Украины матери ребёнка нужно обратиться в порядке, предусмотренным процессуальным законодательством Украины, в суд Украины с ходатайством о признании и разрешении принудительного исполнения решения судебного органа РФ на территории Украины. Осенью прошлого года женщина обратилась к омбудсмену с просьбой помочь вернуться в Россию сыну, который на тот момент жил у бабушки в Хмельницкой области Украины.
«Я не вернусь в Украину, я мать». Фреймут озвучила свое решение
Дети стали говорить, что нужно куда-то идти, он запаниковал, стал плакать и звонить мне. Я слышала, как другие дети тоже задыхались и кричали в телефоны «Мамочка, я люблю тебя! Мама сказала Кириллу, чтобы они открывали окна, высовывались на улицу и дышали, либо разбивали окна и прыгали с 3 этажа. Почему не разрешили, я не понимаю! Девочка выпрыгнула с пятого этажа и погибла Здание колледжа перепланировано так, что старая система пожарной безопасности нарушена, а новую просто не предусмотрели. С 1 этажа на 3-й вела лестница, но чтобы подняться выше, на 4 и 5 этажи, нужно было пройти по длинному узкому коридору, и только оттуда другая лестница вела наверх. Четверо детей оказались в эпицентре задымления и почему-то решили бежать на 5-й этаж. Мама Кирилла Трофимчука не может понять, почему они приняли такое решение.
На его глазах девочка Ксения Бабенко, которая была с Кириллом, выпрыгнула с 5 этажа, она упала на козырек и скончалась в карете скорой помощи. Дети задыхались. Я даже не знаю, добрался ли сын наверх, потому что там царил хаос, одна волна поднималась наверх, вторая — спускалась вниз. С Кириллом был Игорь и еще какая-то девочка. Некоторое время они держали его в поле зрения, а потом потеряли. Позже спасатели сняли Игоря с окна, но перед тем как потерять сознание, он им сообщил, что там остался еще и Кирилл. Девочку тоже сняли спасатели, а Кирилл остался там», — рассказывает мама.
Погибшая Ксения Бабенко Со среды, 4 декабря, когда произошел пожар, родители пропавших студентов находятся возле здания колледжа.
Судебное разбирательство затянулось, так как наш папа — житель Карачаево-Черкесии. Предварительные слушания шли целый год.
Бостанов писал смешные возражения. Например, что на самом деле до четырех лет сына он жил с нами, а потом я взяла и неожиданно уехала из Кисловодска. Он только через шесть лет узнал, где мы с сыном находимся.
Я нашла женщину, к которой он ушел от нас. Она прислала свидетельство о браке — с 2002 года до 2005 они были женаты. В том браке, кстати, у него тоже родился сын Магомед.
Мальчик мне потом собственноручно написал, что Бостанов с ним тоже не общается, деньгами не помогает и вообще знать не хочет о его существовании. То есть получается, что он бросил и другого ребенка, не только моего. С самого детства сын называл себя Кириллом Юдиным.
Кирилл — это имя ему дали при крещении, а фамилия — моя. Он только в госучреждениях числился под официальным именем, а все друзья его знали как Кирилла. В школе его называли сразу двумя именами.
В 2015 году, когда надо было получать паспорт, сын хотел официально сменить имя. Я тогда нашла Бостанова, объяснила ситуацию и попросила написать отказ от сына. Он сказал, что не будет ничего писать, и у них с сыном состоялся телефонный разговор — они минут 15 пообщались.
А через несколько дней еще раз созвонились. Это было при мне. И я увидела, как во время беседы сын кивает, а глаза — очень удивленные.
По контексту было понятно, что Бостанов начал склонять его к мусульманской вере, что нужно молиться и прочее. Я тогда взяла трубку и сказала: «Где ты был 14 лет, когда ребенка нужно было воспитывать? Сейчас с ним нужно просто налаживать контакт, взаимоотношения, а не учить жизни».
Он положил трубку и больше на связь не выходил Cейчас Бостанов — предприниматель, у него фермерское хозяйство, мясные лавки в городе. В судебном возражении он написал, что постоянно помогал нам финансово. Например, в 2011 году продал скотину, выручил за это 800 тысяч рублей, приехал в Санкт-Петербург и все эти деньги передал мне лично в руки — как помощь сыну.
Но кроме слов это ничем не подкреплено. Фото: архив Анастасии Юдиной У меня же каждое слово подтверждается официальным документом — выписками из домовых книг, паспортных столов, справками из школы, училища, воинской части и так далее. Но я считаю, что самое главное доказательство, которое я предоставила в суд, — анкета, заполненная сыном при поступлении в училище.
Там есть глава «Родители». В разделе «Отец» сын написал: «Бостанов Хасан Алиумарович», но в скобках подписал — «не общаемся». Мне кажется, что тут даже других доказательств не надо, все написано рукой сына.
Конечно, Бостанов начал утверждать, что документ поддельный, я всех купила. Но проведения почерковедческой экспертизы документа почему-то не затребовал, хотя имел на это право. Свое отсутствие на церемонии прощания Бостанов объяснил двумя причинами: не имел финансовой возможности и плохо себя чувствовал, поскольку перенес инфаркт.
Приложенное медицинское заключение датировалось 2015 годом. Любой здравомыслящий человек подтвердит, что если у тебя за последние семь лет не было повторных обращений в больницу — значит, состояние стабильное. И уж с сыном, как он утверждает, любимым и дорогим, можно было бы приехать попрощаться.
В конце мая суд вынес решение в мою пользу — лишил Бостанова права на все выплаты. Не сомневаюсь, что будет апелляция. Сейчас на меня выходят сотни матерей, которые точно в такой же ситуации.
Биологические отцы, которые не воспитывали, никогда не интересовались своими детьми, не платили алименты, а если и платили — то мизерные, очень хотят получить за них деньги. И матерям приходится доказывать, что они недостойны Мы составили петицию с требованием изменить порядок выплат. Получать их должен тот, с кем жил ребенок, кто был его опекуном.
А другая сторона пусть доказывает, что имеет право. Если есть семейная история, если родственник общался с ребенком, участвовал в его воспитании, платил алименты — это ведь легко проверить. Есть переписка, банковские выписки, фотографии и другое.
О моей ситуации многие знают, своего имени не скрываю. В последнее время получаю массу сообщений: как тебе не стыдно, ты плохая мать, ты плохо горюешь, ты борешься за деньги и много другого. Дело тут не в деньгах.
Я готова отдать все, что у меня есть, чтобы хоть раз обнять сына. Я сейчас борюсь за правду и за честь своего ребенка. Я встречалась с мальчиком, который вышел из плена.
Он был с моим сыном в тот последний день, когда под бомбежкой тот вытаскивал из машины раненых, за это я получила его орден Мужества. Это не биоотец Бостанов его воспитал. Он не семья моему сыну, он для него никто.
Мы с Максимом сразу переехали в другую деревню. Но несмотря на то, что жили рядом, отец никогда не навещал ребенка, даже не интересовался им. У него была другая семья, родился еще сын.
И Максим все время меня спрашивал: «Почему папа его любит, а меня нет? Но отцу это было не нужно. Ни разу — ни на Новый год, ни в день рождения — не то что подарка, даже СМС поздравительного не прислал.
Я иногда Максиму говорила: может, позвонишь отцу? А он отвечал: зачем, если он видеть меня не хочет? У меня вместо отца ты и бабушка.
На алименты я подавала, но денег практически не было. Он мог перечислить раз в несколько месяцев тысячу-полторы. Когда Максим учился в школе, только на питание в столовой уходило 1200 рублей в месяц.
А еще надо было ребенка одевать, обувать. Я всегда его воспитывала и содержала сама. Сын отслужил срочку и остался в армии по контракту.
У нас ведь перспектив на селе нет, работы нормальной не отыскать, поэтому он решил стать профессиональным военным. И я сама понимала, что в деревне работы нет. А что сейчас молодежь у нас делает?
Пиво пьет. Максим у меня мальчишка не такой. Он хотел доказать — я всего сам могу добиться.
Когда началась СВО, он с первых дней там оказался. Сейчас перечитываю его сообщения, слушаю звуковые — и плачу. Последний звонок был от него 26 марта 2022 года, вечером: «Мама, все нормально, не переживай.
Ты не болеешь? И начала обзванивать всех ребят, с телефонов которых он мне когда-то звонил. Один из них мне написал: «Я в госпитале.
Что с Максимом — не знаю. Звоните на горячую линию Минобороны, моя мама туда писала и узнавала, как я». На эту горячую линию я каждый день звонила, оставляла заявки.
Обращалась и в свой военкомат. Поначалу мне отвечали, что все в порядке, ваш сын в строю, он не числится ни в списках раненых, ни в списках потерь. Потом дали мне телефон психолога, порекомендовали к нему обратиться.
Начала искать его сослуживцев. Один из них мне написал, что 1 апреля был бой. БТР, в котором было 10 человек, попал под обстрел.
Семеро выскочили, а трое нет — в машине сдетонировали снаряды. Настояла на том, чтобы у меня взяли ДНК. Звонила в Ростов, где хранятся тела солдат, почти каждый день.
Но там отвечали, что совпадений нет и обещали обязательно перезвонить, если появятся. И мне позвонили из Ростова. И в июне я поехала, тела не было, в пакете были только кости.
Анализ одной из них показал совпадение ДНК с моим на 99,5 процента. Но меня все мучил вопрос: все свидетели говорили, что в машине оставалось трое ребят, почему нашли только Максима?
Снова посмотрели. Я настаивала, что есть кость другой формы и даже цветом отличается. Эксперт со мной согласился и пообещал ее проверить. Позже оказалось, что в пакете с моим Максимом были останки еще одного мальчика.
Его родители тоже смогли попрощаться с сыном. А если бы я не настояла на своем, возможно, парня никогда бы и не нашли. Перевозку, похороны я полностью организовала сама и оплачивала за свой счет. В сельсовете меня попросили все чеки сохранять и пообещали какую-то часть компенсировать. Отца на церемонии я не видела, хотя он все знал. После мне позвонили из военкомата и сказали написать заявление на материальную помощь.
Мне вообще было не до этого, в таком я была разбитом состоянии, но оказалось, что отец уже написал такое заявление «Не имеет права называть себя отцом» Светлана, город Батайск, Ростовская область: Я сама из Воркуты, там вышла замуж. В 2002 году родился сын Валентин, а затем — дочь Мария. Когда сыну было три годика, а дочке — год, муж от нас ушел. Мои родители вышли на пенсию, переехали в Ростовскую область и забрали меня вместе с детьми. В 2010 году я снова вышла замуж. Муж принял детей как своих родных, вместе воспитывали и растили их.
Биологический отец не объявился, участия в их жизни не принимал. После развода я подавала на алименты. Но первые годы он то платил, то не платил. Суммы были смешными. Когда вышла замуж, то даже это перестало приходить. Я однажды позвонила приставам с вопросом — почему не платит?
Мне ответили — ну как же, вам регулярно все поступает, внимательно посмотрите счет. И точно — ежемесячно по 200-250 рублей на двоих детей. Оказывается, бывший муж стоял на бирже труда, получал пособие по безработице, с которого и выплачивали алименты. То есть официально он платил, а на деле на эти деньги даже два пирожка детям нельзя было купить. Биологический отец к детям не приезжал, общения с ними не искал. Вернее, один раз попытался.
У Вали день рождения сразу после Нового года. И накануне 14-летия ребенка отец ему написал, пригласил в гости, пообещал показать Воркуту и подарить компьютер. Из поездки сын вернулся разочарованным и без подарка. С дочкой же биоотец вообще никогда не общался. В 2021 году сына призвали в армию, а через полгода он там подписал контракт. Его не стало 24 марта 2022 года в Ирпени под Киевом.
Об этом нам сообщили практически сразу. Биологическому отцу я сообщила, что случилось, позвала попрощаться. Просила помочь биопапу, но он отказался. Все делал мой муж, которого Валя всегда считал и называл папой. Муж одел сына в парадную форму, купил для него самый красивый гроб, который был. Потому что привезли в цинковом.
Папаша не дал ни копейки, сказал, что у него ничего нет. Он подошел ко мне и пообещал, что откажется от всех компенсаций, «пусть они будут тебе и дочке Маше». А потом еще к дочери подошел: «Маша, если что-то выплатят, я все деньги тебе переведу, я их недостоин». Маша ответила: «Это правильно. Может быть, я тебя уважать начну как человека». Когда я получила свою часть выплат, Маша позвонила отцу: «Выполнишь свое обещание?
Ты сам сказал, что недостоин этого, потому что брата не растил, знать его не хотел». Отец ей ответил: «У меня сейчас своя семья, а от тебя что-то жадностью веет» Но потом пообещал открыть на нее счет в банке и все перевести туда. А доступ к счету дочь сможет получить в 18 лет. И действительно прислал бумагу, что в банке есть счет на ее имя. В мае 2022 года, накануне Машиного совершеннолетия, пришла СМС, что этот счет закрыт и деньги сняты. По телефону отец сказал дочери, что она его недостаточно сильно любит, чтобы он ей делал такие дорогие подарки.
Ну и много других гадостей наговорил. Дочь рыдала неделю: «Он опять меня предал, обманул, ненавижу его». После этого я пошла и подала на него в суд. Не знаю, чем он закончится. Первое заседание у нас в августе. Бывший муж успел уже позвонить в суд, кричал, по какому праву такие иски принимают, беспокоят нормальных людей.
Потом мне еще звонили из Воркутинского военкомата, слезно умоляли прислать им орденскую книжку Валика, где орден Мужества. Оказалось, что биопапа Евгений Сальников туда бегает, истерит, требует еще выплатить компенсацию за награду. После того как я попросила бывшего мужа поучаствовать в установке памятника для сына, он меня заблокировал во всех соцсетях. Его отчество с надгробия я удалила, там теперь просто написано: Валентин Сальников Уверена, что даже если выиграю суд, биопапа деньги не вернет, он их уже проел. Для меня главное, чтобы его лишили всех привилегий, чтобы он не имел права называть себя отцом. Папаша ведь получил удостоверение члена семьи ветерана боевых действий.
Почему человек, который не воспитывал этого ребенка, который был совершенно посторонним, получил на это право? Это оскверняет память сына. Долго жили с ребенком у моих родителей — в Буденновском районе Ставропольского края. Там же Андрюша пошел в школу. Отец несколько раз приезжал к ребенку, угощал на Новый год и день рождения конфетами. И в последнее лето перед поступлением в первый класс свозил его на море.
Во второй класс Андрей пошел уже в Карачаево-Черкесии. Мы с сыном туда переехали, родители купили нам двухкомнатную квартиру. В восемь лет Андрюша сильно заболел. Мне понадобились срочно деньги на лекарство. Позвонила отцу и попросила перечислить хотя бы две тысячи. Но тот отказался: «Я пришлю, а ты все на себя потратишь».
Изначально, когда мы с ним разошлись, я на алименты не подавала. Но после этих слов написала заявление. А он заблокировал меня и телефон сына, чтобы мы его больше не тревожили. Больше никаких контактов между отцом и ребенком не было. Алименты составляли 600 рублей в месяц. Он специально сделал себе мизерную зарплату — какую-то сотую часть ставки.
Так объяснила мне бухгалтер в его компании. Андрюша поступил в казачий лицей в Пятигорске. Ему уже тогда было лет 12, в лицее планировалось торжественное мероприятие — присяга. Звали родителей. Андрюша через тетку нашел телефон отца, хотел пригласить. Но так и не дозвонился.
А отец ему не перезвонил. На суде он объяснил, что был занят. Потом Андрюша отслужил срочную службу, вернулся домой и снова пошел в армию — подписал контракт. В это время началась спецоперация на Украине. Их отряд отправили туда якобы на учения. Он мне звонил и все время твердил: «Мам, у нас тут все спокойно, не стреляют».
И я до последнего не знала, что он участвует в боевых действиях. А потом мне позвонили и сказали, что Андрей тяжело ранен, ему ампутировали правую руку и левую ногу, находится в госпитале в Севастополе. Мы с братом туда поехали. Но врачи не смогли его спасти. Андрею был 21 год, всего несколько дней не дожил до дня рождения О дате прощания биологическому отцу мы сообщили. Он тогда подошел к сестре и тихонько сунул ей в карман 30 тысяч.
Я даже не знаю, добрался ли сын наверх, потому что там царил хаос, одна волна поднималась наверх, вторая — спускалась вниз. С Кириллом был Игорь и еще какая-то девочка. Некоторое время они держали его в поле зрения, а потом потеряли. Позже спасатели сняли Игоря с окна, но перед тем как потерять сознание, он им сообщил, что там остался еще и Кирилл. Девочку тоже сняли спасатели, а Кирилл остался там», — рассказывает мама. Погибшая Ксения Бабенко Со среды, 4 декабря, когда произошел пожар, родители пропавших студентов находятся возле здания колледжа. На их глазах старая конструкция пылала, а затем все старые перекрытия и крыша рухнули. Теперь это лишь стены с зияющими окнами. С каждой минутой надежда покидает людей.
Только в четверг около 12 часов спасатели начали потихоньку заходить вовнутрь. Работы идут медленно, потому что все опасаются, что и стены могут обвалиться. Алена Трофимчук с мужем с болью наблюдают за всем этим. Кирилл — их младший сын. Старшего, Илью, родители похоронили в мае прошлого года. Всем городом собирали деньги на лечение, но не спасли. Илья умер в 16,5 лет.
Главнoе, чтоб мама не узнала. Убьёт
Воссоединение мамы с вернувшимся сыном Никитой девяти лет состоялось в ночь на вторник. Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Мария Львова-Белова содействовала возвращению российского ребенка с Украины к родной маме, сообщили РИА Новости в пресс-службе детского омбудсмена. Пострадавшие приехали с целью заработка, однако стали заложниками ситуации и зарабатывали на улице денежные средства для женщины, которая называла себя «беженкой с Украины».
Главнoе, чтоб мама не узнала. Убьёт
Он звонит мне и просит: мама, напиши в прокуратуру, я хочу вернуться домой живым. Львова-Белова помогла российскому ребенку вернуться с Украины к матери. Владелец сайта предпочёл скрыть описание страницы. Львова-Белова объяснила участие вывезенных с Украины детей в февральском концерте в Лужниках в поддержку российской военной операции тем, что дети «благодарили бойцов за спасение».
Мама, я в порядке
И матерям приходится доказывать, что они недостойны Мы составили петицию с требованием изменить порядок выплат. Получать их должен тот, с кем жил ребенок, кто был его опекуном. А другая сторона пусть доказывает, что имеет право. Если есть семейная история, если родственник общался с ребенком, участвовал в его воспитании, платил алименты — это ведь легко проверить. Есть переписка, банковские выписки, фотографии и другое.
О моей ситуации многие знают, своего имени не скрываю. В последнее время получаю массу сообщений: как тебе не стыдно, ты плохая мать, ты плохо горюешь, ты борешься за деньги и много другого. Дело тут не в деньгах. Я готова отдать все, что у меня есть, чтобы хоть раз обнять сына.
Я сейчас борюсь за правду и за честь своего ребенка. Я встречалась с мальчиком, который вышел из плена. Он был с моим сыном в тот последний день, когда под бомбежкой тот вытаскивал из машины раненых, за это я получила его орден Мужества. Это не биоотец Бостанов его воспитал.
Он не семья моему сыну, он для него никто. Мы с Максимом сразу переехали в другую деревню. Но несмотря на то, что жили рядом, отец никогда не навещал ребенка, даже не интересовался им. У него была другая семья, родился еще сын.
И Максим все время меня спрашивал: «Почему папа его любит, а меня нет? Но отцу это было не нужно. Ни разу — ни на Новый год, ни в день рождения — не то что подарка, даже СМС поздравительного не прислал. Я иногда Максиму говорила: может, позвонишь отцу?
А он отвечал: зачем, если он видеть меня не хочет? У меня вместо отца ты и бабушка. На алименты я подавала, но денег практически не было. Он мог перечислить раз в несколько месяцев тысячу-полторы.
Когда Максим учился в школе, только на питание в столовой уходило 1200 рублей в месяц. А еще надо было ребенка одевать, обувать. Я всегда его воспитывала и содержала сама. Сын отслужил срочку и остался в армии по контракту.
У нас ведь перспектив на селе нет, работы нормальной не отыскать, поэтому он решил стать профессиональным военным. И я сама понимала, что в деревне работы нет. А что сейчас молодежь у нас делает? Пиво пьет.
Максим у меня мальчишка не такой. Он хотел доказать — я всего сам могу добиться. Когда началась СВО, он с первых дней там оказался. Сейчас перечитываю его сообщения, слушаю звуковые — и плачу.
Последний звонок был от него 26 марта 2022 года, вечером: «Мама, все нормально, не переживай. Ты не болеешь? И начала обзванивать всех ребят, с телефонов которых он мне когда-то звонил. Один из них мне написал: «Я в госпитале.
Что с Максимом — не знаю. Звоните на горячую линию Минобороны, моя мама туда писала и узнавала, как я». На эту горячую линию я каждый день звонила, оставляла заявки. Обращалась и в свой военкомат.
Поначалу мне отвечали, что все в порядке, ваш сын в строю, он не числится ни в списках раненых, ни в списках потерь. Потом дали мне телефон психолога, порекомендовали к нему обратиться. Начала искать его сослуживцев. Один из них мне написал, что 1 апреля был бой.
БТР, в котором было 10 человек, попал под обстрел. Семеро выскочили, а трое нет — в машине сдетонировали снаряды. Настояла на том, чтобы у меня взяли ДНК. Звонила в Ростов, где хранятся тела солдат, почти каждый день.
Но там отвечали, что совпадений нет и обещали обязательно перезвонить, если появятся. И мне позвонили из Ростова. И в июне я поехала, тела не было, в пакете были только кости. Анализ одной из них показал совпадение ДНК с моим на 99,5 процента.
Но меня все мучил вопрос: все свидетели говорили, что в машине оставалось трое ребят, почему нашли только Максима? И до последнего твердила: не верю, что одного достали, а остальных — нет Потом добилась, чтобы вместе пошли к эксперту, который проводит экспертизу тел. Снова посмотрели. Я настаивала, что есть кость другой формы и даже цветом отличается.
Эксперт со мной согласился и пообещал ее проверить. Позже оказалось, что в пакете с моим Максимом были останки еще одного мальчика. Его родители тоже смогли попрощаться с сыном. А если бы я не настояла на своем, возможно, парня никогда бы и не нашли.
Перевозку, похороны я полностью организовала сама и оплачивала за свой счет. В сельсовете меня попросили все чеки сохранять и пообещали какую-то часть компенсировать. Отца на церемонии я не видела, хотя он все знал. После мне позвонили из военкомата и сказали написать заявление на материальную помощь.
Мне вообще было не до этого, в таком я была разбитом состоянии, но оказалось, что отец уже написал такое заявление «Не имеет права называть себя отцом» Светлана, город Батайск, Ростовская область: Я сама из Воркуты, там вышла замуж. В 2002 году родился сын Валентин, а затем — дочь Мария. Когда сыну было три годика, а дочке — год, муж от нас ушел. Мои родители вышли на пенсию, переехали в Ростовскую область и забрали меня вместе с детьми.
В 2010 году я снова вышла замуж. Муж принял детей как своих родных, вместе воспитывали и растили их. Биологический отец не объявился, участия в их жизни не принимал. После развода я подавала на алименты.
Но первые годы он то платил, то не платил. Суммы были смешными. Когда вышла замуж, то даже это перестало приходить. Я однажды позвонила приставам с вопросом — почему не платит?
Мне ответили — ну как же, вам регулярно все поступает, внимательно посмотрите счет. И точно — ежемесячно по 200-250 рублей на двоих детей. Оказывается, бывший муж стоял на бирже труда, получал пособие по безработице, с которого и выплачивали алименты. То есть официально он платил, а на деле на эти деньги даже два пирожка детям нельзя было купить.
Биологический отец к детям не приезжал, общения с ними не искал. Вернее, один раз попытался. У Вали день рождения сразу после Нового года. И накануне 14-летия ребенка отец ему написал, пригласил в гости, пообещал показать Воркуту и подарить компьютер.
Из поездки сын вернулся разочарованным и без подарка. С дочкой же биоотец вообще никогда не общался. В 2021 году сына призвали в армию, а через полгода он там подписал контракт. Его не стало 24 марта 2022 года в Ирпени под Киевом.
Об этом нам сообщили практически сразу. Биологическому отцу я сообщила, что случилось, позвала попрощаться. Просила помочь биопапу, но он отказался. Все делал мой муж, которого Валя всегда считал и называл папой.
Муж одел сына в парадную форму, купил для него самый красивый гроб, который был. Потому что привезли в цинковом. Папаша не дал ни копейки, сказал, что у него ничего нет.
Дмитрия и других военных отправили на позиции в Соледар. Находясь в зоне боевых действий, он не падал духом и подбадривал родных: «Мама, не плачь. Я вернусь». Боец планировал вернуться домой надолго, так как нужно было менять пластину в ключице, после чего проходить реабилитацию. Но в последний раз Дмитрий вышел на связь 25 августа. И все так же жизнерадостно говорил о скорой встрече, что все будет хорошо.
В 2019 году погиб его отец, и мама отвезла сына бабушке в Винницкую область на Украину, а забрать не смогла — был введён запрет на въезд российских граждан на Украину. Я благодарю всех, кто помогал нам для его возвращения домой», — рассказала Александра. Воссоединение мамы с вернувшимся сыном Никитой девяти лет состоялось в ночь на вторник. По ее словам, сын находился на Украине еще с 2019 года. Мальчик вернулся в Москву рейсом из Стамбула.
Мама, я нахожусь в плену в Российской Федерации, в России. Все хорошо, ждем, когда будет обмен, надеюсь, скоро вернусь домой», — сказал в разговоре с матерью Александр Басальский, который попал в плен на запорожском направлении. Он добавил, что после возвращения не вернется в ВСУ. Другие взятые в плен украинцы тоже сообщили своим родственникам, что с ними все в порядке, и они обязательно в скором времени вернутся домой.
«Не дали даже попрощаться». Пенсионерку из Украины не пустили в Россию повидать дочь и внуков
Ana надеется вернуться в Dota 2, но не в составе OG. «Я НЕ ВЕРНУСЬ В УКРАИНУ» Гражданин Украины почти стал очередной жертвой киевского режима, но принял правильное решение искать спасение в России. Девятилетний мальчик Никита Жулин в ночь на вторник, 19 декабря, прибыл в Москву с Украины, где находился без матери с 2019 года. Долгожданное воссоединение матери и ее малолетнего сына произошло в Белгородской области. Например, пользователь может написать сообщение другу: «Мама Я Не Вернусь С Украины В Телеграмм, если не вернусь, значит, забери мои книги».