Новости рубинштейн лев семенович

Поэт и общественный деятель Лев Рубинштейн госпитализирован в НИИ скорой помощи имени Склифосовского после ДТП в Москве. Поэту и публицисту Льву Рубинштейну провели операцию, его состояние оценивается как тяжелое и нестабильное. Об этом 9 января сообщил источник «Известий».По словам собеседника, Рубинштейну диагностировали черепно-мозговую травму, ушибы и переломы.

Лев Рубинштейн: Крым - «аннексирован», русские - «дикари и неандертальцы»

Лев Семенович Рубинштейн, или «Программа совместных переживаний». Лев Семенович Рубинштейн — один из самых известных и талантливых поэтов современной России. Родился он в Москве 19 февраля 1947 года. Книги Льва Рубинштейна «Целый год» и «Бегущая строка» можно приобрести в магазине «Пиотровский». Лев Рубинштейн был известен своей активной гражданской позицией — антивоенной и гуманистической. Наша редакция скорбит вместе с родными и друзьями Льва Семёновича и предлагает перечитать его стихи. Поэт Лев Рубинштейн переходил дорогу через улицу Образцова в районе Марьиной Рощи, на северо-востоке Москвы, когда на него наехал автомобиль. Лев Семенович был доставлен в НИИ им. Склифосовского в тяжелом состоянии.

Прокуроры требуют пересмотра дела водителя, сбившего насмерть Льва Рубинштейна

Лев Семёнович Рубинштейн считается одним из основных представителей московского концептуализма в поэзии. Российский поэт и публицист Лев Рубинштейн остается в реанимации в крайне тяжелом состоянии после ДТП в Москве, сообщили РИА Новости в НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. лев рубинштейн, некролог Лев Рубинштейн писал ироничные и мудрые стихи. лев рубинштейн, некролог Лев Рубинштейн писал ироничные и мудрые стихи. Поэт, общественный деятель Лев Рубинштейн попал под машину в Москве, его состояние оценивается как тяжелое, об этом сообщила в соцсети Вероника Любарская, дочь астрофизика Кронида Любарского. Рубинштейн Лев Семенович. Год рождения.

Л. С. Рубинштейн и В. В. Путин. Кто больше Матери-Истории ценен?

Свою жизнь Лев Семёнович посвятил борьбе против страны и цивилизации, которая его породила на свет. Рубинштейн – типичный продукт советской интеллигентно-диссидентской культурки. Сегодня утром стало известно о ДТП, в которое попал поэт Лев Рубинштейн. Лев Рубинштейн — поэт, прозаик и эссеист, один из основоположников и лидеров московского концептуализма.

Поэт Лев Рубинштейн скончался после ДТП в центре Москвы

Личная жизнь Льва Рубинштейна. Лев Семёнович ещё в 70-х годах женился на девушке по имени Ирина Головинская. В ДК «Рассвет», где Лев Семенович читал свои стихи, на прощании собралось более тысячи человек. Дорожное происшествие с участием 76-летнего Рубинштейна произошло на «новогодних каникулах», 8-го января, в Марьиной Роще. Лев Семенович переходил дорогу на Образцова. Российский поэт и публицист Лев Рубинштейн остается в реанимации в крайне тяжелом состоянии после ДТП в Москве, сообщили РИА Новости в НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. Лев Семенович Рубинштейн известен как российский поэт, библиограф и эссеист, обозреватель, общественный деятель, журналист, член Союза российских писателей и Лауреат литературной премии «НОС-2012» за книгу «Знаки внимания».

Лев Семенович Рубинштейн. Литературные встречи на филологическом факультете.

В 1970-х работа с библиотечными карточками вдохновила его создать собственный жанр картотеки. Поэт регулярно участвовал в литературных и музыкальных фестивалях, художественных акциях и выставках. Произведения поэта переведены на английский, немецкий, финский, французский, шведский и другие языки.

Не знаю, играли ли в эту игру сверстники Рубинштейна, но мы бы точно наградили его прозвищем «Лев Большое Ухо». Сам Лев Семенович неоднократно в интервью на стандартный журналистский вопрос о том, как рождаются его произведения, полушутя отвечал, что у него огромные уши, как у слона, коими он подслушивает разношерстные говоры времени и каталогизирует их в своих текстах. Невольно вспоминается один из многочисленных устных рассказов Льва Семеновича, который потом вошел в его книгу. Для понимания контекста поясню, что дело происходит в конце 1980-х — начале 1990-х, когда страну буквально захлестнули латиноамериканские сериалы.

В метро ссорится супружеская пара, не сильно обремененная, по определению рассказчика, интеллектуальным багажом. Это улавливание многоголосного шума времени, укрощение стилистического хаоса и превращение его в своеобразный космос было отличительной чертой творческой деятельности московских концептуалистов, впрочем, и не только их.

В 2012 году стал лауреатом литературной премии « НОС-2012 » за книгу «Знаки внимания» [6]. Маленькая ночная серенада.

Из «Большой картотеки». Всё дальше и дальше. Вопросы литературы. Сидура, 1997.

В октябре 2020 года, когда не стало Ильи Эпельбаума, Рубинштейн написал для нашего блога текст памяти режиссёра. Одна из последних работ Эпельбаума, часть цикла «Театр Воображения», была основана именно на тексте Рубинштейна. Посмотреть этот необычный спектакль под названием «Никого нет» можно на нашем YouTube-канале. Лауреат премии Андрея Белого 1999. Лев Рубинштейн был известен своей активной гражданской позицией — антивоенной и гуманистической. Наша редакция скорбит вместе с родными и друзьями Льва Семёновича и предлагает перечитать его стихи.

Например, такие, из цикла «Голубиная почта»: Пришёл, ушёл, и будто бы не он Пускал по ветру лёгкие колечки. Кто он? Трёхкратный чемпион? Или седой из детства почтальон?

Лев Семенович Рубинштейн, или «Программа совместных переживаний»

Лев Семенович был одним из самых трогательных, честных, достойных, легких людей эпохи. И ценил в других то же самое. А еще невероятно любил свою семью и жену. Сложно представить без него город. Его можно было встретить на бульваре и в галерее, в троллейбусе и продуктовом. Лев Семенович был константой Москвы, ее связующей нитью. А теперь она порвалась — и восстановить ее невозможно.

Я имею в виду любовь общественности к родному государству. Любовь к государству — кормильцу, поильцу, радетелю и заступнику — можно было бы трактовать как любовь сыновне-дочернюю, если бы в проявлениях этой любви не было бы столь заметно наличие ярко выраженной эротической составляющей. Ведь что наша общественность особенно горячо и трепетно любит в родном государстве? Особенно горячо и трепетно любит она самое в нем сакральное, самое срамное, сулящее ужас и восторг. Она любит его органы. Ну да, те самые органы, о которых вы и подумали, — органы государственной безопасности. Обещала пойти со мной гулять, а сама пошла с Дашей». Тут я понимаю, о чем речь.

А в прочих случаях… Что и кого предают эти «предатели»? Кому и чему эти предатели присягали в верности? Никто ведь не ответит. Предать можно друга, возлюбленного или возлюбленную. Предать можно убеждения и принципы. Но только собственные, а не чужие. Ваши базовые принципы вы можете предать сами. А можете их не предать.

А другой человек, тем более тот, кто ваших принципов не разделяет, их предать не может. Сегодня те, которые все больше хлопочут по части «нравственности», слово «свобода», как, впрочем, и все оттенки его смысла, ненавидят, презирают и всячески вышучивают. И это прекрасно! И слава богу! Потому что это слово все еще принадлежит нам. Как и сама свобода. А то ведь не ровен час почуют и они вкус к «свободе» да и нас еще возьмутся учить «свободу любить». Тогда — все.

Тогда «век свободы не видать». И без того уже нормальных, человеческих слов становится все меньше и меньше. Поскольку нет уже никаких душевных ресурсов касаться сущностных, так сказать, аспектов подобных новостей, я стал обращать внимание на явно факультативные, но все равно забавные.

Мария, как говорил Лев в одном из интервью, в отрочестве «уходила» в чтение, и супругам приходилось уговаривать девушку выйти погулять с подругами.

Лев Семенович с женой были против ее выбора профессии, но в итоге сдались. Сейчас Мария занимается преподаванием английского языка и переводами. Лев Семенович называл супругу Ирину своим строгим критиком. В 2012 году Рубинштейн признался, что перестал покупать книги, поскольку был «зажат в угол» библиотеками родителей, жены и дочери — вот настолько творческая атмосфера была в семье поэта.

Пожаловаться Поэт Лев Рубинштейн умер в Москве, сообщила его дочь Всё это время 76-летний литератор находился в больнице в крайне тяжёлом состоянии. Около недели назад Рубинштейна сбила машина на пешеходном переходе на улице Образцова.

Знакомые поэта Рубинштейна рассказали о его состоянии после ДТП в Москве

В этих лучах было тепло и светло. И свежо! Остро пахло новым поэтическим озоном. Этот запах ни с чем не спутаешь. От него вскипает кровь, а в мозгу звенят хрустальные сферы обновленных слов... Его карточки испускали некую семиотическую прозрачность, не оставляющую места для лакун двусмысленности или недосказанности. Цельность светового потока. Концептуальный лаконизм. Чистота внутреннего строя. Эти аккуратные стопки карточек светились новым, сдвигающим старое, семантически и стилистически обветшавшее, выродившееся, ставшее поэтической рутиной. Он умел использовать поэтическую рутину как никто.

Рутинное в лучах его поэтики прорастало новыми смыслами, становясь ready made или образами Уорхола. Карточки вызывали восторг и недоумение. Именно такой должна быть новая поэзия. Своими картотеками, как бульдозерами, Лев Рубинштейн сдвинул замшелый к середине 70-х мирок отечественной подпольной поэзии, безнадежно опирающийся на кости замордованного большевиками Серебряного века. К тому времени в этих костях остался лишь запах поэтической плоти. Но многие, многие еще обсасывали эти кости... Лев Семенович был настоящим творцом нового. Расчистив свое поле, он спокойно отошел в сторону, оценил работу, удовлетворенно кивнул, поправив очки, и занялся эссеистикой. Зарабатывать деньги на тиражировании своего поэтектонического сдвига он не стал. Семена в сие поле бросали уже другие.

Академизация метода — это было не его. Как истинному новатору ему это претило. Только единицы из поэтов такого масштаба способны на такое... Лев сделал дело — и двинулся в другое пространство, где ему было интересно. Он впивался в мир и писал его. Писал людей, события, воспоминания, сюжеты человеческой комедии. Советской и постсоветской. Его эссе исчерпывающе точны. Это взгляд человека, не уставшего от жизни, от человеческого. В нем никогда не было ни высокомерия, ни мизантропии.

Ни усталости восприятия мира. Многие ли из больших поэтов способны этим похвастаться? Я думаю, это не только характер, но и осознание важности проделанной работы. Это успокаивает творца. В поэзии и в жизни он ненавидел пафос. Несмотря на едкость, ирония его была мягкой и беззлобной. В 80-е и 90-е мы часто выпивали, случалось многое, но я не помню, чтобы он кого-то унизил или на кого-то наорал. Когда он говорил, всегда было интересно. Советскую власть он воспринимал как стихийное бедствие и старался не замечать. Путинскую Россию уже замечал, переживал, что огромная страна катится-уплывает в прошлое — темное, мрачное, и писал об этом по-своему, много, подробно, с человеческой болью.

Сполохи памяти... Чтения Рубинштейна в мастерских, квартирах, в выставочном зале на Кузнецком. Его особенная манера откладывать прочитанную карточку, как сорвать лист с невидимого древа. Их с Ирой маленькая квартира на Маяковке, я ночую у них на кухне. Лева и Пригов, поющие «Давай пожмем друг другу руки — и в дальний путь на долгие года». Триумфальные выступления Рубинштейна в Бремене, Бохуме, Берлине. Презентации его немецких книг. Наши расслабленно-веселые прогулки по летнему Берлину, когда он получил стипендию от DAAD и год прожил там. Его карточки по-прежнему источают свет. Их прочтут многие люди.

На разных языках, в разных странах. Твой свет с нами. Андрей Монастырский Мы со Львом были очень старые друзья, с 1967 года, с литературного клуба во Дворце пионеров на Ленинских горах. Лев всегда был волшебным, жизнерадостным человеком и гениальным поэтом, в нем была буквально пушкинская легкость и мандельштамовская точность и музыкальность, редкая поэтическая энергия. Его уход — огромная утрата для всех, кто его знал. Уверен, что он ушел в лучший мир радости и света из нашей земной юдоли. Я верю в гетевскую энтелехию и не сомневаюсь, что он продолжит свой поэтический путь. Эта мысль просветляет горе утраты. Сегодня, кажется, она вернулась к тому, кто ее придумал, обозначив его, пусть не во всей полноте, но болезненно точно. Критик Илья Кукулин в посте, опубликованном в день смерти поэта, показал, как изобретенная им система стихосложения — каталогизации речи на карточках — укладывается в историю русской поэзии, подытоживая искания, начатые русским модернизмом.

Это наблюдение, подчеркивающее роль Рубинштейна в литературе, представляется особенно нужным в первые дни горя, когда кажется, что мы все потеряли в первую очередь человека, а не поэта, и есть опасность, что эта важнейшая сторона явления «Рубинштейн» окажется отодвинутой.

Она является полуфабрикатом чего-то другого. Так что проблема мотивации и проблема адресата сейчас стоит очень остро. Не зачем, но для кого и что тобой двигало?

У меня все время ощущение, что сейчас все делают просто так. Рыли окопы. К ней можно по-разному относиться, но она очевидна. Сейчас такой мотивации нет.

Кино снимают, чтобы на фестивале кто-то посмотрел. Нет серьезного обращения. То, что я вижу или читаю, не для меня. Лучше сделано, хуже сделано.

Сейчас технология достигла такого размаха, что смешно об этом говорить. Абдуллаева: Это проблема личности. Рубинштейн: Между прочим. И дело не в отсутствии личности, а в ее невостребованности.

Личности никому не нужны. Абдуллаева: Или по каким-то иррациональным причинам они… Л. Нынешняя общественно-культурная атмосфера не менее развращающая, чем советская. Советская кого-то пугала, покупала, советский морок, который мы застали, уже был невысокий — я в кавычках и без кавычек говорю, все шло по нисходящей, в сторону склероза.

Тогда людям, даже интегрированным в государственные дела, было стыдно делать то, что сейчас людям не стыдно. Сейчас удивительный диктат бесстыдства. Более того, на это бесстыдство — мода. Абдуллаева: Более того, на бесстыдство не реагируют те, кто стыд еще вроде не потерял, но из-за социальной апатии, которая тоже модна.

Ну ладно. Поговорим о твоих текстах. Твоя проза стала более персональной, хотя в ней сохраняется промежуток между слухом на память и слухом на сегодняшнюю реальность. Промежуток, который удостоверяет, по-моему, сейчас и нарушение, и установление границ.

Прежняя ситуация, в которой размывались границы между правым — левым, верхом — низом и даже между прилагательным и существительным, сменилась восстановлением этих границ, навсегда, казалось бы, похеренных постмодернистской эпохой. Рубинштейн: Понимаю, понимаю. Лев Рубинштейн и Дмитрий Пригов З. Абдуллаева: Твоя книжка «Словарный запас» — по жанру двухголосные, трехголосные инвенции.

Голос зощенковского сказчика — растерянного обывателя — сосуществует с голосом не растерянного необывателя. В этом промежутке находится нерв относительно новых твоих сочинений. Постмодернизму, ставшему попсой, мейнстримом и т. Рубинштейн: Пускай.

Я не против. Абдуллаева: Подобно тому как зощенковский сказчик боролся с мещанством и с прочими, условно говоря, фольклорными напастями, твой рассказчик — столь же изящно изобличает ксенофобию, державность и прочее. Твой рассказчик — простодушный носитель собачьего языка улицы или власти. Но вдруг из-за угла в том же тексте вполне и прямо высовывается или, если угодно, высказывается Лев Рубинштейн.

Рубинштейн: Это не вопрос, а твое соображение, которое мне глубоко лестно. Ты про границы сказала, а мне эта тема всегда интересна. Потому что здесь как раз существенное различие между культурой и искусством. Вроде бы считается, что одно часть другого, но это неправда.

Это две разные функции. Роль культуры эти границы устанавливать и обозначать. Человек, занимающийся искусством, об этих границах четко знает, он знает, что туда не надо заходить, но туда заходит, зная, что этого нельзя делать. То есть культура устанавливает границы, искусство их нарушает.

Но тем оно конструктивнее нарушает, чем в большей степени эти границы осознает. Знает, что нарушает. Чего, мне кажется, очень не хватает в том, условно говоря, новом окружающем нас искусстве: там границы нарушаются, потому что никто не знает, где эти границы. Как коровы, которые заходят на чужую территорию поесть травы, не зная, что существуют границы.

А человек знает. Поэтому нет той энергии. Нарушение границы — это акт, это серьезный акт, который способен породить какую-то художественную энергию. Все самое интересное в культуре и искусстве происходит, на мой взгляд, на границах.

Абдуллаева: «То ли забыв, то ли, наоборот, вспомнив о том, как…» — в твоей прозе нон-фикшн возникает постоянный рефрен таких двузначных фраз, порождающих не столько разночтения, сколько ясную неразрешимость, а не двойственность, если так можно сказать. Это и есть состояние промежутка. Так или не так? Рубинштейн: Дай бог, если так.

Я по-прежнему ориентируюсь только на хорошего читателя. Хотя в отличие от своих поэтических занятий, а я, надеюсь, человек вменяемый, понимаю: это жанр другой, и я, конечно же, уважительно учитываю, что в тексте, опубликованном в Интернете, который может прочитать большое число людей, я, повторяю, уважительно выстраиваю некоторые уровни, которые человек способен воспринять, не будучи способным воспринять другие уровни. В стихах я этим пренебрегаю. Там мой адресат только конгениальный читатель, которому я ничего объяснять не собираюсь, и он сам будет очень удивлен, если я буду объяснять.

А вот здесь немножко другое. Это можно назвать, скажем, некоторым уровнем демократизма, в чем я ничего плохого не вижу. Абдуллаева: Я в этом вижу и реальный, и обманчивый демократизм, подобный образу юмориста Зощенко — самого трагического писателя прошлого века. Рубинштейн: При этом его тексты читали с эстрады.

Абдуллаева: При этом Мандельштам говорил, что учить его тексты надо наизусть, как стихи. Твой демократизм не отменяет воздушные мосты между цитатой из какого-нибудь, например, документа, мемуаром и голосом сказчика. Рубинштейн: Плохо, если он заменяет. Абдуллаева: Ты этому демократическому голосу выдаешь в каждом тексте анекдот, который он рассказывает, но этот анекдот оказывается философической эмблемой уже твоего сюжета.

В «Случаях из языка» есть случай про мальчика, который боялся Ленина. Я все хотела спросить, имел ли ты в виду «Рассказы о Ленине» Зощенко, в которых маленький Ленин ничего не боялся, в то время как страх вообще-то наполнял эти рассказы и охватывал до удушья других персонажей? Рубинштейн: Если и связано, то бессознательно. Абдуллаева: Меня интересует твоя фиксация, но и преображение мифологии повседневности.

В спектаклях латышского режиссера Херманиса актеры читают тексты, записанные с голоса реальных латышей водителя автобуса, например, или воспитательницы детского сада, солдата , но при этом очень тонко работают на переключении первого и третьего лица. А в твоих инвенциях разные голоса обывателя, скажем, или пьяницы, или попрошайки определяются интонацией. То есть ты работаешь в том числе и на границе письменной — устной речи. Рубинштейн: Интонация, технически выраженная в порядке слов в предложении, для меня самое главное.

Абдуллаева: Таким образом, встреча языковых пластов, миров искрит во встрече слуха и взгляда, памяти и представления. Рубинштейн: Годится, но мне трудно на эти вопросы отвечать, потому что моя задача сводится к тому, чтобы написать. Ты же выступаешь в роли интерпретатора, на мой взгляд, очень тонкого. Абдуллаева: Ты пишешь в «Словарном запасе», что, «как ни странно, вновь актуальным становится соц-арт».

Я думала, что это проеханное. Что ты имел в виду? Социальное искусство, по старинке травестирующее новые идеологические знаки, символы и т. Рубинштейн: Соц-арт как оперирование общественно-политическими знаками, которые проявляют свою полость — в смысле пустоту, требующую от художника дооформления.

Вообще, художника волнуют эти пустые вещи. Ему надо это голое во что-то одеть. Соц-арт середины — конца 70-х годов был сначала в подвале, потом… З. Потом стал просачиваться в журналы вроде «ДИ» «Декоративное искусство СССР» , потом он стал более или менее общественно воспринимаемым, поскольку он такой яркий, смешной.

В позднюю перестройку он быстро спустился до повседневного дизайна. Помнишь, все носили значочки Ленина, что было знаком не ленинизма, а совсем наоборот. Таким образом, соц-арт как высокое искусство травестировался. Он вошел в профанный мир и исчез.

Вместо него появился постмодерн, который тоже совершенно в игровом смысле как бы отвергал разницу между верхом — низом, правым — левым и утверждал относительность иерархий, ориентиров. И это было важно в то время. Потому что эти ориентиры мешали человеку двигаться. Но в наши дни постмодерн вошел даже не в социальный дизайн, а в социальную практику.

Политическую практику. И язык нынешнего агитпропа находится абсолютно внутри эстетики постмодернизма. Они вот это самое неразличение верха — низа, добра — зла поняли буквально. И сейчас практикуют низовой постмодернизм.

Концептуализм обращается не к эмоциональному восприятию, а к интеллектуальному осмыслению увиденного. Позже Лев Рубинштейн отмечал, что «с появлением компьютера, интернета, социальных сетей та самая «карточка» перестала быть хорошо понятным многим поколениям «носителем». Она стала архивным, отчасти музейным предметом». Выставочный проект «Карточки». Лев Рубинштейн.

Был Лев Семёнович и у нас в студии Барса. Вспомним светло этого большого Человека. Поделиться: Нашли ошибку?

Лев Семенович Рубинштейн. Литературные встречи на филологическом факультете.

Сбивший поэта Льва Рубинштейна водитель отделался условным сроком

Похожие новости: