Появился новый механим кеширования 31.05 - Библиотека переехала на новый сервер 02.10 - Заработала система рассылки новостей! Никогда не понимала зачем целый день повторять одни и те же новости, оказывается, что аудитория сильно меняется в течение дня и перетекает. После начала 2000-ных крупных исследований и измерений в теории не проводилось. Джордж Бернард Шоу Книги. 3. «Святая Иоанна» Джорджа Бернарда Шоу, краткое содержание. 22 июля в Орловской библиотеке им. Бунина открылась книжная выставка, посвящённая английскому драматургу Джорджу Бернарду Шоу.
Авторизация
- Бернард Шоу. Письма Наука 107352180 купить в интернет-магазине Wildberries
- Текущий номер
- Книги Бернарда Шоу на сайте Топ книг
- Шоу Бернард - все книги автора
- Шоу Бернард - Деревенское сватовство
- Гениальные слова Бернарда Шоу, которые могут изменить жизнь
Эпистолярное наследие Шоу
This edition has a preface by Oscar-winning actress Judi Dench. Pygmalion was first performed in 1914 and was an instant hit which then inspired the hit musical and award winning film, My Fair Lady. It tells the story of Eliza Doolittle and Henry Higgins, who tries to elevate a feisty flower girl out of her working-class roots and into high society.
Кроме того, в библиотеке есть несколько книг, связанных с биографией Шоу. Автор биографии делает попытку проникнуть в духовный мир писателя. Библиотека готова принять посетителей со вторника по субботу с 11:00 по 19:00.
Выходные дни воскресение и понедельник. При посещении библиотеки необходимо соблюдать социальную дистанцию и быть в средствах индивидуальной защиты маска и перчатки.
Мать и две сестры будущего драматурга отправляются за ним, Бернард же остаётся с отцом. В 1876 году младшая из двух сестер Шоу умирает от туберкулеза. Бернард отправляется в Лондон дабы проститься с ней. Дублин он посетил лишь спустя 29 лет. Мир состоит из бездельников, которые хотят иметь деньги, не работая, и придурков, которые готовы работать, не богатея. В Лондоне Бернард Шоу поселился в доме матери. Благодаря помощи Джорджа Ли он сначала устроился в сатирическом еженедельнике, работал репетитором-пианистом, а иногда и певцом.
Много времени он проводил в библиотеке Британского музея, а 1879 по 1880 работал в телефонной компании. Но его влекла литература и все больше внимания он уделял именно этому направлению. Первая пьеса Бернарда Шоу был написана в 1878 году, но она была «пустая» и Бернард даже не пробовал ее опубликовать. Это же касается и первого романа Бернарда Шоу «Незрелость», который писатель окончил 1879 и который был опубликован аж в 1930 году. Живя на помощь матери, он занимался самообразованием и обзаводился полезными знакомствами. В начале 80-х годов он увлекся социалистическими идеями и вступил в «Общество Фабиана», постепенно став одним из его лидеров. А примерно в середине 80-х женился на Джейн Паттерсон, романтические отношения с которой уже продолжались много лет. Первая книга Бернарда Шоу вышла в 1886 году. Это был роман «Профессия Кашеля Байрона», который не имел коммерческого успеха.
Это же касается и последующих романов и пьес Шоу. Более успешна была его карьера критика в различных изданиях, на которой он проработал до 1894 года.
Содержание Том 1. Переводчики: Ольга Холмская, Ю. Корнеева, Нина Дарузес, Е.
Литвинова Первый том Полного собрания пьес Бернарда Шоу включает в себя семь произведений драматурга, созданных им в период с 1885 по 1896 г. Том 2. Корнеева, Е.
Рецензия недели
- Читать книги Бернард Шоу онлайн бесплатно полностью
- О жизни и творчестве Бернард Шоу рассказали в библиотеке № 172
- Шоу, Джордж Бернард — Википедия
- Бернард Шоу: биография автора, новинки, фото - Шоу Бернард | Эксмо
- Биографическая справка
- Бернард Шоу: топ-5 лучших пьес во главе с «Пигмалионом»
Книги и аудиокниги автора: Бернард Шоу
Бернард Шоу, книги которого нацелены на изобличение внутренней нечистоты героев, по-чеховски исследует души и разбитые сердца действующих лиц своего романа, которые бездумно растрачивают культурное наследие нации. Бернард Шоу. Жанры/тематика. Художественная литература. В книге представлена беллетризованная биография великого ирландского драматурга, лауреата Нобелевской премии по литературе Джорджа Бернарда Шоу, автора полусотни пьес, многочисленных критических статей, эссе и публицистических книг. 26 июля 1856 года родился Бернард Шоу ирландский драматург, философ и прозаик, выдающийся критик своего времени и самый прославленный – после Шекспира – драматург. Джордж Бернард Шоу родился и вырос в Дублине (Ирландия). Книги онлайн» Облако тегов» Бернард Шоу. библиотека ЛибКат.
Второй после Шекспира. Почему нужно прочесть Бернарда Шоу
Материалы: бумага, картон, лидерин, твёрдый переплёт Размер: 130х200 мм , 3888 страниц О товаре: Подробнее Время изготовления: 1970 — 1979 Описание Джордж Бернард Шоу — известный британский ирландский и английский писатель, романист, драматург, лауреат Нобелевской премии в области литературы. Неповторимый, язвительный, мудрый знаток человеческой природы, блистательный, афористичный - таким он был при жизни, и таким остался в своих произведениях. Содержание Том 1. Переводчики: Ольга Холмская, Ю. Корнеева, Нина Дарузес, Е. Литвинова Первый том Полного собрания пьес Бернарда Шоу включает в себя семь произведений драматурга, созданных им в период с 1885 по 1896 г.
Ведь именно благодаря текстам и книгам мы способны передавать мысли, создавать целые миры, уничтожать вселенные и заставить даже самых черствых людей плакать! Здесь вы можете прочитать интересные книжные топы и рекомендации, узнать новые факты о писателях и книжных новинках, да и просто найти хорошую книгу перед сном. По тегам «Что почитать? Показать полностью Правила сообщества Мы не тоталитаристы, здесь всегда рады новым людям и обсуждениям, где соблюдаются нормы приличия и взаимоуважения.
Интимно-лирическое начало, как начало поэтическое, не выпадало из поля зрения Шоу-драматурга и Шоу-режиссера. Оно занимало вполне определенное место в его драмах и комедиях, как это не раз давал понять Шоу в своих письмах к Баркеру и Патрик-Кэмпбелл. Бездарность не причиняет хлопот, и в спектакле, который нуждается в режиссуре, она образует лучший исполнительский состав. Но мои пьесы требуют не режиссуры, а актерской игры, и притом самой серьезной.
В них должен слышаться гул и хруст подлинной жизни, сквозь который временами проглядывает поэзия. Для этого нужны сказочная энергия и жизненная сила. Монотонное сладострастие красоты, каким упивается тот, кто раболепствует перед искусством, а не владеет им, для моих пьес гибельно». Шоу не недооценивает роли режиссера, но он по-своему эту роль понимает, о чем свидетельствуют его письма, а также очень содержательная и интересная книга английского актера и драматурга Ричарда Хаггета «Правда о «Пигмалионе» 4. В представлении Шоу, режиссер — мудрый и дипломатичный наставник, а не диктатор, сковывающий творческую инициативу автора. Режиссер не натаскивает актера, а направляет к истинному пониманию тех характерных черт, которые определяют внутреннее существо той или иной роли и ее место в целостном ансамбле. В иных случаях, когда такой выдающийся актер, как Бирбом Три, явно вступал в противоречие с литературной концепцией драматурга и истолковывал образ героя «Пигмалиона» Хиггинса в привычном для него стиле «романтизации», Шоу не считал возможным в своем письменном обращении к актеру смягчать саркастичность и жалящую язвительность тона. Уникальные, замечательные в своем роде «Последние предписания», обращенные к Патрик-Кэмпбелл они включены в книгу Р.
Хаггета , говорят не только о бескомпромиссной твердости Шоу в защите своих концепций, но и об его умении убедительно их аргументировать; с ними не могла не согласиться первая и талантливейшая исполнительница роли уличной «замарашки», чудесным образом превращающейся в светскую даму. Драматургу-новатору было очень важно привлечь на свою сторону такую самобытную, темпераментную актрису, как Стелла Патрик-Кэмпбелл, игру которой он в 90-е годы анализировал на страницах «Сатердей ревью». Высоко отзываясь о способности актрисы создавать индивидуальные характеры, восхищаясь ее мастерством и своеобразной манерой игры, Шоу вместе с тем отмечал то, что ему казалось неудачей. В частности, он высказывал свою неудовлетворенность тем, как актриса исполняла роль Джульетты, изображая сознательно рассчитанными приемами настроение, а не страсть. В конце века и завязалась длительная переписка 1899 — 1939 между Шоу и Патрик-Кэмпбелл, а особенно интенсивной стала она в те годы, когда у Шоу появились надежды, что талантливая актриса сможет выступить в роли Элизы Дулиттл, когда человеческое расположение и симпатии к ней заметно и бурно определились. Эта переписка содержит еще одну очень земную и в то же время романтическую историю, легшую в основу известной драматической композиции Джерома Килти «Милый лжец». Письма к Стелле, которую Шоу называет своей Беатриче, полны диссонансов; их общая атмосфера очень изменчива и драматична. Они заключают в себе и страстные, порывистые признания, и укоры совести, говорят и о внутреннем разладе человека, которому очень больно видеть чужое страдание, и о трагическом стоицизме писателя, потерявшего мать и с насмешкой относящегося к факту неминуемого конца.
Здесь есть страницы, полные гневного протеста против бессмысленной кровавой бойни, уносящей человеческие жизни, и размышления о кино и его возможностях в движении запечатлевать «живое очарование» и человеческую красоту, и горькие сожаления, и неизменная преданность той, кого Шоу когда-то называл Беатриче. В «карнавале слов» мастера «словесных узоров», как Патрик-Кэмпбелл называла своего корреспондента, вырисовывается замечательный автопортрет иронического полемиста и бойца, преданного своей общественной миссии, автопортрет человека, про которого говорят, что у него нет сердца: «Я сижу тут, мозги мои работают, как мельничные жернова, я пишу предисловие к давно готовящемуся сборнику моих пьес, отрываясь только затем, чтобы привести в действие мои скорострельные пушки, дабы выстрелить убийственным письмом в гущу какой-нибудь общественной свары. Крутитесь, вертитесь, стучите, колеса; разбивайте головы, ломайте крылья; «слово то Любовь, которую Божественной зовут седые старцы, знакомо тем лишь, кто друг с другом схож, а я среди людей извечно одинок!
Не делай другим то, что ты хотел бы, чтобы они делали для тебя. У вас могут быть разные вкусы.
Непостоянство женщин, в которых я был влюблен, искупалось разве что адским постоянством женщин, влюбленных в меня. Ни один мужчина, который должен сделать что-то важное в этом мире, не имеет времени и денег на такую долгую и дорогую охоту, как охота за женщиной. Природа не терпит пустоты: там, где люди не знают правды, они заполняют пробелы домыслом. Патриотизм — разрушительная, психопатическая форма идиотизма. Патриотизм : убеждение, что твоя страна лучше других потому, что именно ты в ней родился.
Поэтому прогресс всегда зависит от неразумных. Репутация врача зависит от числа выдающихся личностей, которых он отправил на тот свет. Самопожертвование дает нам возможность жертвовать другими без угрызений совести. Вот почему большинство людей боится свободы. Сигарета — это бикфордов шнур, на одном конце которого огонь, а на другом — дурак.
Скажи ему, что на небе 978301246569987 звёзд, — и он поверит. Но скажи ему, что эта скамейка только что выкрашена, — и он непременно потрогает её пальцем. Теперь, когда мы научились летать по воздуху, как птицы, плавать под водой, как рыбы, нам не хватает только одного: научиться жить на земле, как люди. То, что мы называем успехом, в действительности является компенсацией всякого человека, который обделен талантом. Только смех беззлобно казнит дурное и укрепляет добрые отношения, не распуская слюней.
Бернард Шоу (пьесы)
список книг по порядку, биография. Биография. Джордж Бернард Шоу родился в Дублине 26 июля 1856 года в семье Джорджа Шоу, торговца зерном, и Люсинды Шоу, профессиональной певицы. show5. Джордж Бернард Шоу – единственный человек, удостоенный и Нобелевской премии в области литературы, и премии «Оскар». Выдающийся критик своего времени и самый прославленный – после Шекспира – драматург, писавший на английском языке. Бернард Шоу / Bernard Shaw. Полная биография, самые интересные факты из жизни и последние новости об авторе. Шоу, Бернард. Полное собрание сочинений. Москва: В. М. Саблин, 1910-1911. Описание. Джордж Бернард Шоу — известный британский (ирландский и английский) писатель, романист, драматург, лауреат Нобелевской премии в области литературы.
Бернард Шоу.Полное собрание сочинений 6 томов
show5. Джордж Бернард Шоу – единственный человек, удостоенный и Нобелевской премии в области литературы, и премии «Оскар». Выдающийся критик своего времени и самый прославленный – после Шекспира – драматург, писавший на английском языке. Письма» Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать. На сайте Топ книг вы сможете все романы и пьесы Бернарда Шоу читать, а так же найдете полную биографию драматурга Бернарда Шоу.
Две страсти Бернарда Шоу
В серии «Лауреаты Нобелевской премии» можно познакомиться не только с пьесами, но и с один из пяти написанных Шоу романов. В данном переводе он назван «Карьера одного борца», в Википедии же упомянут под названием «Профессия Кашеля Байрона» 1886. В сборнике, наряду с самой известной пьесой «Пигмалион», опубликована драма «Святая Иоанна» 1923 , которая считается одной из лучших работ Шоу. Пьеса получила мировую известность и приблизила автора к Нобелевской премии.
Кроме того, в библиотеке есть несколько книг, связанных с биографией Шоу.
К счастью, есть настоящие ценности, которые даже через сто лет не потеряют своей актуальности. Элитные подарочные книги из натуральной кожи продемонстрируют уважительное отношение к адресату и расскажут о безупречном вкусе дарителя. Книги в эксклюзивном переплете станут украшением интерьера или займут достойное место на полке фамильной библиотеки. Вам не придется оборачивать бумагой дорогое издание, ведь трехсторонний золотой обрез убережет его от повреждений. Крепкий корешок с окатанным ручным способом бинтами предотвратит выпадение страниц, а золоченое тиснение не потускнеет и не сотрется с годами.
Книги изготавливаются с любовью и только из самых качественных материалов. Книга Эксклюзивная книга Джордж Бернард Шоу Избранные произведения произведена на оборудовании мастерской family-book, с использованием лучшей настоящей кожи.
Что-то не помню. Да и какая разница?
Мне надо писать статьи, кончать предисловие… Отцы и дети — такова тема моего предисловия. Несчетные слезы, пролитые детьми, остались не отомщены. Я превращу эти слезы в кипящую серную кислоту и волью в душу их угнетателей». Как ни был Шоу с головой погружен в свои творческие и общественные дела — они занимали, по его словам, девять десятых его жизни, — он все же находил время навестить Стеллу или направить ей очередное послание; их переписка так много говорит о темпераменте Шоу, о его человеческих привязанностях и увлечениях.
Книгу завершает раздел, содержащий письма Шоу к американке Молли Томпкинс 1921 — 1945 , прибывшей в 20-е годы в Европу и пробовавшей силы на театральном поприще, в драматургии и живописи. Отечески добрыми советами и наставлениями, иногда сурово критическими, но неизменно доброжелательными, Шоу пытался руководить шагами своевольной и довольно эксцентричной молодой женщины, высказывая в письмах интересные мысли об искусстве актера и живописца и призывая усердно работать над собой. Среди добрых пожеланий — совет не порывать корней с родной почвой. Американец, чьи корни вырваны из родной почвы, чахнет…» — проницательно предостерегал Шоу Молли Томпкинс, дарование которой так по-настоящему и не развернулось.
Насколько непоколебимы были симпатии позднего Шоу к первой стране социализма, показывают многие его высказывания в печати и в письмах. Касаясь утверждений итальянских газет, что он будто бы разочаровался в России и недоволен поездкой в СССР, Шоу писал Молли Томпкинс 13 августа 1931 года: «Чудовищная ложь. Здесь, наоборот, шум из-за того, что я превозношу Россию до небес; моя поездка туда кажется мне сейчас на редкость веселым сном, в жизни моей я не получал от путешествия такого удовольствия. Я был принят как Великий Старец Социализма — улыбался, махал рукой, позировал, произносил речи.
Все это едва ли в Вашем вкусе. Но именно это сделало наше пребывание там особенно приятным». Со всей определенностью Шоу подчеркивает, что поездка носила Политический смысл. Ни один серьезный исследователь не сможет пройти мимо богатейшего эпистолярного наследия Шоу.
Чем больше погружаешься в изучение его обширной переписки, тем ясней вырисовывается общая панорама жизни и творчества писателя, его симпатии в антипатии, увлечения и пристрастия, сложная эволюция его идейно-эстетических взглядов. Открываются новые грани в его общественно-философских устремлениях и литературных исканиях, а это помогает полнее оцепить произведения, созданные пером крупнейшего мастера литературы. Выход в свет «Писем» Шоу — событие радостное. Приятно отметить высокую культуру издания, тщательную подготовку текста и научного аппарата.
Удачен состав тома: из обширного эпистолярного наследия Шоу взято именно то, что в первую очередь представляет наибольший интерес для советского читателя.
Том 4. Звавич Четвертый том содержит произведения, написанные в 1910-1917 гг. Том снабжен комментариями, раскрывающими творческую и сценическую историю пьес.
Том 5. Том 6. Галина, Елена Голышева, А.
Бернард Шоу. Письма
До двадцати трех лет он все еще трудился в разных конторах, но мечтал писать, и трудно понять, почему, обладая не только умом, но и с юности — таким оригинальным стилем, с 1876 по 1885 год он смог выручить за свое сочинительство всего шесть фунтов стерлингов. За это время он написал пять романов, но все они были отвергнуты издателями. Впрочем, от своего безденежья Шоу не страдал: «Не могу утверждать, что я познал настоящую бедность, скорее, наоборот. Прежде чем я стал зарабатывать на хлеб насущный литературным трудом, я имел доступ к замечательной библиотеке Британского музея.
И к прекрасной картинной галере рядом с Трафальгарской площадью. Чего большего мог бы я желать, будь я богат? Что я мог бы купить?
Но я не курю. Я его не пью. Тридцать сверхмодных костюмов?
Но облачись я в такую одежду, те, чье общество я так старательно избегаю, немедленно пригласили бы меня на обед. Они опасны. Сегодня у меня есть возможность приобрести все это, но я ничего не покупаю точно так же, как когда был бедным.
К тому же я наделен воображением. Сколько я себя помню, стоило мне лечь в постель и закрыть глаза, я становился тем, кем мне хотелось, и делал все, что мне заблагорассудится. К чему тогда мне жалкая роскошь Бонд-стрит, мне, Джорджу-Бернарду Сардонапалу?
Благодаря одному из приятелей он наконец сумел пробиться в газеты сперва как художественный критик, потом как музыкальный, ну и, наконец, как театральный обозреватель. Но главным образом, стал известен как журналист, который подписывался инициалами Дж. Он написал книгу о Вагнере «Совершенный вагнерианец», где превратил легенду о Нибелунгах в манифест социализма.
Присущий ему иронический стиль ощущается в первых же его статьях: «Чтобы меня услышали, — писал он, — мне пришлось корчить из себя полоумного, что-то вроде королевского шута, которому дозволено больше, чем остальным». Слава драматурга пришла к нему в конце 19-го века после издания сборников пьес, к которым он писал изумительные пространные теоретические предисловия. По мере того, как благодаря богатству воображения, оригинальности мысли и блеску остроумия рос драматург Бернард Шоу, в сознании английской публики возникал совсем непохожий на него персонаж, которого сам Шоу обозначал как Дж.
Этот Дж. Похоже, всю свою жизнь Шоу полагал, что ради его собственных интересов и из чувства долга он обязан говорить англичанам всю горькую и неприкрытую правду; всем своим творчеством он надсмехался над ними. С необъяснимым постоянством Шоу внушал американцам весьма нелестные для них истины: «Я очень старался не писать ни единого учтивого слова о Соединенных Штатах.
В итоге они меня обожают и будут обожать до тех пор, пока в порыве сентиментальности, присущей старикам-маразматикам, я не выскажу что-то лестное в их адрес, и тогда они заподозрят во мне банального бумагомарателя и немедленно от меня отвернутся». Впрочем, трудно даже вообразить, как сильно сарказм Шоу переделал английского зрителя, а театр Бернарда Шоу освободил умы от викторианского образа мысли. Мысль его целенаправлена и глубока.
Он борется за свои идеи, а не за утверждение собственной личности. Сентиментальность — вот кто истинный враг.
Он был, по всей вероятности, довольно способным клерком, хотя однообразие этой работы надоедало ему. Он научился аккуратно вести книги учета, а также писать вполне разборчивым почерком.
Все написанное почерком Шоу даже в преклонные годы было легко и приятно читать. Это сослужило Шоу хорошую службу впоследствии, когда он стал профессиональным писателем: наборщики горя не знали с его рукописями. Когда Шоу было 16 лет, его мать убежала из дома с любовником и дочерьми. Бернард решил остаться с отцом в Дублине.
Он получил образование и поступил служащим в контору недвижимости. Этой работой он занимался несколько лет, хотя она ему не нравилась. В 1876 году Шоу уехал к матери в Лондон.
Надо питаться правильно, разнообразно… Он отшутился, но Шарлотта была настойчива: если сами не можете следить за собой, переезжайте ко мне, я возьму на себя эти труды! Он с минуту думал, а затем пробормотал, что молодой женщине не стоит себя компрометировать. Чтобы избежать досужих разговоров, надо пожениться! Шарлотта кивнула и велела прислуге собирать его вещи.
Так в 1898 году и состоялся этот фантастический и невообразимый мезальянс. Шоу было уже за сорок, он много писал, но с точки зрения общества был типичным неудачником, еле сводящим концы с концами, а также «социалистом, ирландцем, наглецом». Бернард Шоу возле своего дома в Хартфордшире. Тоже за сорок, не красавица, социалистка… Правда, в 34 года она стала обладательницей наследства всей семьи и была весьма богата. Они договорятся «на берегу», что в случае смерти Шоу она положит его матери пенсию. Мог ли кто предположить, что вскоре Бернарду Шоу будет рукоплескать вся Европа, он станет Нобелевским лауреатом, а имя его будут писать рядом с именем Шекспира? Перед свадьбой он писал актрисе Эллен Терри: «Моя прекрасная ирландка с зелеными глазами мне начала настолько нравиться, что влюбляться в нее было бы лишним...
Но она меня не любит. Она умная женщина и знает цену своей неограниченной самостоятельности». В итоге он относился к ней с понимающим терпением, особо не задумываясь о ее существовании и чувствах — так на кухне годами может стоять табуретка. Но однажды в одном из альбомов он найдет фото 22-летней Шарлотты. Ее красота потрясет его. Что могло ее так изменить? Перед свадьбой она, конечно, говорила ему, что роман со шведским писателем разбил ей сердце.
Но это была чушь! У нее же теперь был он, Шоу! А разве это не счастье само по себе? Их супружеские отношения были странными. Шарлотта не скрывала, что асексуальна. Но это Шоу... Он не особо интересовался вопросами интимной жизни.
Возможно, «мужская сила» не была его козырем... Ведь все его влюбленности не переходили черты, за которой разливались страсти. Брак дал им обоим то, что нужно: ей — мужа, разделявшего ее взгляды, ему — тихую жену и деньги. Потом он думал — может, Шарлотта и правда любила его?
Как и большинство великих писателей, Бернард Шоу преодолел множество преград на пути к известности и признанию.
Автор появился на свет 26 июля 1856 года в Дублине в многодетной семье разорившегося торговца и певицы. У родителей не было средств, чтобы дать Шоу хорошее образование. Юноша посещал дублинский колледж Уэсли, а затем протестантскую школу. В двадцать лет Бернард Шоу переехал в Лондон, твердо решив стать писателем. Будущий драматург занялся самообразованием, много времени проводил в библиотеке Британского музея.
Чтобы заработать на жизнь, он работал внештатным корреспондентом в различных журналах.
Бернард Шоу: «Пигмалион» и еще четыре лучших пьесы о людях и пороках
Об этом подробно рассказал журналист и писатель Бенни Грин в книге «Чемпионы Шоу», изданной в 1979 году в Лондоне. Шоу выступал в среднем весе. Именно занятия боксом дали начинающему тогда писателю богатый материал для написания романа о боксерах «Профессия Кэшеля Байрона», тепло встреченного такими писателями как Роберт Стивенсон и Уильям Моррис. Учитель Шоу — Нед Доннели, первым преподавший писателю уроки бокса, — выведен в романе под именем Неда Скена. Драматург часто любил сам вести машину, забирая руль у личного шофера. Однажды, когда он вел машину по очень неровной и извилистой дороге со многими поворотами, у него неожиданно возникла тема для новой пьесы. Неожиданно шофер вырвал у восторженного Шоу руль. Шоу часто любил сам вести машину, забирая руль у личного шофера Один писатель пригласил Бернарда Шоу на премьеру своей новой комедии. Когда они прибыли в театр, контролер согласился пропустить только автора пьесы, а Бернарда Шоу ни за что не пропускал.
В очередной раз мы наталкиваемся на мудрые слова о том, как важно в современное время уметь промолчать, внимательно кого-то выслушать, сохранить чужой секрет, не пересказывать чужие сплетни, лишний раз «прикусить язык» в тот момент, когда мы собрались кого-то обидеть или сказать какие-то неприятные слова. Не торопитесь говорить! Патриотизм — это, по сути, убеждение в том, что конкретная страна является лучшей в мире, потому что вы родились в ней. Шоу бросает вызов слепому патриотизму, поощряя более широкий взгляд на разнообразие и ценность всех наций. Мудрость людей измеряется не их опытом, а способностью его приобретать. Эти слова Бернарда Шоу содержат критический комментарий о редкости людей, которые умеют думать, критически мыслят, готовы анализировать свои слова и поступки. Ты не научишься кататься на коньках, если боишься быть смешным. Лёд жизни скользок.
Проблемы должны заставлять тебя действовать, а не вгонять в депрессию. Шоу подчеркивает, что проблемы должны мотивировать к действию и решению проблем, а не вызывать эмоциональный стресс и бездействие. Самое важное — это навести порядок в душе. Соблюдаем три «не»: не жалуемся, не обвиняем, не оправдываемся. Умение воздерживаться от негативного поведения, такого как жалобы, обвинения и самооправдание приведет к спокойствию и к гармонии в душе, рождая внутренний покой и благодарность. Как же ты меркантилен, мой друг. Запомни: всё, что можно купить за деньги — уже дёшево!
Его излюбленные сентенции намеренно опровергают прописные истины: «Не делай другому то, чего желаешь себе, ведь у вас могут не совпадать вкусы. Отведай все возможные и непременно поддавайся тем, что придутся тебе по душе. Чтобы понять Шоу, нужно видеть в нем ирландца и, прежде всего, протестанта. Шоу охотно подвергает осмеянию тех, кто считал его пуританином. Но своим аскетизмом он и впрямь напоминает пуританина. Он не пьет спиртного, воздерживается даже от чая и кофе. Не курит и не ест плоти мертвых животных. Семья Шоу, в его описании, выглядит весьма необычно. Отец был мелким служащим и с трудом сводил концы с концами, получая крошечную пенсию и занимаясь торговлей, впрочем, достаточно непрофессионально. Именно наблюдая за нравами собственной семьи, Шоу, как некогда Стендаль, научился презрению и выказывал его с жестокой прямолинейностью. Мать Бернарда Шоу, моложе мужа по меньшей мере лет на двадцать, была женщиной умной и отличалась редкой музыкальностью; она хорошо пела и выступала на сцене. С детства Бернард Шоу любил напевать арии из опер и благодаря своим знаниям в этой области в начале литературной карьеры подвизался как музыкальный критик. Подростком его забрали из школы, «где он обычно был самым отстающим», и он поступил на работу младшим клерком в дублинскую торговую контору с годовым окладом восемнадцать фунтов. Ему там не нравилось, но поскольку, с одной стороны, родившись кальвинистом, он усвоил истину, что человек не способен противиться предопределению свыше, а с другой, родившись ирландцем, понял «тщетность того, что не является истинным предназначением в жизни», то все бросил и последовал за матерью, уехавшей из Ирландии в Лондон. До двадцати трех лет он все еще трудился в разных конторах, но мечтал писать, и трудно понять, почему, обладая не только умом, но и с юности — таким оригинальным стилем, с 1876 по 1885 год он смог выручить за свое сочинительство всего шесть фунтов стерлингов. За это время он написал пять романов, но все они были отвергнуты издателями. Впрочем, от своего безденежья Шоу не страдал: «Не могу утверждать, что я познал настоящую бедность, скорее, наоборот. Прежде чем я стал зарабатывать на хлеб насущный литературным трудом, я имел доступ к замечательной библиотеке Британского музея. И к прекрасной картинной галере рядом с Трафальгарской площадью. Чего большего мог бы я желать, будь я богат? Что я мог бы купить? Но я не курю. Я его не пью. Тридцать сверхмодных костюмов? Но облачись я в такую одежду, те, чье общество я так старательно избегаю, немедленно пригласили бы меня на обед. Они опасны. Сегодня у меня есть возможность приобрести все это, но я ничего не покупаю точно так же, как когда был бедным. К тому же я наделен воображением. Сколько я себя помню, стоило мне лечь в постель и закрыть глаза, я становился тем, кем мне хотелось, и делал все, что мне заблагорассудится. К чему тогда мне жалкая роскошь Бонд-стрит, мне, Джорджу-Бернарду Сардонапалу?
Ну что, вы простили меня? Она снова села, недовольная, видимо, что мне удалось извиниться. Я пододвинулся к ней. Она нетерпеливо постукивала по полу каблучком. Я понял, что ее раздражает каждый мой жест, каждый взгляд, каждое слово. Бели ваш дядя велел вам скрывать от меня… — Он ничего не велел мне скрывать от вас. И если вы так желаете знать… — Прошу извинения. Я ничего не желаю знать. И сожалею, что задал этот вопрос. Вы вдвойне пожалеете, услышав мой ответ. Я промолчала только из жалости к вам. Значит, в Ирландии нет человека, на которого можно надеяться. Никогда не поверил бы этому со слов женщины, ну а вам не могу не верить. А если хотите знать, что он о вас думает, пожалуйста, я скажу, а понравится вам или нет — дело ваше. Он велел мне быть терпеливой с вами, сказал, что вы не в своем уме и родные послали вас к нам сюда, чтобы вы беды не наделали. Лучше бы я откусила себе язык. Мне кажется иногда, — спаси меня господь и помилуй! Вашего дядю ввели в заблуждение слухи о помешательстве в нашем семействе. Действительно, мои родные по большей части безумны. Что до меня, я не только в здравом уме, но — единственный разумный человек в Великобритании, носящий фамилию Легге. Сейчас, чтобы устранить окончательно ваши сомнения, я расскажу вам то, о чем не должен рассказывать, и тем постараюсь сравняться с вами в искренности. Я здесь отнюдь не для поправки здоровья и не как праздный турист. Я приехал сюда, чтобы обследовать чудо. Кардинал, человек проницательный хотя и не без предрассудков , изо всех кандидатов выбрал меня, чтобы проверить на месте сообщение отца Хики. Как вы думаете, поручил бы он столь важное дело безумцу? Кто же смеет не верить словам моего дяди! Значит, вы просто шпион, грязный доносчик! Я вздрогнул. Быть может, в Ирландии эти слова могли бы сойти за простую брань, но для английского уха они нестерпимы. Не изгоняйте же из моего сердца доброго гения воспитанности и вкуса, ибо тогда злой гений станет моим полновластным владыкой. Колокол призывает к вечерней молитве. Звон его умягчает тьму ночи, умягчите и вы свою ненависть к человеку, столь восхищенному вами. В ту же минуту за дверью послышались голоса. Вошли священник и Лэнген. Я больше не в силах терпеть… Я обернулся, глядя на Лэигена с фальшивой улыбкой. Ом сбил меня с ног единым ударом, как срубил бы тополь. Я давно раскусила его, он нахальный, он флиртует со мной… Я с трудом вылез из-под стола и поднялся на ноги. Кстати, я попрошу его, когда он другой раз захочет выступить в роли сукновальной машины, избрать для себя объект, более соответствующий ему по физическим данным. То, что сказала ваша племянница, отчасти правда. Да, я шпион кардинала, и в этом качестве уже направил ему доклад, подтверждающий истинность происшедшего у вас чуда. Завтра утром сюда, в согласии с моим предложением, приедет комиссия, которая примет соответствующее решение. Я полагал, что выводы членов комиссии будут более авторитетными, если она прибудет внезапно. Мисс Хики, я восхищаюсь всем, что достойно в вас восхищения, и это значит лишь то, что во мне живет чувство прекрасного. Было бы кощунством с моей стороны говорить, что я вас люблю. Мистер Лэнген, у меня в кармане заряженный револьвер, я ношу его из-за глупого английского недоверия к вашим соотечественникам — ирландцам. Полагаю, что будь деревенским Гераклом я, а вы на моем месте, я был бы сейчас уже мертв. Не волнуйтесь, поскольку это зависит от меня, вы в безопасности. Тут со мной случилась ужасная вещь. Почувствовав головокружение, я схватился за лоб и увидел кровь на кончиках пальцев. Мгновенно меня охватило бешенство. Во рту у меня был вкус крови, кровь слепила глаза, — мне казалось, я весь утопаю в крови. Рука потянулась к оружию. Обычно во власти порыва я действую безотлагательно. К счастью, на этот раз влечение к убийству было погашено вдруг осенившей меня чудесной идеей. Я понял, как отомщу этим зазнавшимся хвастунам. Кровь отхлынула от висков, я снова обрел способность слышать и видеть. Честь отца Тома мне дорога, как собственная, и, если вы на нее покусились, значит, вы — лжец. Вам угодно помериться со мной силами?.. Разве что вы обратите вспять наше святое чудо. Я поклонился Кэйт и вышел из дому. В саду было так темпо, что я не мог различить даже калитки. Пока я искал ее, до меня донесся голос отца Хики: «Я охотно отдал бы, Фил, десять фунтов, чтобы всего этого не случилось. Ведь он совсем сумасшедший. Кардинал мне так и сказал». Я вернулся домой, облился холодной водой, чтобы смыть кровь со спины, потом немного поел. Встряска была изрядной, и я все еще чувствовал слабость и головокружение. На каминной полке стоял будильник. Я завел его и поставил стрелку на половину первого. Потом укутал его полотенцем, чтобы звон никого не поднял за стеной, и улегся спать. Я проспал крепким сном час с четвертью. Зазвонил будильник, и я разом вскочил с постели, еще не проснувшись как следует. Стоило мне хоть минуту промедлить, и сон свалил бы меня. Хотя спина у меня еще сильно болела и руки тряслись от озноба, вызванного этим внезапным подъемом от сна, я быстро оделся, освежился глотком воды и, осторожно ступая, вышел во двор. В темноте, пробираясь ощупью, я разыскал хлев и взял там заступ и тачку, на которой положил мешки с картофолем. Я тащил их сперва на плечах, пока не отошел подальше; потом положил заступ в тачку и покатил ее по дороге на кладбище. Подойдя к реке, где, как я уже раньше выяснил, ночью было пустынно, я покатил свою тачку смелее, не заботясь более — скрипит колесо или нет. На другом берегу фосфорические огоньки окружали одинокую могилу Адского Билли. Ориентируясь по ним, я нашел паромную пристань, потом, споткнувшись раз или два в темноте, разыскал лодку паромщика, погрузил в нее тачку и оттолкнулся от берега. Держась за канат, я без труда пересек реку, привязал лодку, вытащил тачку на берег и сел отдохнуть на груду камней у могилы. Я сидел так не менее четверти часа, глядя на блуждающие огни, и набирался сил для предстоящей работы. Церковный колокол вдалеке отзвонил час ночи. Я поднялся, взял свой заступ и через десять минут отрыл гроб, который нестерпимо смердел. Держась наветренной стороны и пользуясь заступом, как рычагом, я с превеликим трудом взгромоздил гроб на тачку. До берега я докатил ее благополучно, но на погрузку тачки и гроба в лодку я потратил, наверное, не меньше чем двадцать минут. Наконец, уперев рукоятку в корму и подняв тачку спереди за колесо, я кое-как занес ее через борт; за это время я несколько раз чуть не перевернул лодку вверх дном, и к концу работы был весь мокрый и в глине. Вытащить тачку на другом берегу и вывезти ее к кладбищу оказалось гораздо легче. Уже было два часа ночи, забрезжил рассвет, и работать стало не так тоскливо. Я подкатил гроб к небольшому глинистому участку, который приметил еще вчера у самой могилы святых монахинь. Работая, я постепенно размялся. Спина перестала болеть. Я усердно копал и очень скоро отрыл небольшую траншею, достаточную, чтобы принять гроб. Прохладное жемчужно-серое утро разогнало ночную тьму. Стало видно на мили вокруг, и меня тоже, наверно, кто-нибудь мог приметить. Это было опасно. Надо кончать поскорее. Я чувствовал все же, что, не отдышавшись, не смогу опустить гроб в траншею. Вытерев руки, я осушил лоб платком и огляделся вокруг. Надгробие урсулинок, каменная плита на четырех массивных шарах, стала седой от росы. Рядом стоял куст боярышника, и лоскуты на нем, те, что были новее, становились все более нарядными в сиянии, шедшем с востока. Надо кончать. Я взялся за тачку, подъехал вплотную к траншее и, осторожно орудуя заступом, стал толкать гроб в могилу, пока он не ухнул туда с глухим протестующим шумом, словно покойник хранил еще свою хмельную строптивость. Торопясь изо всех сил, я стал кидать землю в траншею. Через четверть часа могила была засыпана. Через десять минут над могилой высился ровный холмик и участок вокруг был в образцовом порядке. Я бросил заступ на землю и обозрел результаты своих трудов с облегчением и торжеством. В ту же минуту я ахнул от ужаса: я стоял на пустынном, поросшем дроком лугу. Никаких следов кладбища не было и в помине, возле меня возвышалась могила Адского Билли, одинокая, как и прежде, а рядом — тачка и заступ. Я обернулся к реке. На том берегу лежало кладбище, окруженное глинобитной стеной с проломами, и ясно виднелась могила монахинь-урсулинок. Ветерок шевелил лоскуты на кусте боярышника. А вон и полуразрушенная часовня. Ни один камень не выпал из ее древних стен, и ничто не показывало, что она стоит на земле менее прочно, чем холмы по-соседству. Я поглядел на могилу рядом со мной и от души посочувствовал бедному Уолфу Тону Фицджеральду, которого так невзлюбили святые праведники. Хотя все случилось в точности как я рассчитал, я все же не мог отделаться от невольного изумления. Но птицы уже щебетали, где-то кричал петух. Мой хозяин любил вставать спозаранку. Забрав заступ и тачку, я поспешил домой, чтобы спрятать их снова в хлеву. Потом, осторожно ступая, я прошел к себе в комнату, сменил сорочку, переобулся, надел пальто и цилиндр. У меня снова был цивилизованный вид. Я вышел из дому, освежил лицо холодной водой, бросил прощальный взгляд на кладбище и зашагал в Уиклоу, откуда первый же поезд увез меня в Дублин. Через несколько месяцев, в Каире, я получил по почте пачку ирландских газет и вырезанную передовую статью из «Таймса», посвященную чуду. Отец Хики понес достойную кару за свое негостепрпимство. Комиссия, прибывшая в Фор-Майл-Уотер вслед за моим отъездом, нашла кладбище на том же самом месте, где оно стояло всегда. Растерявшийся отец Хики пытался представить комиссии какие-то объяснения, приведшие лишь к тому, что все чудо было тут же объявлено грубой мистификацией. Комментируя эти события и приводя другие примеры бессовестности церковников, газета писала: «Мы рады сообщить читателям, что преподобный Хики смещен церковным начальством с поста приходского священника в Фор-Майл-Уотер. Прискорбно, однако, что сторонники мистера Хики умудрились собрать двести подписей под абсурдной петицией, где утверждается, что священник был прав». Пьесу, как обычно, я написал сам, — это была сказка в трех действиях и ее сюжет строился на том, что герой, молодой персидский принц, владел волшебньш рогом. Мои произведения настолько хорошо известны, что вряд ли есть необходимость подробно рассказывать содержание сказки. Следует только напомнить читателю, что в центральной сцене второго акта праздник нарушается звуками рога, доносящимися из недр магнитной горы, куда принца заточила злая фея. Изобразить звуки рога должен был музыкант, игравший на корнет-а-пистоне в оркестре моего полка; мы условились, что он будет находиться не на сцене, а внизу, в холле, чтобы создать необходимое впечатление, будто звуки доносятся очень издалека. Нечер начался замечательно. Конечно, мои гости испытали вполне естественное разочарование, узнав, что я сам не играю в спектакле, но охотно простили меня, когда я извинился и в свое оправдание сослался на то, что мне приходится выполнять двойные обязанности — хозяина и режиссера. Лучшее место в зрительном зале занимала красавица Линда Фицнайтингейл. Соседним стулом, который я предназначал для себя, весьма бесцеремонно завладел Порчерлестер из двенадцатого пехотного полка, довольно милый молодой человек, наделенный некоторыми музыкальными способностями и сладеньким баритоном, который он имеет слабость выдавать за тенор. Любовь Линды к музыке граничит с фанатизмом, поэтому благодаря своему единственному достоинству Порчерлестер имел в ее глазах преимущество перед более солидными и зрелыми мужчинами. Я твердо решил прервать их беседу, как только освобожусь. Но это случилось не так скоро, ибо в дни домашних спектаклей я взял себе за правило лично проверять, все ли необходимое находится под рукой и на своем месте. Наконец мисс Ватерлоо, игравшая роль героини, пожаловалась, что моя беготня действует ей на нервы, и попросила меня пойти в зал отдохнуть. Я охотно подчинился и поспешил к Линде. При моем появлении Порчерлестер встал и произнес: — Я заглянул бы за кулисы, если, разумеется, туда пускают посторонних. Малейшая перестановка… — Хорошо-хорошо, — перебил он меня. Я буду все время держать руки в карманах. Ну, а как продвигаются ваши музыкальные занятия? Ах, полковник Грин, вы знаете Серенаду Шуберта? Ди-дли-ди-дам, дии-ди-дли-ди-дам, дии-дам, дии-дли-ди-ди-ди — кажется, что-то в этом роде? А мистер Порчерлестер поет ее? Но ему удаются только пошленькие романсы. А то, что требует серьезного отношения, глубины чувства, зрелого понимания, как, например… — Да, да. Я знаю, вы считаете мистера Порчерлестера легкомысленным. Так вам нравится эта Серенада? Собственно говоря… А вам она нравится? Я очарована ею. Я только ею живу последние три дня. Надеюсь, я буду иметь удовольствие услышать ее в вашем исполнении по окончании нашего маленького спектакля. О, я не осмелюсь! А вот и мистер Порчерлестер. Сейчас я возьму с него слово, что он споет ее нам. Если он не придет, пьеса погибла. Поспешно извинившись перед Линдой, я торопливо спустился в холл. Корнет-а-пистон лежал там на столике. Значит, Порчерлестер прибег к бесчестному обману, чтобы избавиться от меня. Я уже хотел вернуться и потребовать объяснений, но тут мне в голову пришло мысль, что корнетист мог оставить здесь свой инструмент после утренней репетиции, а сейчас и в самом деле не пришел. Однако слуга, которого я позвал, доложил мне, что солдат с военной точностью явился ровно в половине восьмого. Согласно моему приказанию, его провели в смежный с холлом зал, где был накрыт ужин, и дали ему стакан вина и сандвич. Значит, Порчерлестер обманул меня. Слуга вернулся к своим обязанностям, оставив меня в холле наедине с моим гневом, и тут, сам не знаю почему, я принялся разглядывать блестящий медный инструмент, лежащий на столе. Среди неодушевленных предметов, которые окружали меня, корнет как-то особенно выделялся своей молчаливостью и неподвижностью, как будто, затаив грозный звук, он намеренно поджидал случая выпустить его на волю. Я подкрался к столу и осторожно дотронулся указательным пальцем до одного из клапанов. Потом осмелел и нажал на него. Клапан щелкнул. Из зала донесся какой-то шорох, и я с виноватым видом отскочил от корнета. Зазвенел колокольчик суфлера, означавший, что корнетист должен приготовиться. Я не без смущения ждал появления оркестранта, моля бога, чтобы он не заметил, что я, как ребенок, трогал его инструмент. Но он не появлялся. Мое беспокойство усилилось, и я бросился в зал. Там во главе накрытого к ужину стола сидел солдат и спал непробудным сном. Рядом с ним стояли пять пустых графинов. Я схватил его за плечо и сильно встряхнул. Он что-то промычал, пьяно замахнулся на меня и вновь впал в бесчувственное состояние. В гневе поклявшись расстрелять его за этот бунт, я поспешил назад в холл. Колокольчик зазвенел снова. Это был сигнал трубить. На сцене ждали. В этот роковой миг я видел только один путь спасти пьесу. Я схватил инструмент, взял тонкий конец в рот и изо всей силы дунул. Но тщетно — в ответ не раздалось ни звука. Мне стало дурно от напряжения; полированная медь выскальзывала из моих вспотевших рук. Колокольчик вновь настойчиво нарушил губительную тишину. Тогда я сжал корнет, словно в тисках, набрал воздуха, прижал мундштук к губам так, что даже зубы заныли, и с остервенением плюнул в него. Раздался оглушительный рев. У меня чуть не лопнули барабанные перепонки; на люстре зазвенели хрустальные подвески; с вешалки посыпались шляпы; я сжал ладонями раскалывавшиеся от боли виски, и тут солдат — такой бледный, словно трубный глас пробудил его в день Страшного суда, — пошатываясь, вышел из зала и предстал взорам изумленных гостей, высыпавших на лестницу. В течение трех следующих месяцев я изучал искусство игры на корнет-а-пистоне под руководством специалиста. Он раздражал меня своими мещанскими манерами и утомительной привычкой повторять, что «трубка», как он называл корнет, больше чем любой другой инструмент, напоминает человеческий голос, но музыкант он был знающий и добросовестный, и я упорно продолжал занятия, невзирая на возражения соседей. Наконец я осмелился спросить его, достаточно ли я преуспел, чтобы сыграть соло для одного своего друга. Да к тому же вы слишком сильно дуете. Поверьте, сэр, тут не нужно так напрягаться, от этого звук только хуже. А что вы хотите сыграть для своего друга? Он изумленно уставился на меня и покачал головой. Это рассеяло его сомнения. Но даже после усердной практики я исполнял Серенаду весьма неуверенно и с большим трудом. Наконец я все-таки добился успеха. Здесь, дома, вы играете довольно прилично, поупражнявшись перед этим полчасика, но, когда меня не будет рядом, дело пойдет не так гладко, вот увидите. Я не принял всерьез этого совета, разумность которого теперь полностью признаю. Но в то время я был весь во власти давно задуманного плана сыграть Линде Серенаду. Ее дом у северного конца Парк-Лейн был расположен как нельзя более удобно для этой цели; я уже подкупил слугу, чтобы он впустил меня в палисадник перед домом. Как-то в конце июня я узнал, что Линда намерена провести вечер дома и отдохнуть от светской суеты. Это и был тот случай, которого я ждал. В девять часов я положил корнет в дорожный сак и поехал к Мраморной Арке, а дальше пошел пешком. Внезапно я услышал голос Порчерлестера. Не желая подвергаться расспросам, я предпочел опередить его и спросил, куда он направляется. Я не скрываю от вас этого, полковник, потому что вы человек чести и знаете, как она добродетельна. Я обожаю ее. Если бы только я мог быть уверен, что ей нравлюсь, я сам, а не просто мой голос, я был бы счастливей всех в Англии. Когда я смотрю на нее, у меня аж дух захватывает. Вы знаете, я так ни разу не набрался храбрости спеть ей Серенаду Шуберта после того, как она сказала, что это ее любимая вещь! Ей не нравится, как вы поете Серенаду? Я чуть ли не ревную ее к этой проклятой мелодии! Но я готов сделать что угодно, лишь бы доставить ей удовольствие, и завтра ее ждет сюрприз у миссис Локсли-Холл. Я даже брал уроки и работал без устали, чтобы спеть Серенаду по-настоящему хорошо. Только, если увидите Линду, помните: ни слова об этом. Это должно быть сюрпризом. Я знал, что его голос не выдержит сравнения с меланхолической нежностью, угрожающей мрачностью, сдержанной силой, которые искусный исполнитель способен извлечь из инструмента, лежащего в моем саке. Мы простились, и он вошел в дом Лииды. Через несколько минут я был в палисаднике и, укрывшись в тени кустов, смотрел на них — они сидели возле открытого окна. Их разговор не доносился до меня; казалось, Порчерлестер никогда не уйдет. Вечер был довольно прохладный, а земля сырая. Пробило десять часов, четверть одиннадцатого, половину одиннадцатого; я уже почти решил идти домой. Если бы Линда не сыграла на рояле нескольких пьес, я бы просто не выдержал. Наконец они поднялись, и теперь я мог разобрать, что они говорили. Как горячо я согласился с ней! Но вы могли бы спеть мне Серенаду. Ведь я вам сыграла целых три пьесы. Спокойной ночи. Вы вовсе не простужены. Но не важно. Больше я никогда вас об этом не попрошу. Спокойной ночи, мистер Порчерлестер. Раньше, чем я думаю! Если вы приготовили мне сюрприз, я вас прощу. Надеюсь, мы увидимся завтра у миссис Локсли-Холл. Он подтвердил это и поспешил уйти, видимо, боясь выдать свой план. После его ухода она подошла к окну и залюбовалась звездами. Глядя на нее, я забыл о своем нетерпении; зубы мои перестали лязгать. Я вынул корнет из сака. Линда вздохнула, закрыла окно и опустила белую штору. Одного вида ее руки в этот миг было достаточно, чтобы я превзошел все свои прежние достижения. Линда села у окна, и я увидел на шторе ее тень. Она сидела ко мне боком. Мой час настал. Парк-Лейн почти затихла, а Оксфорд-стрит была слишком далеко, и шум движения не мешал мне. Я начал.
В 1930 году, 29 сентября, Джордж Бернард Шоу отказался принять титул пэра.
Home» Новости» Бернард Шоу. Шоу Джордж Бернард (Shaw George Bernard) (1856 г. – 1950 г.) -ирландский драматург, философ, прозаик, выдающийся критик своего времени и самый прославленный драматург второй половины XIX века. Родиной Шоу была Ирландия, он родился в городе Дублин. О музыке. Говоря о газетных статьях великого Бернарда Шоу (1856—1950) на музыкальные темы, автор подробной биографии писателя Хескет Пирсон рискует утверждать: «В первый и последний раз за всю историю английской критики человек. Бернард Шоу (George Bernard Shaw, 1856-1950).
Шоу Джордж Бернард
Полная биография, самые интересные факты из жизни и последние новости об авторе. Шоу Бернард: Новые книги. Всего книг: 80. автор 158 книг.