военные приготовления в Западной Германии. Бундесвер получает базы в Голландии и Дании, Зловещие атомные грибы встают над Атлантикой. Весь месяц будут продолжаться учения войск НАТО. Дивизии занимают исходные положения, военные корабли выходят из портов, самолеты с атомными бомбами выруливают на стартовые дорожки... И мы идем на позицию, к ракетам, которые сейчас должны молчать, но быть готовыми, как говорит Молозов, сказать, если понадобится, свое веское слово. Здесь у старшины Филипчука хранятся на стеллажах всевозможные банки, канистры, в углах громоздятся кучи ветоши и пакли. Вдоль стены на досках -- обломки ракеты: рваные погнутые листы дюралюминиевого корпуса, узлы и блоки. Они-то и интересовали меня. Все это привезено с полигона после стрельб и предназначалось для оборудования учебного класса. Только по указанию подполковника мне разрешалось пользоваться всем этим для работы над прибором. Я перебирал ворох лома, откусывал кусачками детали. Рядом на доске уже лежала кучка сопротивлений --зеленых стекловидных цилиндриков и плоских, как карамельки, емкостей. Собрав детали и распихав их по карманам, я заспешил на позицию: как там тренировка операторов? Кроме того, Скиба должен проверить работу одного из участков схемы прибора, который паяли с ним накануне приезда Наташки. День занимался робкий: солнце пряталось за мглистой полоской на горизонте; земля, промерзшая и еще не нагретая, дышала морозцем. Утопал, растворялся в белесой дымке лес. И пусть в общем-то это не очень яркий день, он еще не брызжет всем соцветием веселых волнующих красок весны, но для меня он -- радостный и счастливый, потому что рядом со мной Наташка, моя жена. В жизни будто все встало на свое место -- смело шагай к заветной цели!.. В кабине горел единственный плафон под потолком. В полумраке операторы, сидя на железных с пружинными спинками стульях, приникли к голубоватым мерцающим экранам. Над ними склонилась голова плечистого сержанта Коняева. После холодного наружного воздуха дохнуло теплом разогретой аппаратуры: ею плотно заставлена кабина по бокам. В шкафах, словно соты в улье, блоки тускло отсвечивали черными муаровыми панелями. Тонко, чуть слышно жужжали вентиляторы. Пахло сладковатым ароматом спирта, краски, ацетона, горячей резины. Разогнув спину, сержант Коняев доложил о тренировке. В полутемноте на груди его блеснули значки. У противоположного выхода из кабины возле осциллографа сидел на корточках Скиба. На его спине пузырем вздулась гимнастерка. В простенке, прислоненный к шкафу, сиротливо стоял ажурный каркас будущего прибора. На нем видны два точных вольтметра, вделанные заподлицо с дюралюминиевой плоскостью. Мимо операторов я направился к Скибе, однако почувствовал -- Коняев следует за мной. Коняев оправил гимнастерку, с сумрачным видом сказал: -- Решать с ним надо, товарищ лейтенант. С другими операторами сопровождение цели отрабатываем, а у него, -- Коняев махнул рукой, -- еще со штурвалом не получается... Вы же сами видели! И не пойму, чудной какой-то: сядет за индикатор, весь загорится, а штурвал рвет, дергает, да и только! По-всякому пробовал. Отличное отделение, а двойки ни за понюх табаку будем хватать... Видимо, надо все же принимать решение о переводе Демушкина к стартовикам. Но меня сейчас занимал прибор. Проверка схемы, вероятно, не дала результатов, иначе бы Скиба не выдержал, доложил. Будто три дня не кормлен. Сала ему... Скиба вообще отличался невозмутимым спокойствием, непосредственностью. Но сейчас его благодушное настроение взорвало меня. Как-то еще с месяц назад к нам нагрянула очередная комиссия. Работу операторов проверял невысокий лысый майор. На всяких проверяющих пришлось насмотреться -- и на добрых, и на крутых. Комиссии часто навещают нас. А этот был с непроницаемым, бесстрастным, как у евнуха, лицом, на котором выделялись черные кавказские усики, тонкие стиснутые губы. За все время майор не произнес ни звука, поглядывал на бесшумно светившиеся экраны, на беспокойно мельтешащие, точно от мороза, стрелки приборов и что-то заносил в блокнот. И только в конце проверки майор разжал губы, кивнул на значки Скибы: -- Что же это вы -- классный оператор, а цель сопровождаете с большими ошибками? Скиба поднялся со стула -- плечистый, широкогрудый, закрыв собой невысокого майора, -- и спокойно, с украинским акцентом возразил: -- Никак нет, товарищ майор, добре сопровождал! Как всегда сопровождал. Майора, видно, покоробила такая смелость и невозмутимость солдата, губы нетерпеливо передернулись: -- Про черное говорите -- белое, товарищ рядовой, а я смотрю на контрольный прибор. Он сделал движение, собираясь уходить, но Скиба по-прежнему спокойно, не меняя тона, ответил: -- Этот прибор неточный, грубый. А сопровождал я хорошо, товарищ майор, -- видел по экрану -- так, как на боевых стрельбах. Тогда "отлично" получили. В душе у меня против майора поднимался протест. Действительно, оценка по прибору грубая -- не может же он не знать азбучной истины! Если лучший оператор оценивается так, то как же с другими? Я старался говорить спокойнее, чтобы смягчить гнев члена комиссии. Но, видно, было уже поздно. Вокруг нас, предчувствуя неладное, собралась группа солдат и офицеров. Явился Молозов. От своего места у экрана кругового обзора, озабоченно хмурясь, спешно подошел подполковник Андронов. Я еще надеялся, что майор найдет в себе силы спокойно разобраться во всем, но он после моих слов вспылил, ноздри тонкого хрящеватого носа побелели, верхняя губа с усиками задергалась. И не вмешивайтесь, когда вас не спрашивают. Воспитаны плохо... Дело принимало серьезный оборот. Подполковник Андронов взглянул на меня укоризненно -- мол, все из-за вас -- и встал между мной и майором. Не любивший вообще никаких конфликтов и осложнений, особенно с начальством и комиссиями, он принялся деликатно улаживать случившееся. Майор наотрез отказался снова проверить работу операторов. Андронов и замполит вышли вместе с ним из кабины. Возле шкафов растерявшегося оператора, красного, будто выспевший помидор, негромко поучал Селезнев: -- Чудак человек, на рожон полез! С членом комиссии спорить -- пышек не жди: синяки и шишки -- твои! Я был удручен и расстроен случившимся. Что-то теперь меня ждало? Мучила совесть: снизит оценку операторам, -- значит, пострадает весь дивизион. Вот уж верно: иди доказывай, что не верблюд... Спустя некоторое время вернулся Молозов. Молите бога и комдива: майор согласился не учитывать работу операторов, а то бы сами себя высекли. Так предложи свою, объективную! Отметать чужое проще простого. Галушки есть труднее! От души у меня отлегло. В чем же дело? Ловлю вас на слове, имейте в виду! Он ушел, не доведя до конца своего решения -- выругать меня, а я остался в раздумье. А если, в самом деле, подумать и сделать более точный прибор, который бы сразу показывал пересчитанную величину ошибки? До конца дня я уже неотступно думал об этом, советовался с Юркой Пономаревым, с другими техниками, просил их тоже пошевелить мозгами. Юрка потер лоб кулаком, в котором была зажата отвертка, повел голубыми, младенчески чистыми глазами вокруг -- в кабине у него был настоящий ералаш: часть блоков была вытащена из ниш, дверцы шкафов распахнуты настежь -- и вздохнул: -- Молодец ты, Костя! Есть у тебя время и на изобретательство. А тут от них, как от тюрьмы, -- никуда! Но он явно лукавил. В его словах было столько же правды, сколько в угрозах стариков любимому внуку: "Ах ты, варнак! Ужо я тебя! Вечером я уже делал первые наброски схемы. Мне казалось, что это будет всего-навсего простейший прибор с одним-двумя вольтметрами. Но чем больше я думал над ним, тем больше возникало новых и новых идей, расширялся и усложнялся круг задач, которые прибор должен был решать. Он превращался в сложный аппарат контроля со многими функциями. Когда состоялось обсуждение проекта, подполковник Андронов похвалил: "Давайте делайте, Перваков, для учебных тренировок такой прибор нужен как воздух. Так и назовем его: прибор объективного контроля". Замполит в тот вечер хитро щурился и чаще обычного водил рукой по коротким волосам. С самого начала помогать мне взялся Скиба. Солдат оказался на редкость дельным, горячим помощником. У него рождалась уйма всяких предложений. Даже в перерывах между занятиями он вдруг подходил и выпаливал: "Не сделать ли нам, товарищ лейтенант, ось так? Сделанный из дюралюминия, покрытый золотистой пленкой лака, он не уступал по качеству заводскому. Я смешался: -- Постойте -- откуда? Дюраль у старшины в кладовке взял. Уговорили всем отделением. Да, так было. А теперь вот первая схема -- и неудача! Признаться, я уже жалел в душе, что связался с проклятым прибором! Дело оказалось не таким простым, как представлялось вначале: в моем образовании вдруг открылось немало пробелов, а в теоретической радиотехнике и импульсной технике я, выходит, просто невежда. Убеждался, что у меня недоставало главного -- умения конструировать, рассчитывать радиосхемы. Вечерами сидел теперь, штудируя учебники, брошюры, ложился спать, когда голова гудела, а перед глазами из желтой мглы выплывали обрывки схем, формулы, цифры... Молозов чуть ли не каждый день заглядывал в кабину, справлялся, как идут дела. Лучше бы занимался своими тремя проблемами. Не понимает и Наташка... Прошлой ночью перерыл кипу книжек, отыскивая расчет очередной схемы, над которой бесцельно бился уже два дня. Поиски мои оказались безуспешными. От досады и напряжения постукивало в висках, в слипавшиеся глаза словно кто-то насыпал мелкого песку.
Идем дальше. Некоторые "подсказки" в своем сообщении уже дало наше военное ведомство. Обратите внимание вот на эти слова: - ракета была межконтинентальной баллистической. А пусковая установка - мобильная подвижный грунтовой комплекс. А вот и самое любопытное: многие спецы сходятся в том, что на видео показан старт МБР "Ярс". До недавнего времени мы имели его только в шахтном варианте. А теперь, значит, и в подвижном - на случай если супостаты вычислят "колодцы" и нацелятся на них. Попробуй обнаружить хорошо замаскированную и к тому же "бегающую" пусковую установку! АПУ "Ярс" на параде в Москве. А вот тут уместно вспомнить, что еще 16 декабря 2022 года главком РВСН Сергей Каракаев заявил о начале работ в 2023 году над созданием нового мобильного ракетного комплекса. С большой вероятностью это будет новый вариант «Ярса» от Московского института теплотехники.
«Читала молитву всю ночь»
- Reuters: США втайне поставили Украине ракеты ATACMS
- Жители Петербурга стали очевидцами запуска ракеты «Союз»
- Россияне сняли на видео след от запущенной в Астрахани межконтинентальной ракеты
- Испытания модернизированной ракеты-носителя «Рокот» начнутся в декабре
Тайное окончательно стало явным: группу Дятлова погубила баллистическая ракета
Сегодня, 12 апреля, с полигона Капустин Яр в Астраханской области запустили межконтинентальную баллистическую ракету. Два первых единичных слота я сразу отсеял, несмотря на низкую стоимость — слишком плохой процент общего состояния, ниже пятидесяти. Это произойдет после завершения модернизации второго стартового комплекса ракет-носителей «Союз», уточнил министр.
Эрго 2. Нулевой мир (СИ) [Алексей Губарев] (fb2) читать онлайн
Не впервые мне приходилось видеть ракеты. слитно. Всей семьей щенка выходили, он быстро окреп и как-то незаметно вырос. В сети появилось первое видео применения кассетной бомбы РБК-500 по позициям ВСУ. Комсомольская правда Новости 24. В сети появилось первое видео применения кассетной бомбы РБК-500 по позициям ВСУ.
Правописание НЕ и НИ в разных частях речи. Задания, упражнения, тесты (ОТВЕТЫ)
Ракеты устанавливаются на грузовики, скорость ракет может достигать 3 Маха, что значительно превышает скорость британских и французских крылатых ракет, которые Запад уже передавал Киеву. Пентагон, к слову, проигнорировал запрос русских СМИ о том, подтверждается ли информация об отправке ракет. Источник Reuters указал, что Джо Байден намеренно не публиковал информацию о передаче дальнобойных ракет, чтобы использовать это как элемент неожиданности.
Очевидцы поделились с «360» видео с необычным явлением. Выяснилось, что это был след от межконтинентальной ракеты. Некоторые пользователи предположили, что пролетела комета.
Горбачев Н. Автократов Н. Солоухин В. Северов П. Устинова Т. Адамов Г. Платов Л. Дубровский Э.
Ракеты включили в пакет военной помощи Украине, которая составила 300 миллионов долларов. Президент США Джо Байден, как пишет агентство, утвердил этот законопроект 12 марта, о чём также сообщил американский чиновник, попросивший не называть его имени. Чиновник не уточнил, сколько именно ракет отправлено на Украину. Вопрос об отправке ракет большой дальности до последнего времени оставался спорным: часть чиновников выступала резко против передачи этих боеприпасов Киеву, однако Джо Байдену это не помешало всё же поставить ракеты на Украину.