Новости алексей стахович биография

Официальный сайт Алексей Стахович пригласить на мероприятие, корпоратив, праздник, свадьбу, юбилей и онлайн заказать в Москве, Россия. Главная» Новости» Алексей стахович стендап выступления. Также родители Алексея Стаховича дружили с писателем Сухово-Кобылиным и артистами Малого театра. 10 марта 1919 г.) был высокопоставленным императорским русским Кавалер гвардии полк офицер, который в начале 1900-х стал популярным театральный актер, связан с МХАТ.[1].

Алексей Стахович: биография, соц. сети, личная жизнь

31-летний Алексей Стахович в своем новом откровенном интервью рассказал, сколько за одно выступление получают комики, а также раскрыл свой ежемесячный заработок. Алексей Стахович про жёсткое воспитание, детские права и исправление оценок. Биография Алексея Стаховича и его карьера в «Comedy Club» свидетельствуют о его таланте и преданности комедии. 1 апреля 2013 г. Лимбург-ан-дер-Лан) был австрийцем - русским писателем, педагогом, автором песен. Биография Алексея Стаховича и его карьера в «Comedy Club» свидетельствуют о его таланте и преданности комедии.

Стендап-комик Алексей Стахович заявил о готовности купить саратовский «Сокол»

Также родители Алексея Стаховича дружили с писателем Сухово-Кобылиным и артистами Малого театра. Что известно о биографии российского стендап-комика Алексея Стаховича. Биография российского стендап-комика и юмориста из Москвы Алексея Стаховича. Стендап-комика Алексея Стаховича называют необычным и неординарным артистом. Алексей Стахович (@aleksey_stakhovich) в TikTok (тикток) |10.5M лайк.192.6K было в те новое видео пользователя Алексей Стахович (@aleksey_stakhovich).

Участник «Stand Up на ТНТ» Стахович рассказал о гонорарах комиков

10 марта 1919) был высокопоставленным офицером Императорского русского кавалерийского полка, который в начале 1900-х годов стал популярным театральным актером. Статья автора «ВЪ ГЛУШЬ!» в Дзене: Алексей Александрович Стахович был представителем театра реалистического, Московского художественного, как актер, педагог, пайщик. Статья автора «ВЪ ГЛУШЬ!» в Дзене: Алексей Александрович Стахович был представителем театра реалистического, Московского художественного, как актер, педагог, пайщик. 10 марта 1919 г.) был высокопоставленным императорским русским Кавалер гвардии полк офицер, который в начале 1900-х стал популярным театральный актер, связан с МХАТ.[1]. Стахович Алексей Александрович. (1856-1919). Любовью к театру Алексей Стахович заразился ещё в детстве. Отец был страстным театралом. Однако Алексею Александровичу была уготована совсем другая жизнь: пажеский корпус, близость ко двору, служба в блестящем полку. Алексей Стахович – стендап-комик из Москвы, резидент «Stand Up на ТНТ», участник проектов LABELCOM и «Stand Up Club #1».

Стахович Алексей Александрович — Биография

Также родители Алексея Стаховича дружили с писателем Сухово-Кобылиным и артистами Малого театра. Алексей Стахович. Все самое интересное о комике: видео, биография, фото, новости, афиша. Первая известность пришла к Алексею Стаховичу в 2017 году, когда стендап-комика пригласили на проект «Stand Up Club» — молодой человек неоднократно выступал в версус-шоу «Roast Battle», и всегда оказывался лучшим.

Бомбически рекомендую: Алексей Стахович советует фильм, компьютерную игру и концерт

Сергей Волконский. Лучшей его ролью была роль Степана Верховенского в Николай Ставрогин [на основе Беси к Достоевский ], где он был самим собой », - считает историк театра Вадим Шверубович. Марина Цветаева описала эффект, который это произвело на художественные круги Москвы и оставила выразительный портрет этого человека в своем эссе «Смерть Стаховича».

Адамян отметил, что многие комики, которые начинали свою карьеру в «Stand Up на ТНТ», постепенно покидают проект. Много новых комиков, они постоянно циркулируют», — высказался Стахович в ответ на утверждение журналиста. Юморист также отметил, что давно не видел под новыми выпусками передачи на видеоплатформах комментарии из разряда «Где старички?

А высшая порода это — она, Станиславские и двое-трое из любимчиков их. Впрочем, Германова охотно передаст ей Марину и даже просит передать, так как боится, что у нее ничего не выйдет. Но я боюсь, что это только повредит Книппер.

Как-никак, а Марина — прежде всего гордая красавица 19. Впереди маячил «Ревизор» с предназначенной ей городничихой. Но его премьера прошла в следующем сезоне. Как и «Синей птицы», где для Ольги Леонардовны была предназначена эпизодическая роль Ночи. Похоже, Немирович-Данченко ревновал: его ученица по Филармоническому училищу, кончившая у него курс, выбрала из двух режиссеров Художественного театра, куда и привел ее Немирович-Данченко, ее первый учитель, — Станиславского. Так — после «Драмы жизни» — решила она сама и так настойчиво рекомендовал ей в начале прошлого сезона Стахович, ее верный, «любящий поклонник». Это он нашептывал ей: «Верьте в «Орла», о, милая Ольга Леонардовна! Даже в своих чрезмерных увлечениях он велик и интересен!

Не бойтесь и не сомневайтесь, будет хорошо, потому что иначе не может быть» 20. И она верила. Такие письма получали все пайщики. Немирович-Данченко предлагал подумать о драме Ибсена «Росмерсхольм» с Ольгой Леонардовной в главной роли. Стахович 21. На заседании дирекции и правления Товарищества 29 сентября Станиславский, Немирович-Данченко, Стахович, Вишневский и Москвин утвердили по предложению репертуарного комитета включить «Росмерсхольм» в репертуар театра четвертой пьесой сезона. Премьера «Росмерсхольма» с Ольгой Леонардовной в главной роли состоялась 5 марта 1908 года — третьей пьесой сезона, пропустив вперед себя «Бориса Годунова» Немировича-Данченко и «Жизнь человека» в постановке Станиславского. Художественный театр отметил в октябре 1908 г.

В сентябре-октябре 1907 г. Немирович-Данченко работал в контакте со Стаховичем. Они долго беседовали после репетиций, вместе обедали, ездили за город. Стахович провел ряд заседаний дирекции и правления и цикл собраний пайщиков, приводя в порядок административные и финансовые дела театра. На всех он председательствовал. Они стали регулярными и тогда, когда его не было в Москве, и в текущем сезоне, и в будущем. Отставной генерал развивал «в маленьком общественном халате» принципы театральной демократии, заложенные в уставе театра Немировичем-Данченко. Хотя о принципах задумывался мало.

Все финансовые вопросы, связанные с труппой и школой, Немирович-Данченко передал Стаховичу. Татариновой, заведующей школой, прежний оклад 1200 руб. Стахович брал на себя содержание поступившего в школу учителя фехтования Н. Коротнева 22. Его составил А. Воробьев, кажется, бывший сотрудник конторы Морозовских мануфактур. Отчет был настолько толковый, что решили: 1. Воробьева согласно представленного им доклада.

Для ежемесячной ревизии театральной конторы […] пригласить специалиста-бухгалтера. Назначить А. Воробьева контролером бухгалтерии, отчетности хозяйственной части и секретарем Товарищества 23. Разрешить перерасход сметных предположений до 15 тыс. На заседании дирекции и правления 6 ноября 1907 года, уже без Стаховича, но в продолжение заложенных им традиций, был решен вопрос о денежном вознаграждении И. Саца и о выдаче денег на заграничную поездку В. Симову для подготовки очередной работы театра с обязательством соблюдения сроков работ: «В противном случае считать выданную сумму — долгом В. Стахович покинул Россию за несколько дней до премьеры «Бориса Годунова», в разгар репетиций «Жизни человека», спектакля Станиславского, конфликтной ситуации, связанной с Гзовской, Германовой и поступлением в театр Нелидова.

Не вышло у него — полтора месяца в Москве, полтора — в Европе. Даже первая премьера сезона — «Бориса Годунова», спектакля Немировича-Данченко, — прошла без него. В Меране его ждала телеграмма Немировича-Данченко, отправленная наутро после премьеры «Бориса Годунова», с такими строками — латинскими буквами русские слова: «Gaseti choroschia…», «perechodim novoi rabote», то есть к «Жизни человека». Стахович тут же ответил Немировичу-Данченко, хотя едва справлялся с собой, с трудом преодолевая подавленность, связанную с болезнью детей, что, казалось посторонним, так несвойственно ему. Ведь только родные знали о подверженности его приступам «хандры». Перед отъездом в Меран из Петербурга он посмотрел «Жизнь человека» в постановке В. Мейерхольда в театре В. Комиссаржевской на Офицерской и спешил поделиться с Немировичем-Данченко: Спасибо тебе, милый Владимир Иванович, за телеграмму.

Она, хоть на короткое время, отвлекла меня от состояния невыразимой грусти и сильнейшего беспокойства, в котором нахожусь с минуты приезда моего в Меран. Мой сын и младшая дочь больны тифом. У первого он очень тяжелой формы. Пока осложнений нет, но силы его и так не блестящие падают заметно, а жар ни на минуту не спадает. Жена подает мне блестящий пример мужества и терпения; я ею восхищаюсь, но плохо подражаю… Телеграф удивительно верно передал русские слова, писанные латинскими буквами. Прошу Балиева прислать мне эти «gaseti». Не завидую вашему «perechodim novoi rabote». Эту новую работу я, на днях, проездом через Петербург, видел у Комиссаржевской «Жизнь человека».

Что за гадость! После II акта, возмущенный, уехал. Не верю, чтобы гении Станиславского и Немировича могла бы из этой мерзости сделать сносное зрелище. Обнимаю и прошу не забывать искренно тебе преданного А. Стаховича 25. С большим опозданием — по вине почты — он получил подробное письмо Немировича-Данченко, написанное через неделю после премьеры «Бориса Годунова». Благодарный Немировичу-Данченко за теплоту, за сочувствие его бедам, Стахович не мог не вернуться к их старому спору — о роли Самозванца: Дорогой Владимир Иванович, Сейчас получил твое письмо от 18 октября! Непонятная вещь — более месяца шло оно по назначению!

На конверте необыкновенное число штемпелей и приписок. Ты справедливо должен был считать меня утратившим благовоспитанность, или временно от нее отклонившимся, не получая от меня ответа. Имею привычку отвечать на все письма почти немедленно, par retour du courrier, а тем более на письма от милых и близких моему сердцу людей. Спасибо за сердечно выраженное участие в наших волнениях и беспокойствах. Слава Богу, что они теперь уже в прошлом. Это был не тиф, а какое-то тифище! Я не умею быть в этих случаях мудрым, терпеливым и выдержанным. Мой темперамент прет в наружу, и я — несчастный мученик.

Роды «Годунова» для Вас тоже уже в прошлом, а потому не буду о нем говорить; разве позволю себе, из дружбы, подпустить тебе маленькую шпильку: рецензенты и публика скорее желали бы видеть в Самозванце «пройдоху», чем «архистратига»… Ну, Бог с тобою. Сожалею, что Вы — с Константином Сергеевичем — лишь «друг другу не мешаете». По-моему, этого мало. Мои мечты далеки от осуществления. Ну, положим, что хорошо, что — не хуже, а вполне удовлетворительные отношения и совместная работа — в близком будущем. Не могу заставить себя интересоваться в должной мере «Жизнью человека». Все эти произведения всех этих литературных негодяев не проникают в мой ум и сердце. Радуюсь этой моей специфичности.

Целую ручки Екатерине Николаевны, благодарю ее на добром слове, а тебя обнимаю и прошу мне еще написать. Твой А. Стахович 26. И Ольге Леонардовне, как человеку близкому, он мог признаться, что несчастен, и с ней он делился предотъездными, предпремьерными впечатлениями о «Борисе Годунове» художественников: Дорогая Ольга Леонардовна, благодарю за милое письмо. Люблю получать Ваши письма потому, что я Вас люблю. Признание в этом, сделанное в минуту душевной грусти и волнения, стоит гораздо большего, чем сделанное в минуту радости и благополучия. А я теперь очень несчастный. Тиф, которым болеют сын и дочь такой тяжелой формы, они так изнурены и измучены, что возвращение их и мое к нормальной жизни представляется мне за целым рядом гор.

Желал бы заразиться мудростью и спокойствием моей жены. Она — настоящий мужчина, а я — жалкая баба. Дни и время томительно долго тянутся, все окружающее меня окутано мрачною пеленою, и я малодушничаю и хандрю. Изредка, при получении известий из нашего театра, оживаю, но и то для того, чтобы недоумевать и критиковать. Предчувствовал возражения критики, заранее с нею соглашался и считаю, что можно было избежать некоторых справедливых нареканий. Ну, к чему понадобилось изображать Самозванца каким-то мистическим архистратигом, эмблемой рока и проч. Автор не более и не менее, как Александр Сергеевич Пушкин! Переделывать Найденова и Ярцева бывает иногда полезно, Пушкина же всегда вредно.

Кроме Лужского прекрасный Шуйский , все были не важны. Не верю прессе, восхищающейся Качаловым. Его Пимен был скучен, однообразен и очень нежизнен. Такой перемены, в такой короткий срок не могло произойти. Но Качалов любимчик; пропой он вместо монолога арию из «Тангейзера», и тогда сказали бы, что он прекрасно справился с ролью. Также отрицательно отношусь к Леониду Андрееву, к его бархатной тужурке и белому галстуку… Человек, сочинивший «Жизнь человека», может быть только нравственным и физическим уродом. О, эти современные литераторы — преступники! История им готовит в будущем места непосредственно за убийцами, ворами и экспроприаторами… Догадываюсь, что Вы заняты вашею ролью в «Росмерсхольме» и уверен, что Вы обогатите Ваш репертуар новым прелестным созданием на радость нам и к чести театра.

Разорвите это неинтересное письмо, но запомните, что я Вас искренно люблю и уважаю. Преданный Стахович 27. Он, как и прежде, тосковал в Меране по Москве, как когда-то Чехов в своей ялтинской «ссылке». Он разрывался между двумя равно дорогими семьями — женой, детьми и художественниками. Но оказалось, что и театру без него невозможно. Без него не решался ни один вопрос. Все в театре замыкалось на нем. Нелидов, Станиславский, Немирович-Данченко, выяснявшие отношения друг с другом, ждали его возвращения.

Нелидов «с волнением». Он ожидал решения пайщиков о его поступлении в МХТ на административную должность и, сохраняя этот момент в тайне от всех, как было «условлено между А. Стаховичем» и им, просил Станиславского, которому писал, не показывать письмо Немировичу-Данченко, так как знал, что тот не заинтересован в его услугах 28. Немирович-Данченко ждал Стаховича «с нетерпением». Он, когда ему нужны были аргументы в разрешении спора между Гзовской и Германовой, ссылался на разговор со Станиславским о Гзовской «в чайном фойе при Стаховиче». О Станиславском и говорить нечего. Другой опоры, другого такого верного человека рядом с ним в театре и вне его не было. Исключая, разумеется, Марию Петровну.

Но то — жена, а жена есть жена, как говорил Чехов устами своего персонажа… Стахович делал все то, что обещал при официальном вступлении в должность третьего директора МХТ: «Твои художественные замыслы, даже мельчайшие фантазии и связанные с ними расходы будут немедленно и с огромною охотою исполнены»… Отсутствовавший Стахович незримо присутствовал в жизни театра. Между тем отношения Станиславского и Немировича-Данченко, разогретые нелепой «актрисинской» стычкой в репетиционном зале, заходили в тупик. Они оба и Ольга Леонардовна все выкладывали в письмах Стаховичу, а он страдал от безрадостных известий, приходивших из Москвы. Немирович-Данченко пытался уладить «Гзовско-Германовский» конфликт без помощи Стаховича. Как обычно, в развернутых письмах Станиславскому, не оставляя надежды на то, что системой убедительных доказательств он снимет налет личных обид, мешающих, с его точки зрения, работе дирекции. Он терпеливо разъяснял Станиславскому: По-моему, Вы повторяете принципиальную ошибку, которая держалась в первые годы нашего Театра: мои и Ваши; Филармония и Общество искусств. Гзовская сейчас Ваша ученица. Но на другой день после того, как она поступит в Театр, она примет на себя все обязанности передо мной, что касается Театра.

Я очень ценю, что Вы не делаете решительных шагов, не посоветовавшись со мною. И сам хотел бы поступать так же относительно Вас. И если не всегда делаю это, то лишь потому, что я больше Вас стою у самого руля, днем и вечером, и больше сталкиваюсь с мелочами нашей театральной жизни. Но когда на моем месте, то есть на месте председателя правления или заведующего труппой будет Стахович, — он вовсе не должен будет искать учителя данной актрисы, чтобы высказать свое решение. Нет, Константин Сергеевич, это путь неверный. Надо, чтобы и Германова, и Гзовская, и Книппер, и Лилина знали дирекцию и нас как ее представителей, а не учителей своих. Учителей — это в самой работе, а не в столкновениях вне работы. И когда я буду смотреть на Гзовскую хуже, чем Вы, а Вы на Германову хуже, чем я, то нам надо сговариваться, а не разделять на моих и Ваших.

Всему этому я придаю большое значение не потому, что речь идет о Гзовской или Германовой, — это было бы недостойно представителей такого огромного учреждения, как Художественный театр, — а потому, что это служит продолжением того двойного русла, которое образовывается в нашем Театре и которое без всякого сомнения погубит его. Мир — это «наши» 29. Но Станиславского эта безупречная логика только раздражала, и он разрубал ее каким-либо решительным действием. В какой-то момент, потеряв терпение, которого Немировичу-Данченко не занимать, он подал заявление о том, что выходит из состава дирекции. Ввиду того, что эти обязанности по моей же вине сведены к нулю, театр не понесет никакого ущерба от моего ухода из состава правления, — писал Станиславский Немировичу-Данченко 30. Сколько я ни вдумывался в такой неожиданный и крутой поворот в нашей переписке, — понять его не могу. А когда мне кажется, что я начинаю понимать, то это меня и угнетает и в конец утомляет. Советовать Вам я больше не смею, а просить еще могу: возьмите назад Ваше заявление.

Ваш выход из директорства вызовет вредные для Театра толки. Поддержим его на последние три-четыре месяца нашей совместной работы. Вот уж две недели, как я с нетерпением жду Стаховича, чтобы пайщики приступили к обсуждению будущего существования Театра. Тогда все станет ясно. А до тех пор ведь и я — как Вы — добросовестно исполняю свои обязанности. Если Вы все-таки не хотите взять назад Ваше заявление, то напишите мне завтра домой: я буду целый день дома завтра. Затем в ближайшие дни я созову правление, а потом пайщиков. Ваш В.

Немирович-Данченко 31. На заседании дирекции и правления 28 ноября 1907 года — Стаховича не дождались — Станиславский забрал свое заявление о выходе из дирекции. Заседание приняло его условия, дав официальное разрешение Гзовской посещать репетиции и утвердив ее приглашение в театр с будущего сезона до 15 июня 1909 года с окладом в 3000 рублей, таким же, как в Малом 32. Неизвестно, приложил ли он авторскую копию своего письма Станиславскому к письму Немировичу-Данченко, как он сделал в письме к Станиславскому от 7 декабря 1907 года, отослав ему собственноручную копию своего письма к Немировичу-Данченко. Станиславский сохранил ее; в архиве Немировича-Данченко таковой не обнаружено. Стахович не разделял философию Немировича-Данченко: «Мир — это наши», хотя неизменно полагал творческое содружество Станиславского и Немировича-Данченко основой существования Художественного театра. В переписке с ними ноября — декабря 1907 года он откровенно, как всегда, держал сторону «Орла», «Бонапарта» и его ученицы — Гзовской. И осуждал поведение Германовой — ученицы Немировича-Данченко.

Посылаю тебе копию письма моего к Влад. Ивановичу, посланного одновременно с этим. Не осуди меня за «fiel», который в нем проглядывает, но меня взбесила эта ломака. И зачем ты затеял всю эту переписку с Немировичем. Было бы проще и многозначительнее с твоей стороны призвать к себе в качестве директора и главного режиссера эту «капризюльку», хорошенько ее отчитать и упомянуть об условиях, при которых ее дальнейшее пребывание в театре терпимо. Bonaparte так бы поступил увлекся в данную минуту новою книгою Vandal , а ты наш Bonaparte. Бедный, бедный, милый мой Орел! От души жалею, что я отсутствовал; при мне весь этот инцидент сократился бы своим разрешением, и мы уберегли бы твои нервы и энергию.

Надеюсь приехать и тебя обнять 1-го января. Волнуюсь за тебя в «Жизни человека», и только за тебя и за твою работу; автор со своим произведением мне безразличен, даже более — чрезвычайно противен. Жена моя, которая очень нежно тебя любит, поручает мне тебе кланяться и наговорить кучу любезностей. Дети, слава Богу, поправляются, Драшка необыкновенно похорошела; легла в постель девчонкою, встала из нее — хорошенькою барышнею, с красивою рукою, манерами, дистингированными жестами, все это — наследие матери. Не хочется говорить о делах, касаться крупных ран. Отложим все до свидания. Обнимаю тебя и люблю. Стахович 33.

Вот авторская копия письма Стаховича к Немировичу-Данченко, приложенная к письму его к Станиславскому от 7 декабря 1907 года из Мерана: Дорогой Владимир Иванович! Хочу поговорить с тобой об инциденте «Гзовско-Германовском». Различные полученные мною версии различных моих приятелей сводятся все к одному выводу, что он внес в театр неблагополучие. С этой только точки зрения я хочу его разобрать и высказаться. Несомненный факт, что артисты и артистки в сношениях между собою весьма часто утрачивают обиход вежливости и благоприличия в силу зависти, ревности, конкуренции и других мелких человеческих чувств. Замена эта благовоспитанных манер «каботинскими» приемами и вообще дурной характер развиваются обыкновенно прямо пропорционально силе таланта и пользе, приносимой театру. Не прав ли буду, сказав, что Мария Николаевна представляет собою исключение из этого правила и что у нее проявления отрицательного ее поведения скорее обратно пропорциональны дарованию. Как назвать ее настойчивость в некорректности по отношению к Константину Сергеевичу?!

Я даже оставляю в стороне невежливость по отношению гостьи — Гзовской, а только останавливаюсь и возмущаюсь неуважением Марии Николаевны к директору и главному режиссеру. Между ею и Станиславским мой выбор сделан и он мне подсказан не влечением сердца, а холодным разумом, сопоставляя их величины и пользу, приносимую ими театру. Вам следует сделать ей отеческую отповедь, указав, что нет того учреждения, в котором известная дисциплина не была бы необходимой и что уход ее из Художественного театра принесет несомненно больше вреда ей, чем театру. Если Вы почему-либо этого не сделали, то я берусь это сделать по приезде моем в Москву; по возрасту и беспристрастию я гожусь не только на роль отца, но и на роль дедушки. Частые проявления неуважения Германовой к Станиславскому служат давно предметом моего удивления и неудовольствия. Я не раз в наиделикатнейшей форме высказывал ей это. Неужели она нуждается в начальническом тоне? Никогда его не возьму, но задуматься над дальнейшей ее судьбой могу, и в этом отношении меня успокоит мысль, что она обладает всеми данными для большого успеха в провинции.

Ты, может быть, найдешь нужным сообщить Марии Николаевне мнение третьего директора об «инциденте». Ничего против этого не имею. Но прошу тебя сгладить недочеты моего слога. Меня насмешило выражение «неосторожность», упомянутое в письме Марии Николаевны, квалифицирующее ее поступок. Щепетильность очень хороша и уместна, когда она в гармонии с поведением, иначе она вызывает улыбку. Прости это замечание старого эстета-дипломата. Ты, я знаю, не любишь, когда я черпаю примеры из жизни французских театров, а у меня на данный случай есть весьма подходящий. Передам тебе его при свидании.

Ему удалось завоевать любовь публике благодаря своей откровенности со зрителем. Его развитие в качестве стендап-комик началось с московского Stand Up Club 1. Он принимал участие в проектах клуба Gong Show, Roast Battle.

Оттачивал свое мастерство в агентстве «Панчлайн». А сегодня он много гастролирует по российским городам, выступает на различных концертных площадках и покоряет просторы телевидения. И сегодня у вас есть возможность заказать Алексея Стаховича к себе на мероприятие.

Стахович Алексей Александрович — Биография

Стаховича за выполнение возложенного на него поручения. Кроме того, собрание постановило выразить благодарность помощнику А. Стаховича А. Воробьеву за его большой труд по составлению отчета и поручило правлению и на будущее время вести отчетность по этой же форме84. В соответствии с расчетами бухгалтерии и контролеров каждому пайщику причиталось от чистой прибыли по 412 руб. Это же заседание, поощрявшее Стаховича, официально подтверждало его статус: Третьим директором на новое трехлетие единогласно избран опять А. Два несменяемых директора театра К. Алексеев и Вл. Немирович-Данченко создатели Московского Художественного театра и третий, избираемый на трехлетие, составляют Дирекцию и являются представителями театра перед администрацией и обществом, в управлении же делами театра все они являются обязательными, но равноправными членами правления. Только вопрос о распределении ролей — в случае разногласия — дирекция решает самостоятельно, все же остальные вопросы решаются правлением большинством голосов85. На заседании правления 7 сентября 1908 года А.

Стаховичу было поручено «выяснить способ контроля костюмерной части»86. Оба «несменяемых» директора старались, как могли, доказать Стаховичу, жалея его, как он нужен театру, и нагружали его поручениями. А перед выпуском «Синей птицы» он был не просто нужен. Он с его знанием французского языка был необходим. Ждали Метерлинка. Премьера «Синей птицы» состоялась 30 сентября 1908 года. Метерлинк хотел приехать в 20-х числах сентября. Планировалось, что навстречу ему на границу поедет Стахович, а в Москве на вокзале его встретит труппа. Писатель так и не приехал, но сюжет — Стахович встречает Метерлинка — стал одним из самых смешных на ближайшем капустнике. Пародию на предполагаемую встречу Стаховичем Метерлинка сочинял Сулержицкий.

Станиславский вспоминал об этой шутке Сулержицкого: В 1908 году он самозабвенно сочинял для капустника шуточные телеграммы к приезду Метерлинка: якобы автор «Синей птицы» едет на автомобиле из Франции в Художественный театр, и с пути его следования сыплются телеграммы. Пердю монокль. Рьен вуар» «Потерял монокль. Ничего не вижу». А из Хотькова, где был в то время большой монастырь женский , получено следующее сообщение: «Хор монахов второй день поет патриотическую кантату Саца в ожидании Метерлинка или Стаховича. Идет дождь…»87. В ту осень Стахович грустил, хандрил. А с ним было весело. Труппа полюбила его. Он был трогателен в самоотдаче театру.

Недаром Станиславский, наставляя Гзовскую перед ее вступлением в труппу, говорил ей: В театре есть четыре чистых отношения к самому делу: жена, Москвин, Стахович и я отчасти Сулер, но его тянет к земле …88. Немирович-Данченко в этот ряд Станиславского не попадал. Немирович-Данченко для него — всего лишь «компетентный человек». А Немирович-Данченко чистоту помыслов Станиславского и в 1908-м не подвергал сомнению, замечая в труппе многих актеров, исключая Москвина, «не свободных от мелких душевных мотивов». И в 1908 году он подтверждал: «Вы — колосс среди всех по чистоте отношения к делу»89. И двигался в сторону Стаховича… После юбилейных торжеств Стахович — снова в Европе. В Меране — на курорте, излюбленном с середины прошлого века русскими туберкулезниками… И со своей тоской по Москве. По Художественному театру. И его — в Москву. Весь ноябрь 1908 года и почти весь декабрь он отвечал своим корреспондентам… Он весь — в этих единичных сохранившихся ноябрьских письмах.

Желал бы услышать твое мнение о делах и «духе» театра. Essor полет — фр. А как ваш моральный essor полет? Вспомни, что у тебя приятель, тоскующий на чужбине. На твоем месте я давно бы написал, без унизительного для меня напоминания. То, что я проделываю в Меране, называется не жизнью, а житием без причисления к лику святых. Ты позавидовал мне при моем отъезде, с наслаждением уступил бы тебе мое место и взял твое. Живу в подлом, скучном месте, природа и теплая погода оставляют меня холодным вольный перевод с французского , принадлежность Мерана к стране, произведшей незаконную аннексию, мне тоже довольно безразлична, ибо я славянофил беcтемпераментный, а однообразие, отсутствие развлечений и отдаленность от МХТ — вот мое горе. Напиши мне и о Крэге, и о Грассо, и об Орле. Кланяюсь всем нашим дамам, которые этого стоят, — целую ручки.

Думаю попаcть в Москву не раньше нового года. Будет ли готов «Ревизор» к этому времени. Мой почтительнейший поклон и привет твоей жене. Твой А. Письмо Стаховича Подгорному 23 ноября 1908 года: Милый Николай Афанасьевич, Очень рад был узнать, что Вы вернулись в Москву, в свое первобытное состояние. Надеюсь, что Ваше здоровье удовлетворительно и что московская осень не ухудшила вашего состояния. Втянулись ли Вы в службу и в чем вы заняты? Получаю известия из Москвы, не очень меня радующие; с «Ревизором» затягивается, Константин Сергеевич нервный и переутомленный, работа не спорится, театр больше 3-х пьес не поставит в этот сезон и проч. Дома у меня благополучие тоже среднее. Жена провела весьма дурное лето в России, осенью она была довольно удовлетворительна за границею.

Теперь она, со старшею дочерью, поехала в Рим, на месяц, погостить у сестер. Собираюсь на днях тоже туда, но пробуду не более недели. В конце декабря надеюсь быть в Петербурге, а в Москву, к вам, явлюсь к Новому году. До свидания, будьте здоровы и не забывайте искренно вас любящего А. Поклон Качаловым и всем друзьям91. Письмо Стаховича Немировичу-Данченко 27 ноября 1908 года: Милый Владимир Иванович, твое прелестное письмо положительно перенесло меня в зал театра, на репетицию. Я живо себе представил и даже увидел все обстановку, грудастую Надежду Дмитриевну, растрепанную, в холщевой блузе; темпераментного Вишневского, вскакивающего и нагибающегося к чьему-нибудь уху для замечаний и излияний. Предоставляю тебе судить — были ли мне приятны эти ожившие воспоминания… Спасибо, друг, за письмо. Форма его очаровательна, но суть не весьма утешительна. Горизонт не розовый.

Хорошо и то, что, судя по письму, ты не в унынии и не утратил жизни и работоспособности. Издали, по слухам, мне трудно разобраться — кто из вас прав. Верю, что вы все правы, но дело все-таки плохо идет вперед. А не решить ли раз и навсегда, бесповоротно, что больше двух постановок на сезон художественно поставить немыслимо. Обидно, а придется это решить. Стыдно, а неизбежно. Но пока этого не решили, почему ты пишешь, что «У царских врат» вряд ли пойдет? Или что-нибудь другое намечено? А если нет, то это просто скандал! Завтра еду в Рим на неделю, вернусь в Меран и 27 декабря ст.

С вами буду встречать новолетие. Твой Стахович92. В конце декабря он в Москве. И — неожиданно доверительное многостраничное письмо от Немировича-Данченко. Как оно оказалось в архиве Немировича-Данченко? Может быть, Владимир Иванович не отправил его? Или потом собирал свою переписку у адресатов? Впрочем, это не так важно. Важно другое. Именно Стаховичу, безраздельно преданному Станиславскому, со всей силой страсти представлял Немирович-Данченко, подошедший к пятидесятилетию, свой автопортрет.

Не похожий на тот, что мог существовать в воображении «легкомысленного» директора. Немирович-Данченко выворачивался перед Стаховичем наизнанку, обнажался в самопознании до подкорки. И одновременно — психолог, аналитик, литератор — он набрасывал на фоне общей картины российской действительности 1908 года, как он понимал ее, картину внутритеатральной жизни в лицах, настраивающих Станиславского и Стаховича против него. В Стаховиче, именно в Стаховиче, таком далеком от писателей из чеховской генерации восьмидесятников, к которой он принадлежал рождением, опытом, всей жизнью в литературе и театре, Немирович-Данченко хотел видеть друга, к нему обращаясь. Напрямую к Станиславскому, столь же далекому от него, но дорогому, — без него он уже не мог существовать, к нему он был прикован, — он отчаялся достучаться. Он пошел к Станиславскому — с другого хода. Через Стаховича, пытаясь завоевать его. С открытым забралом, рассчитывая — не без оснований — на благородство адресата. Не мог Стахович, «чистый помыслами», бесхитростный, воспользоваться его откровенностью. Дорогой мой друг!

В двенадцатом часу ночи я звонил в Театр, мне сказали, что ты уже уехал. Я хотел предложить тебе поужинать и поговорить. Вышло лучше. В письме точнее выскажешься. Теперь три часа ночи. Я раскладывал пасьянс и размышлял. Из обращения в первой строчке ты чувствуешь, какой тон я хочу придать письму. Я хотел еще просто посидеть втроем с тобою и Конст. Если бы я сейчас писал ему, я тоже написал бы «Дорогой мой друг! Мы должны уметь говорить друг с другом, как подобает и этому возрасту и обоюдному уважению.

К делу. В твоем отношении ко мне есть одна коренная ошибка. Ту же ошибку с недавних пор ввел в свои отношения ко мне и Конст. Он более чуток к моей психологии, — скажу даже, — к «нашей» психологии. Тот, кто хочет вступить со мной в тесные, хотя бы и только деловые отношения, должен вдуматься в этот тип, в душу его, понять его и раз навсегда запомнить. Он избегнет ошибок. Главнейшие черты этого типа — серьезное отношение к жизни, хотя бы и со страстными и порывистыми выпадами, и непоколебимость в своих основных убеждениях. Я, как и многие мне подобные, никогда не опорочил своего маленького имени ни одной напечатанной строчкой ни в газете, которую считал противной своим убеждениям, ни содержанием каждой своей строчки. Не благодаря таланту, а только благодаря этому я стал «своим» в среде наиболее благородных писателей. И если, без большого таланта, я сумел выдвинуться во внимании публики впереди многих моих более талантливых коллег, то это случилось потому, что я обладаю счастливым соединением литературности с театральностью и, может быть, большей, чем у моих коллег, настойчивостью и энергией.

Главной же чертой моей все-таки всегда была непоколебимость убеждений, непродажность их. Их нельзя было у меня купить ни деньгами, ни славой, ни даже женщиной. Жена могла бы много раз свести меня с пути моей правды. Но и в этом отношении мне повезло. Я женился на дочери такого же сорта человека, — слишком известного своей неподкупностью, чтоб его рекомендовать. И она принесла ко мне в жизнь все, что получила от отца. Ты не имеешь представления и о сотой доли тех испытаний, какие переживал я с женою, когда надо было отказываться от широкого благополучия, чтобы сохранить удовлетворенную гордость. И еще так недавно, всего с год назад, я имел от жены самые горячие предложения перенести со мною все испытания, все, только бы я не давал никому и ничему подавить мой свободный дух, тот дух, который составляет мое главное богатство и ее главную гордость и который является единственным и настоящим источником жизнерадостности. Дорогой друг! Я пишу очень скучные вещи, но я прошу тебя не отнестись к этому слишком легко.

Константин Сергеевич когда-то чувствовал во мне эту мою силу и — я понимал это — радовался. Иногда, в частностях, он смешивал это с самолюбием, но, в общем, может быть, не сознательно, поддавался обаянию этой силы. И я утверждаю, что она легла в основание Художественного театра, во все его направление. Это моя сила придала такой аромат таланту самого Конст. Она же воспитывала и лучших людей в нашей труппе. Я никогда не был педагогом сухарем, и поэтому свобода духа передавалась моим прозелитам не в виде бурджаловских формул, а в известной радующей красоте. Был один момент, когда меня такого захотели сломить, согнуть, принизить. Это хотел сделать покойный Морозов. Придавить капиталом.

Собрание сочинений. Радищева О. Станиславский и Немирович-Данченко. История театральных отношений. Театр, 1999. Записные книжки : в 2 т. Германова М. Савичева Т. XX века : дис. Справочная и библиографическая литература Советские художественные фильмы : аннотир. Актёры МХАТ в кино фильмограф. Стаховича — с. Интернет—ресурсы Коллекция книг из библиотеки Алексея Александровича Стаховича [ Электронный ресурс ]. Для просмотра адреса в вашем браузере должен быть включен Javascript. Липецк, ул. Кузнечная, д.

Адамян отметил, что многие комики, которые начинали свою карьеру в «Stand Up на ТНТ», постепенно покидают проект. Много новых комиков, они постоянно циркулируют», — высказался Стахович в ответ на утверждение журналиста. Юморист также отметил, что давно не видел под новыми выпусками передачи на видеоплатформах комментарии из разряда «Где старички?

В 1905 году назначен в распоряжение наместника на Кавказе, с зачислением по гвардейской кавалерии и произведен в генерал-майоры. В 1902 году А. Стахович стал пайщиком Московского Художественного театра МХТ , в 1907 году — одним из его директоров. В 1907 году в чине генерал-майора он вышел в отставку и в 1910 году поступил в актёры МХТ. Стахович работал также в театральной школе — вёл класс манер, светского поведения и благородной выправки; Добужинский отмечал: «Алексей Александрович был одним из самых замечательных шармеров, каких мне приходилось встречать в жизни…». С 1915 года стал снимался в кино. В марте 1917 года Стахович вошёл в состав Театральной комиссии Особого совещания по делам искусств при Временном правительстве. По свидетельству князя С. Волконского, «Стахович был талантливой натурой в том смысле, что чувствовал искусство, но он не был выдающимся актером.

Статьи сезона 2002/03. А.Стахович. Русский барин с отпечатком Англии

Я был введен в заблуждение в его отношениях к К. Молодежь наша здорова и весела. Компания огромная. До свидания. Целую Ваши ручки.

Все кланяются. Ваш А. Вася — это Качалов. Перед открытием нового, юбилейного, сезона в первых числах августа Стахович — в Москве.

Как Немирович-Данченко и другие члены нового состава правления, за исключением Станиславского. Станиславский, как обычно, задержался за границей, но Немировичу-Данченко прислал поздравительные строчки — в подробном письме с размышлениями о репертуаре предстоящего сезона: Поздравляю с новым сезоном. Как-никак — с ссорами, иногда с нетерпимостью, иногда с жестокими выходками, капризами и другими недостатками, — а мы все-таки десять лет оттрубили вместе. Для России и русских — это факт необычный.

Дай Бог оттрубить еще столько же и научиться любить достоинства и недостатки, от которых, увы, в 45 лет трудно, хотя и надо избавляться. Поздравляю с десятилетием. Сердечно преданный и любящий К. И оба руководителя жалели Стаховича, спасавшего безнадежную Марию Петровну.

Станиславский еще летом просил Немировича-Данченко: «Хорошо бы поощрить на заседании Стаховича. Он сейчас расстроен болезнью жены»77. Немирович-Данченко тут же отвечал Станиславскому: «Стаховича хорошо выберем в заседании пайщиков и пошлем ему хорошую телеграмму. Его опасения насчет кассы напрасны.

Я ее совсем не буду касаться. А если случатся кое-какие промахи в хозяйственной части, то разве мелкие и извинительные»78. Телеграмму Стаховичу посылать не пришлось, к началу нового сезона он был на месте, в Москве, его «хорошо выбрали» на заседании по приезде в Москву Станиславского. А вот опасения Стаховича насчет кассы и полгода спустя не были напрасны.

Он все так же волновался и писал Станиславскому из-за границы о «делах директорских», финансовых, связанных, кстати, с постоянно нуждавшимся Немировичем-Данченко: Пожалуйста, проследи за тем, чтобы не произошло хищение нашей кассы ввиду будущих благ дивиденда. Без меня не разрешайте кредитов более или менее значительных. Необходимо из дивиденда сделать отчисления в запасный капитал, во-первых, а во-вторых, я желал бы суммы, имеющей быть причитанной, как дивиденд Немировичу, заставить его отдать кое-что79. Да и на ближайших заседания случались бухгалтерские казусы.

Уже 2 августа 1908 года правление приступило к подготовке нового сезона. Стахович не думал о юбилее. Он включился в работу «восстановления у нас хозяйственного порядка». Стахович кормил всех в ресторане сада «Эрмитаж».

Утром занимались текущими проблемами — разрешениями на отпуск больным, приемом в пайщицы Паниной. Во время заседания внизу, в фойе театра, собрались актеры, возвратившиеся из отпусков, и Лужский с Москвиным периодически спускались к ним. Вечером рассматривали годовой отчет за год до 15 июня 1908 года. По данным бухгалтерии его составил помощник Стаховича А.

Воробьев, назначенный еще в начале прошлого сезона, как уже говорилось, контролером бухгалтерии, отчетности хозяйственной части и секретарем Товарищества80. Воробьев и давал пояснения. В пунктах 4 и 5 протокола заседания записано: А. Стахович выразил удивление и неудовольствие по поводу отсутствия бухгалтера как раз в то время, когда присутствие его очень важно.

Правление после подробного рассмотрения отчета постановило принять его и представить на утверждение общего собрания членов Товарищества, так как по поручению Директора-контролера материальной стороны дела А. Стаховича полная ревизия цифровых данных отчета была произведена его помощником А. Признав форму отчета, составленного по двойной системе бухгалтерии, отличной, Правление решило обязать вести все книги по двойной системе, по точным указаниям Воробьева. Правление выразило Воробьеву благодарность81.

Решались вопросы, поднятые Стаховичем. Он продолжал наводить порядок в финансовых делах. Румянцев протоколировал: Ввиду того, что не имеется никаких документов на то, что Г. Бурджалов должен Товариществу 5000 руб.

Стаховичу, — постановлено: выдать А. Стаховичу вексель от Товарищества на 5000 руб. Бурджалова взять вексель на имя Товарищества на ту же сумму. Стахович отказался от процентов за прошлое трехлетие по 15 июня 1908 г.

Бурджалова 82. Стахович помогал личным кошельком и театру, и нуждающимся артистам, как помог он заболевшему Подгорному. И Станиславский пользовался кошельками меценатов в интересах театра: Думаю, такие лица, как Панина, Орлов-Давыдов, Стахович, Тарасов, не захотят брать того крупного дивиденда, который причитается на их долю. Я шепну им на ушко, чтобы они отдали эти доходы на покупку имения для Художественного театра.

Но, кто знает, они могут и не послушаться меня, — кокетничал он83. Покупка имения на Оке не состоялась. Лилина с детьми оставалась за границей. К обеду в Каретный ряд явились Немирович-Данченко — он посвящал Станиславского в театральные дела, — Книппер и Барановская; Барановскую вводили на роль Ирины в «Трех сестрах».

Потом поехали к Стаховичу — у него была инфлуэнца, как говорили тогда. Он весь вечер лежал. Отдав дань обязанностям по фабрике, Станиславский приступил к репетициям «Ревизора» и «Синей птицы» — ближайших премьер сезона. На заседании правления 19 августа постановили открывать сезон «Синей птицей», а не «Ревизором» — вопреки решению, принятому во время гастролей в Петербурге.

На «Синей птице» настаивал Станиславский. В пункте 2 протокола записано: Утвержден отчет за прошлый год с 15 июня 1907 года по 15 июня 1908 г. Ища форму для ведения театральной отчетности, правление театра поручило А. Стаховичу упорядочить это дело; представленный отчет своею формою вполне удовлетворило собрание, которое постановило благодарить А.

Стаховича за выполнение возложенного на него поручения. Кроме того, собрание постановило выразить благодарность помощнику А. Стаховича А. Воробьеву за его большой труд по составлению отчета и поручило правлению и на будущее время вести отчетность по этой же форме84.

В соответствии с расчетами бухгалтерии и контролеров каждому пайщику причиталось от чистой прибыли по 412 руб. Это же заседание, поощрявшее Стаховича, официально подтверждало его статус: Третьим директором на новое трехлетие единогласно избран опять А. Два несменяемых директора театра К. Алексеев и Вл.

Немирович-Данченко создатели Московского Художественного театра и третий, избираемый на трехлетие, составляют Дирекцию и являются представителями театра перед администрацией и обществом, в управлении же делами театра все они являются обязательными, но равноправными членами правления. Только вопрос о распределении ролей — в случае разногласия — дирекция решает самостоятельно, все же остальные вопросы решаются правлением большинством голосов85. На заседании правления 7 сентября 1908 года А. Стаховичу было поручено «выяснить способ контроля костюмерной части»86.

Оба «несменяемых» директора старались, как могли, доказать Стаховичу, жалея его, как он нужен театру, и нагружали его поручениями. А перед выпуском «Синей птицы» он был не просто нужен. Он с его знанием французского языка был необходим. Ждали Метерлинка.

Премьера «Синей птицы» состоялась 30 сентября 1908 года. Метерлинк хотел приехать в 20-х числах сентября. Планировалось, что навстречу ему на границу поедет Стахович, а в Москве на вокзале его встретит труппа. Писатель так и не приехал, но сюжет — Стахович встречает Метерлинка — стал одним из самых смешных на ближайшем капустнике.

Пародию на предполагаемую встречу Стаховичем Метерлинка сочинял Сулержицкий. Станиславский вспоминал об этой шутке Сулержицкого: В 1908 году он самозабвенно сочинял для капустника шуточные телеграммы к приезду Метерлинка: якобы автор «Синей птицы» едет на автомобиле из Франции в Художественный театр, и с пути его следования сыплются телеграммы. Пердю монокль. Рьен вуар» «Потерял монокль.

Ничего не вижу». А из Хотькова, где был в то время большой монастырь женский , получено следующее сообщение: «Хор монахов второй день поет патриотическую кантату Саца в ожидании Метерлинка или Стаховича. Идет дождь…»87. В ту осень Стахович грустил, хандрил.

А с ним было весело. Труппа полюбила его. Он был трогателен в самоотдаче театру. Недаром Станиславский, наставляя Гзовскую перед ее вступлением в труппу, говорил ей: В театре есть четыре чистых отношения к самому делу: жена, Москвин, Стахович и я отчасти Сулер, но его тянет к земле …88.

Немирович-Данченко в этот ряд Станиславского не попадал. Немирович-Данченко для него — всего лишь «компетентный человек». А Немирович-Данченко чистоту помыслов Станиславского и в 1908-м не подвергал сомнению, замечая в труппе многих актеров, исключая Москвина, «не свободных от мелких душевных мотивов». И в 1908 году он подтверждал: «Вы — колосс среди всех по чистоте отношения к делу»89.

И двигался в сторону Стаховича… После юбилейных торжеств Стахович — снова в Европе. В Меране — на курорте, излюбленном с середины прошлого века русскими туберкулезниками… И со своей тоской по Москве. По Художественному театру. И его — в Москву.

Весь ноябрь 1908 года и почти весь декабрь он отвечал своим корреспондентам… Он весь — в этих единичных сохранившихся ноябрьских письмах. Желал бы услышать твое мнение о делах и «духе» театра. Essor полет — фр. А как ваш моральный essor полет?

Вспомни, что у тебя приятель, тоскующий на чужбине. На твоем месте я давно бы написал, без унизительного для меня напоминания. То, что я проделываю в Меране, называется не жизнью, а житием без причисления к лику святых. Ты позавидовал мне при моем отъезде, с наслаждением уступил бы тебе мое место и взял твое.

Живу в подлом, скучном месте, природа и теплая погода оставляют меня холодным вольный перевод с французского , принадлежность Мерана к стране, произведшей незаконную аннексию, мне тоже довольно безразлична, ибо я славянофил беcтемпераментный, а однообразие, отсутствие развлечений и отдаленность от МХТ — вот мое горе. Напиши мне и о Крэге, и о Грассо, и об Орле. Кланяюсь всем нашим дамам, которые этого стоят, — целую ручки. Думаю попаcть в Москву не раньше нового года.

Будет ли готов «Ревизор» к этому времени. Мой почтительнейший поклон и привет твоей жене. Твой А. Письмо Стаховича Подгорному 23 ноября 1908 года: Милый Николай Афанасьевич, Очень рад был узнать, что Вы вернулись в Москву, в свое первобытное состояние.

Надеюсь, что Ваше здоровье удовлетворительно и что московская осень не ухудшила вашего состояния. Втянулись ли Вы в службу и в чем вы заняты? Получаю известия из Москвы, не очень меня радующие; с «Ревизором» затягивается, Константин Сергеевич нервный и переутомленный, работа не спорится, театр больше 3-х пьес не поставит в этот сезон и проч. Дома у меня благополучие тоже среднее.

Жена провела весьма дурное лето в России, осенью она была довольно удовлетворительна за границею. Теперь она, со старшею дочерью, поехала в Рим, на месяц, погостить у сестер. Собираюсь на днях тоже туда, но пробуду не более недели. В конце декабря надеюсь быть в Петербурге, а в Москву, к вам, явлюсь к Новому году.

До свидания, будьте здоровы и не забывайте искренно вас любящего А. Поклон Качаловым и всем друзьям91. Письмо Стаховича Немировичу-Данченко 27 ноября 1908 года: Милый Владимир Иванович, твое прелестное письмо положительно перенесло меня в зал театра, на репетицию. Я живо себе представил и даже увидел все обстановку, грудастую Надежду Дмитриевну, растрепанную, в холщевой блузе; темпераментного Вишневского, вскакивающего и нагибающегося к чьему-нибудь уху для замечаний и излияний.

Предоставляю тебе судить — были ли мне приятны эти ожившие воспоминания… Спасибо, друг, за письмо. Форма его очаровательна, но суть не весьма утешительна. Горизонт не розовый.

Уволился со службы в 1907 г. Его сценический дебют 1911 года в партии князя Абрезкова в Живой труп вызвал сенсацию, и с тех пор его выступления на сцене всегда волновали публику, даже если критики неоднозначно относились к его художественному диапазону. Он начал сниматься в кино в 1915 году, а два года спустя присоединился к Временное правительство России как руководитель его Театральной комиссии.

Бурджалов должен Товариществу 5000 руб. Стаховичу, — постановлено: выдать А. Стаховичу вексель от Товарищества на 5000 руб. Бурджалова взять вексель на имя Товарищества на ту же сумму. Стахович отказался от процентов за прошлое трехлетие по 15 июня 1908 г. Бурджалова 82. Стахович помогал личным кошельком и театру, и нуждающимся артистам, как помог он заболевшему Подгорному. И Станиславский пользовался кошельками меценатов в интересах театра: Думаю, такие лица, как Панина, Орлов-Давыдов, Стахович, Тарасов, не захотят брать того крупного дивиденда, который причитается на их долю. Я шепну им на ушко, чтобы они отдали эти доходы на покупку имения для Художественного театра. Но, кто знает, они могут и не послушаться меня, — кокетничал он83. Покупка имения на Оке не состоялась. Лилина с детьми оставалась за границей. К обеду в Каретный ряд явились Немирович-Данченко — он посвящал Станиславского в театральные дела, — Книппер и Барановская; Барановскую вводили на роль Ирины в «Трех сестрах». Потом поехали к Стаховичу — у него была инфлуэнца, как говорили тогда. Он весь вечер лежал. Отдав дань обязанностям по фабрике, Станиславский приступил к репетициям «Ревизора» и «Синей птицы» — ближайших премьер сезона. На заседании правления 19 августа постановили открывать сезон «Синей птицей», а не «Ревизором» — вопреки решению, принятому во время гастролей в Петербурге. На «Синей птице» настаивал Станиславский. В пункте 2 протокола записано: Утвержден отчет за прошлый год с 15 июня 1907 года по 15 июня 1908 г. Ища форму для ведения театральной отчетности, правление театра поручило А. Стаховичу упорядочить это дело; представленный отчет своею формою вполне удовлетворило собрание, которое постановило благодарить А. Стаховича за выполнение возложенного на него поручения. Кроме того, собрание постановило выразить благодарность помощнику А. Стаховича А. Воробьеву за его большой труд по составлению отчета и поручило правлению и на будущее время вести отчетность по этой же форме84. В соответствии с расчетами бухгалтерии и контролеров каждому пайщику причиталось от чистой прибыли по 412 руб. Это же заседание, поощрявшее Стаховича, официально подтверждало его статус: Третьим директором на новое трехлетие единогласно избран опять А. Два несменяемых директора театра К. Алексеев и Вл. Немирович-Данченко создатели Московского Художественного театра и третий, избираемый на трехлетие, составляют Дирекцию и являются представителями театра перед администрацией и обществом, в управлении же делами театра все они являются обязательными, но равноправными членами правления. Только вопрос о распределении ролей — в случае разногласия — дирекция решает самостоятельно, все же остальные вопросы решаются правлением большинством голосов85. На заседании правления 7 сентября 1908 года А. Стаховичу было поручено «выяснить способ контроля костюмерной части»86. Оба «несменяемых» директора старались, как могли, доказать Стаховичу, жалея его, как он нужен театру, и нагружали его поручениями. А перед выпуском «Синей птицы» он был не просто нужен. Он с его знанием французского языка был необходим. Ждали Метерлинка. Премьера «Синей птицы» состоялась 30 сентября 1908 года. Метерлинк хотел приехать в 20-х числах сентября. Планировалось, что навстречу ему на границу поедет Стахович, а в Москве на вокзале его встретит труппа. Писатель так и не приехал, но сюжет — Стахович встречает Метерлинка — стал одним из самых смешных на ближайшем капустнике. Пародию на предполагаемую встречу Стаховичем Метерлинка сочинял Сулержицкий. Станиславский вспоминал об этой шутке Сулержицкого: В 1908 году он самозабвенно сочинял для капустника шуточные телеграммы к приезду Метерлинка: якобы автор «Синей птицы» едет на автомобиле из Франции в Художественный театр, и с пути его следования сыплются телеграммы. Пердю монокль. Рьен вуар» «Потерял монокль. Ничего не вижу». А из Хотькова, где был в то время большой монастырь женский , получено следующее сообщение: «Хор монахов второй день поет патриотическую кантату Саца в ожидании Метерлинка или Стаховича. Идет дождь…»87. В ту осень Стахович грустил, хандрил. А с ним было весело. Труппа полюбила его. Он был трогателен в самоотдаче театру. Недаром Станиславский, наставляя Гзовскую перед ее вступлением в труппу, говорил ей: В театре есть четыре чистых отношения к самому делу: жена, Москвин, Стахович и я отчасти Сулер, но его тянет к земле …88. Немирович-Данченко в этот ряд Станиславского не попадал. Немирович-Данченко для него — всего лишь «компетентный человек». А Немирович-Данченко чистоту помыслов Станиславского и в 1908-м не подвергал сомнению, замечая в труппе многих актеров, исключая Москвина, «не свободных от мелких душевных мотивов». И в 1908 году он подтверждал: «Вы — колосс среди всех по чистоте отношения к делу»89. И двигался в сторону Стаховича… После юбилейных торжеств Стахович — снова в Европе. В Меране — на курорте, излюбленном с середины прошлого века русскими туберкулезниками… И со своей тоской по Москве. По Художественному театру. И его — в Москву. Весь ноябрь 1908 года и почти весь декабрь он отвечал своим корреспондентам… Он весь — в этих единичных сохранившихся ноябрьских письмах. Желал бы услышать твое мнение о делах и «духе» театра. Essor полет — фр. А как ваш моральный essor полет? Вспомни, что у тебя приятель, тоскующий на чужбине. На твоем месте я давно бы написал, без унизительного для меня напоминания. То, что я проделываю в Меране, называется не жизнью, а житием без причисления к лику святых. Ты позавидовал мне при моем отъезде, с наслаждением уступил бы тебе мое место и взял твое. Живу в подлом, скучном месте, природа и теплая погода оставляют меня холодным вольный перевод с французского , принадлежность Мерана к стране, произведшей незаконную аннексию, мне тоже довольно безразлична, ибо я славянофил беcтемпераментный, а однообразие, отсутствие развлечений и отдаленность от МХТ — вот мое горе. Напиши мне и о Крэге, и о Грассо, и об Орле. Кланяюсь всем нашим дамам, которые этого стоят, — целую ручки. Думаю попаcть в Москву не раньше нового года. Будет ли готов «Ревизор» к этому времени. Мой почтительнейший поклон и привет твоей жене. Твой А. Письмо Стаховича Подгорному 23 ноября 1908 года: Милый Николай Афанасьевич, Очень рад был узнать, что Вы вернулись в Москву, в свое первобытное состояние. Надеюсь, что Ваше здоровье удовлетворительно и что московская осень не ухудшила вашего состояния. Втянулись ли Вы в службу и в чем вы заняты? Получаю известия из Москвы, не очень меня радующие; с «Ревизором» затягивается, Константин Сергеевич нервный и переутомленный, работа не спорится, театр больше 3-х пьес не поставит в этот сезон и проч. Дома у меня благополучие тоже среднее. Жена провела весьма дурное лето в России, осенью она была довольно удовлетворительна за границею. Теперь она, со старшею дочерью, поехала в Рим, на месяц, погостить у сестер. Собираюсь на днях тоже туда, но пробуду не более недели. В конце декабря надеюсь быть в Петербурге, а в Москву, к вам, явлюсь к Новому году. До свидания, будьте здоровы и не забывайте искренно вас любящего А. Поклон Качаловым и всем друзьям91. Письмо Стаховича Немировичу-Данченко 27 ноября 1908 года: Милый Владимир Иванович, твое прелестное письмо положительно перенесло меня в зал театра, на репетицию. Я живо себе представил и даже увидел все обстановку, грудастую Надежду Дмитриевну, растрепанную, в холщевой блузе; темпераментного Вишневского, вскакивающего и нагибающегося к чьему-нибудь уху для замечаний и излияний. Предоставляю тебе судить — были ли мне приятны эти ожившие воспоминания… Спасибо, друг, за письмо. Форма его очаровательна, но суть не весьма утешительна. Горизонт не розовый. Хорошо и то, что, судя по письму, ты не в унынии и не утратил жизни и работоспособности. Издали, по слухам, мне трудно разобраться — кто из вас прав. Верю, что вы все правы, но дело все-таки плохо идет вперед. А не решить ли раз и навсегда, бесповоротно, что больше двух постановок на сезон художественно поставить немыслимо. Обидно, а придется это решить. Стыдно, а неизбежно. Но пока этого не решили, почему ты пишешь, что «У царских врат» вряд ли пойдет? Или что-нибудь другое намечено? А если нет, то это просто скандал! Завтра еду в Рим на неделю, вернусь в Меран и 27 декабря ст. С вами буду встречать новолетие. Твой Стахович92. В конце декабря он в Москве. И — неожиданно доверительное многостраничное письмо от Немировича-Данченко. Как оно оказалось в архиве Немировича-Данченко? Может быть, Владимир Иванович не отправил его? Или потом собирал свою переписку у адресатов? Впрочем, это не так важно. Важно другое. Именно Стаховичу, безраздельно преданному Станиславскому, со всей силой страсти представлял Немирович-Данченко, подошедший к пятидесятилетию, свой автопортрет. Не похожий на тот, что мог существовать в воображении «легкомысленного» директора. Немирович-Данченко выворачивался перед Стаховичем наизнанку, обнажался в самопознании до подкорки. И одновременно — психолог, аналитик, литератор — он набрасывал на фоне общей картины российской действительности 1908 года, как он понимал ее, картину внутритеатральной жизни в лицах, настраивающих Станиславского и Стаховича против него. В Стаховиче, именно в Стаховиче, таком далеком от писателей из чеховской генерации восьмидесятников, к которой он принадлежал рождением, опытом, всей жизнью в литературе и театре, Немирович-Данченко хотел видеть друга, к нему обращаясь. Напрямую к Станиславскому, столь же далекому от него, но дорогому, — без него он уже не мог существовать, к нему он был прикован, — он отчаялся достучаться. Он пошел к Станиславскому — с другого хода. Через Стаховича, пытаясь завоевать его. С открытым забралом, рассчитывая — не без оснований — на благородство адресата. Не мог Стахович, «чистый помыслами», бесхитростный, воспользоваться его откровенностью. Дорогой мой друг! В двенадцатом часу ночи я звонил в Театр, мне сказали, что ты уже уехал. Я хотел предложить тебе поужинать и поговорить. Вышло лучше. В письме точнее выскажешься. Теперь три часа ночи. Я раскладывал пасьянс и размышлял. Из обращения в первой строчке ты чувствуешь, какой тон я хочу придать письму. Я хотел еще просто посидеть втроем с тобою и Конст. Если бы я сейчас писал ему, я тоже написал бы «Дорогой мой друг! Мы должны уметь говорить друг с другом, как подобает и этому возрасту и обоюдному уважению. К делу. В твоем отношении ко мне есть одна коренная ошибка. Ту же ошибку с недавних пор ввел в свои отношения ко мне и Конст. Он более чуток к моей психологии, — скажу даже, — к «нашей» психологии. Тот, кто хочет вступить со мной в тесные, хотя бы и только деловые отношения, должен вдуматься в этот тип, в душу его, понять его и раз навсегда запомнить. Он избегнет ошибок. Главнейшие черты этого типа — серьезное отношение к жизни, хотя бы и со страстными и порывистыми выпадами, и непоколебимость в своих основных убеждениях. Я, как и многие мне подобные, никогда не опорочил своего маленького имени ни одной напечатанной строчкой ни в газете, которую считал противной своим убеждениям, ни содержанием каждой своей строчки.

Станиславский вспомнил покойного Стаховича на юбилее Второй студии в 1926 году: «Очутившись после дворца в своей собственной кухне, вдали от детей, лишенный всего имущества, потерявший здоровье, почувствовавший старость, усомнившись в своих силах для дальнейшей работы, он боялся стать в тягость другим, впал в тяжелую меланхолию и мечтал о смерти как об единственном выходе. Он жил как артист и эстет, а умер как военный, который не хотел сдаться». В 1926 советском году Станиславский не захотел в деталях вспомнить уход Стаховича из жизни, его самоубийство. Это сделала Марина Цветаева, сделала с близкого расстояния, в упор, сумев осмыслить уход Стаховича как уход целой эпохи, которая породила Художественный театр и тот век русской культуры, что теперь именуют серебряным. Приведу несколько замечательных наблюдений поэтессы: «Очень высокий рост… гибкая прямизна, цвет костюма, глаз, волос — среднее между сталью и пеплом. Помню веки, из породы тяжелых, редко дораскрывающихся. Веки природно-высокомерные. Горбатый нос. Безупречный овал. Толпа была огромная. Все чужие. Я шла, чувствуя себя наполовину мертвой, умирая с каждым шагом — от всех чужих вокруг, от него — одного — впереди. Автомобили сворачивали с дороги. Я этим немножечко за него гордилась. Они трогательно пели». Рассказ о том как впервые появился за кулисами Охотничьего клуба Первое помещение Художественного театра. Цветаевой в великокняжеской свите красавец адъютант Стахович. Последняя деталь замечательно соединяет реальный образ Стаховича с той прекрасной легендой «Театрального романа», который Булгаков хотел назвать «Записками покойника». Станиславский еще отдыхал в Кисловодске. Немирович-Данченко с 1 августа был на месте. Он раньше Станиславского уходил в отпуск и раньше возвращался в Москву перед началом нового сезона. Так было условлено между ними. В штатском, элегантен, красив, бодр. Просит меня учить его, вводить в дело, по-товарищески. Вообще, видимо хочет быть чем-нибудь и доказать свою работоспособность, — писал Немирович-Данченко жене 10 августа 1907 года, уже к этому времени сильно переутомленный 1. Дел было много. Срочно надо было завершить распределение ролей в пушкинском «Борисе Годунове», намеченном первой премьерой сезона. Еще весной Немирович-Данченко дал Лужскому, второму режиссеру спектакля, ряд указаний о времени и истории правления Бориса, распределил по картинам всех участвующих — актеров, сотрудников, учеников, и Лужский налаживал «народные» — массовые сцены. Но никак не могу пережевать Шуйского — Качалова. Стаховичу рисуется трафаретный образ сценического резонера, — писал Немирович-Данченко тогда Станиславскому 2. В его распределении: Вишневский — царь Борис, Москвин — Самозванец. Они и играли на премьере эти роли. Стахович, по обыкновению, вмешивался в творческие вопросы, выявляя свой консервативный для художественников театральный вкус. В окончательном варианте Шуйского получил Лужский, конечно, больше подходящий роли; Качалов назначался на роль Пимена и играл ее в спектакле. Отдельно он встретился с Москвиным для разговора о роли Самозванца и постановочного замысла «Бориса». В таких индивидуальных — интимных, как он говорил, — разговорах он пытался втянуть артиста «в самые недра души пьесы и образа», им уже разведанные. Он придумал для Москвина: …образ очень интересный, но огромной трудности […] Самозванец […] «архистратиг Михаил»: светлый, мстительный рок, пронесшийся над головою Бориса, легендарный, воскресший Дмитрий в образе гениального безумца Гришки Отрепьева. Я влюблен в этот образ, в его безумные глаза при кривой ноздре и бородавках портрет Самозванца исторический , в его священное призвание — погубить Бориса, построившего свою власть на убийстве, в его вдохновленность. Соответственно с этим образом и вся трагедия рисуется не такою реальною, как были «Федор» и «Грозный», а как бы исторической легендой, поэтической песней о Борисе и Гришке Отрепьеве. Есть тут какая-то новая нота романтизма, которой так удивительно помогают чудесные стихи Пушкина 3. В соответствии с этим романтическим замыслом роли Самозванца и всего спектакля виделись ему и остальные образы: Пимен — не просто старец, а бывший богатырь, обратившийся в летописца, Курбский — не просто молодой боярин, а витязь из тех, каких рисовал Васнецов, точно Руслан, Ксения — не просто царская дочка, какая-то Мстиславская из «Федора», а сказочная царевна. Марина — не просто польская девушка, а сверкающая красотой и огневостью честолюбия шляхтянка. Вишневского я сдал пока Станиславскому, пусть возится с ним. Но и Борис — удрученный, затравленный совестью лев 4. Алексей Александрович Стахович Стахович в принципе не одобрял подобных «умствований». К тому же у него, как и у Лужского, был свой образ Самозванца «бравый, талантливый, энергичный, ловкий актер», а отнюдь не архистратиг… 5 , и свои представления о будущем спектакле. Он виделся ему, как и Лужскому, в эстетике «Царя Федора» и «Ивана Грозного», если и не «натуралистического историзма», то совершенно лишенным романтики. Лилина оставалась в Кисловодске. На следующий день он сам посмотрел сцену в корчме, и нашел, что «хорошо», но «много лишних подробностей» 7. И он, как и Немирович-Данченко, перерос эстетику раннего Художественного театра. Хотя видел его будущее на других путях. До приезда Стаховича Немирович-Данченко успел еще объясниться с Леонидом Андреевым — театр затянул постановку «Жизни человека», пьесу читали труппе и одобрили в начале прошлого сезона. Вишневский пригласил на обед И. Москвина и В. Нелидова, заведующего репертуаром Малого театра. С супругами Нелидовым и О. Гзовской, молодой актрисой Малого театра, и со Станиславским Немирович-Данченко встречался в июле в Кисловодске, где он тоже отдыхал и «чинился»; Гзовская тогда же по личной инициативе проходила в Кисловодске со Станиславским свою новую роль в Малом театре — Психеи в пьесе Ю. Жулавского «Эрос и Психея». Она увлеклась этими занятиями, впервые постигая в работе со Станиславским элементы внутренней актерской психотехники. Станиславский познакомил ее и с голосовыми и пластическими средствами выразительности. Его озаботил этой «отраслью» в актерском искусстве, развитой у французов, все тот же Стахович: «В число твоих забот о русском искусстве и театра внеси, ради Бога, эту отрасль. Большое тебе скажут спасибо. В особенности подобает обратить внимание на русских актрис», —писал Стахович Станиславскому из Парижа в марте 1907 8. Перед отпуском они обсуждали эту тему. И Станиславский увлекся ученицей. Такой — «своей» молодой актрисы, какой была для Немировича-Данченко Германова, — талантливой, увлеченной его идеями и готовой следовать за ним в пробах складывавшейся в его сознании будущей «системы» работы актера над ролью, — в своем театре он не находил. Оба они — Нелидов и Гзовская — «очень сильно атакуют Станиславского. И мы с ним говорим о том, что обоих надо взять в Художественный театр? Еще весной Стахович передал Немировичу-Данченко, работавшему с Германовой, чью-то фразу: «Владимир Иваныч не допустит ни одной интересной актрисы на наш театр». Все эти подозрения, рисующие меня в очень неважном виде, меня нисколько не волнуют до тех пор, пока Вы, Вы один, не верите им, потому что никого в Театре я не считаю таким чистым человеком, как Вас»,— писал Немирович-Данченко Станиславскому 9. Противился он и приглашению в театр Нелидова. Переписка по-прежнему занимала в их отношениях, личных и производственных, важное место. Более важное для Немировича-Данченко, чем Стахович подле Станиславского. Не поднимаясь над личными пристрастиями, Стахович очень старался достойно исполнить свою посредническую миссию. Но она не приносила желаемых результатов. Немирович-Данченко действительно был против вступления Гзовской в труппу, но скорее потому, что считал неэтичным поступок актрисы, много занятой в репертуаре и покидающей театр в начале сезона 10. Ленский рассчитывал на талант Гзовской; он дал ей три роли молодых героинь в премьерных спектаклях сезона. К тому же Ленский был его личный друг. До приезда Стаховича Немировичу-Данченко пришлось думать и о репертуаре сезона. Накануне открытия его он получил известие о том, что байроновского «Каина», включенного в репертуар, «весь синклит Синода единогласно запретил»; а «Каином» Немирович-Данченко хотел открыть сезон, если бы трудоемкая работа над «Борисом Годуновым» затянулась одних костюмов надо было изготовить 160 : Будет не менее эффектно. Может быть эта пьеса и не для gros du public , но меня она все больше волнует. Если бы удалось вызвать в Леонидове трагизм, а Качалова взвинтить на огневого, мечущего молниями Люцифера — то эффект был бы удивительны 11. Он не мог смириться с запретом и надеялся на то, что Стахович добьется пересмотра решения Синода. Немирович-Данченко рассчитывал на его столичные связи. Сегодня Стаховича отправляем хлопотать о «Каине», — сообщал Немирович-Данченко 19 августа жене 12. И в двадцатых числах августа — ей же: Стахович ездил в Петербург хлопотать о «Каине», виделся с митрополитом и экзархом и добился пересмотра вопроса о «Каине». Теперь ждем ответа 13. Поездка эта не увенчалась успехом. До приезда Станиславского он не предпринимал никаких усилий на этом фронте. Станиславский прибыл в Москву 15 августа. Стахович встречал его на вокзале, прождав три часа. Опоздал поезд. Стахович остался обедать и вводил Станиславского в курс театральных дел. Интересом к Метерлинку, к «чудесному аромату», которым «благоухают» его пьесы, заразил Станиславского Мейерхольд, репетировавший в Студии на Поварской метерлинковскую одноактную пьесу «Смерть Тентажиля». Еще на Кавказе Станиславский получил письмо от Метерлинка, но не осмелился ответить ему на французском. Дома Станиславский обнаружил письмо от Гзовской, в котором на трех страницах она извинялась за то, что беспокоит его в день приезда, но просит принять ее. Вечером она явилась к Станиславскому в Каретный ряд, «умоляя» взять ее в Художественный театр хотя бы статисткой. Но Станиславский не мог решить этот вопрос самолично, хотя ему этого хотелось; надо было провести его через утверждение пайщиками. Он не подозревал как обострит Гзовская, а потом и Нелидов, его отношения с Немировичем-Данченко, приведенные, казалось, к относительному умиротворению. Хотя, конечно же, не следовало обольщаться: все оставалось как было прежде. Жене Станиславский писал о том вечере в компании со Стаховичем и Гзовской. Мнение Стаховича для него чрезвычайно важно: Стаховичу она понравилась, хоть он и не пришел от нее в экстаз. Завтра этот вопрос решается на заседании. Я проводил ее со Стаховичем до ее квартиры пешком, так как устал сидеть. Взял ванну и теперь пишу тебе. Настроение пока бодрое. Качалов вернулся и не пьет больше водки […]. Мария Петровна, жена Стаховича, не очень хорошо себя чувствует и в полухандре 15. Станиславский назвал его заседанием «по репертуару»: надо было сверстать афишу нового сезона с учетом неопределенности с «Каином». Заседавшие «бухнулись», словом Немировича-Данченко, в театральные разговоры и разошлись в час ночи. Обсуждения репертуара фактически не получилось. Командовал заседанием Станиславский, безоглядно следуя бушевавшим в нем эмоциям. Стахович, надумавший искоренить в работе хотя бы дирекции «миленький всероссийский халат», на первом ее заседании в этом своем новом качестве оказался бессилен. Именно Станиславский не подчинялся элементарным требованиям дисциплины, а третий директор лишь подчинялся первому, во всем разделяя его точку зрения — ведь он присягнул, официально вступая в должность, служить малейшим прихотям художественной фантазии Станиславского, — и, как всегда, пытался сохранить равновесие в отношениях руководителей. Свидетельство о том, что происходило в тот вечер на заседании «по репертуару» в доме Станиславского с участием Стаховича, оставил Немирович-Данченко. Он писал жене 19 августа 1907 года: Константин полон сил, энергии, желания работать. Но первый же вечер, когда у него было заседание, на которое я с Вишневским въехали прямо с вокзала от Федотовой, — он повел себя глупо. Заседание было важное для решения вопроса о «Жизни человека». Вишневский и Федотова уговаривали меня не торопиться, отложить телеграммой заседание до другого дня, я отказался… Едем на железной дороге, я и говорю Вишневскому: вот мы рисковали быть залитыми дождем, тряслись по проселочной дороге 18 верст, а приедем, и Конст. Я даже не ожидал, что окажусь в такой степени пророком. Только что я вчера приехал, приходит ко мне Гзовская… И идет рассказ о том, что Гзовская, якобы «отравленная» уроками Константина, не может больше ни одного дня оставаться в Малом театре и предлагает себя в Театр теперь же, несмотря на то, что Ленский дал ей три главных роли в новых пьесах сезона. Нечего и говорить, что Константин за то, чтобы немедленно принять ее. Стахович, конечно, его вполне поддерживает. Москвин и Вишневский ждут, что скажу я. Я защищаю такую точку зрения: Гзовская Малому театру сейчас очень нужна. Отказываться от службы накануне открытия занавеса противоречит самой элементарной этике. Такому человеку нельзя верить. Таким же образом она откажется служить у нас, когда ее соблазнит какое-нибудь еще более интересное дело, чем наше. Ленский только что устанавливает новое дело в Малом театре, для него уход Гзовской будет ударом. И все это не что иное, как интрига Нелидова против Ленского, желание подложить ему свинью. Хотите Вы участвовать в этом грязном деле? Я думал, что вопрос решится в 5 минут. Куда тебе! Загорелось у Константина, и подай ему Гзовскую сейчас. Стахович продолжает поддерживать его. И мы разговариваем по этому поводу два часа, пока я не потребовал в качестве директора отложить этот вопрос и заняться более важным для нас — вопросом о «Каине» и «Жизни человека». Вопрос отложили. На другое утро я написал Константину письмо, объяснив ему, что он горячится, что наш Театр был всегда чист и процветал не отниманием у других театров нужных артистов и т. Он ответил: «Вы правы». Трудно, ох как трудно бороться с этим самодурством. Потом Стахович тоже говорил, что я прав 16. Решения о приеме Гзовской в Художественный театр заседание 17 августа не приняло. Москвин и Вишневский согласились с мнением Немировича-Данченко. Станиславский, поддержанный одним Стаховичем, подчинился: «Все за прием, но этическая сторона очень сложна» 17. Гзовская осталась в Малом, играла на открытии сезона в Малом в новой сценической редакции шекспировского спектакля «Много шуму из ничего», но занятия со Станиславским не прекращались и дома у него, и в ее доме, и в репетиционных помещениях театра. Очень скоро они обернулись стычкой Гзовской и Германовой и очередным витком напряженности в отношениях их учителей. Наблюдая Станиславского, вернувшегося к делам, Немирович-Данченко думал про себя, а потом делился с женой: Обострение, которое обнаруживается только к ноябрю-декабрю, — уже в августе налицо. Лучше бы уж он был утомлен, чем полон сил, потому что полный сил он еще более купец. Ну, посмотрим. Нервы и у него, и у меня еще настолько сильны, что мы легко отбрасываем пока камни преткновения и стараемся идти дружно… 18. Он и здесь оказался пророком. Действительно, обострение достигло максимума к концу ноября — в декабре из-за стычки Германовой и Гзовской. Инцидент «Гзовско-Германовский», как называл его Стахович, заключался в том, что Гзовская, прием которой в труппу перенесли на следующий сезон, продолжала заниматься со Станиславским и его помощником Н. Александровым в помещениях театра. В один из ноябрьских дней репетиционный зал, где занималась Гзовская, потребовался Германовой — она по поручению Немировича-Данченко вводила молоденькую Л. Дмитревскую, поступившую в школу, на роль Натальи Дмитриевны в «Горе от ума». Из спектакля надолго по болезни выбыла Литовцева. Германова попросила Гзовскую, берущую частные уроки, освободить сцену для ее репетиций с ученицей школы. И стычка Германовой и Гзовской, растянувшаяся во времени из-за амбиций всех ее участников, переросла в склоку, недостойную никого — ни Германовой и Гзовской, ни стоявших за ними учителей. Это произошло, когда Стаховича уже не было в Москве. Он вынужден был уехать за границу в связи с болезнью дочери и сына. Они подхватили тиф. Пока он был в Москве, ему еще удавалось сохранить союзническое равновесие режиссеров. Новый прилив «самодурства и несправедливости» Станиславского Немирович-Данченко ожидал в ближайшее время в расхождении их в трактовке и выборе актрисы на роль Марины Мнишек. Станиславский видел в этой роли Книппер-Чехову. Немирович-Данченко — только Германову. И вообще с Ольгой Леонардовной Немировичу-Данченко стало трудно. И их отношения стали натянутыми. Он не мог примириться с ее «тоном» — «всезнающим и все критикующим». Он не узнавал ее: …куда девались ее скромность, мягкость и вдумчивость, которые делали ее когда-то привлекательной. Бывало, приезжала она, вся — внимание, вся — доверие, вся — любовь к театру и к тому, что в нем делается. Теперь — критика, пренебрежение, точно тут работают люди из другой, низшей породы. А высшая порода это — она, Станиславские и двое-трое из любимчиков их. Впрочем, Германова охотно передаст ей Марину и даже просит передать, так как боится, что у нее ничего не выйдет. Но я боюсь, что это только повредит Книппер. Как-никак, а Марина — прежде всего гордая красавица 19. Впереди маячил «Ревизор» с предназначенной ей городничихой. Но его премьера прошла в следующем сезоне. Как и «Синей птицы», где для Ольги Леонардовны была предназначена эпизодическая роль Ночи. Похоже, Немирович-Данченко ревновал: его ученица по Филармоническому училищу, кончившая у него курс, выбрала из двух режиссеров Художественного театра, куда и привел ее Немирович-Данченко, ее первый учитель, — Станиславского. Так — после «Драмы жизни» — решила она сама и так настойчиво рекомендовал ей в начале прошлого сезона Стахович, ее верный, «любящий поклонник». Это он нашептывал ей: «Верьте в «Орла», о, милая Ольга Леонардовна! Даже в своих чрезмерных увлечениях он велик и интересен! Не бойтесь и не сомневайтесь, будет хорошо, потому что иначе не может быть» 20. И она верила. Такие письма получали все пайщики. Немирович-Данченко предлагал подумать о драме Ибсена «Росмерсхольм» с Ольгой Леонардовной в главной роли. Стахович 21. На заседании дирекции и правления Товарищества 29 сентября Станиславский, Немирович-Данченко, Стахович, Вишневский и Москвин утвердили по предложению репертуарного комитета включить «Росмерсхольм» в репертуар театра четвертой пьесой сезона. Премьера «Росмерсхольма» с Ольгой Леонардовной в главной роли состоялась 5 марта 1908 года — третьей пьесой сезона, пропустив вперед себя «Бориса Годунова» Немировича-Данченко и «Жизнь человека» в постановке Станиславского. Художественный театр отметил в октябре 1908 г. В сентябре-октябре 1907 г. Немирович-Данченко работал в контакте со Стаховичем. Они долго беседовали после репетиций, вместе обедали, ездили за город. Стахович провел ряд заседаний дирекции и правления и цикл собраний пайщиков, приводя в порядок административные и финансовые дела театра. На всех он председательствовал. Они стали регулярными и тогда, когда его не было в Москве, и в текущем сезоне, и в будущем. Отставной генерал развивал «в маленьком общественном халате» принципы театральной демократии, заложенные в уставе театра Немировичем-Данченко. Хотя о принципах задумывался мало. Все финансовые вопросы, связанные с труппой и школой, Немирович-Данченко передал Стаховичу. Татариновой, заведующей школой, прежний оклад 1200 руб. Стахович брал на себя содержание поступившего в школу учителя фехтования Н. Коротнева 22.

Участник шоу "Stand Up" Алексей Стахович раскрыл, сколько получают российские комики на ТНТ

Участник «Stand Up на ТНТ» Стахович рассказал о гонорарах комиков - | Новости Алексей Александрович Стахович (1856—1919) — генерал-майор, участник русско-турецкой войны, актер театра и кино.
Стахович Алексей Александрович (1856 – 1919) Биография Алексея Стаховича По данным с официального сайта Алексея Стаховича, родился он в 1991 году.

Биография и личная жизнь Алексея Стаховича, как стал стендапером

Однако, информация о его личной жизни остается скрытой от посторонних глаз. Стахович умело поддерживает интерес к своей персоне, оставляя фанатов в недоумении и задумывающимися о его семейном статусе. Эта загадка только добавляет таинственности исполнителю и привлекает внимание его поклонников. Читайте также: Пришвин Ребята и утята: краткое содержание произведения и ключевые моменты Дети Известный российский комик Алексей Стахович не сообщает публично о своих детях. Многие подробности его личной жизни, включая информацию о детях, остаются в тайне. Соц сети Алексея Стаховича, такие как Instagram и VK, также не дают никакой информации о его отцовстве. Судя по его активности в соц сетях, Алексей Стахович больше предпочитает поделиться профессиональными успехами и забавными моментами со своими поклонниками, не раскрывая подробности своей личной жизни. Несмотря на отсутствие информации о детях, фанаты и поклонники Алексея Стаховича по-прежнему наслаждаются его выступлениями и юмором в рамках телевизионной программы Stand Up на ТНТ. Хобби и интересы В свободное время Алексей Стахович увлекается различными хобби.

Он любит заниматься спортом, особенно футболом и боксом. Также Личная Жизнь Алексея Стаховича стала известна благодаря его активной позиции на социальных сетях. Он часто публикует фотографии со своих тренировок и рассказывает о своих достижениях. Стахович также является поклонником комедийных шоу и участвует в различных телевизионных проектах. Также Алексей Стахович известен своим юмором и шутками, которые он часто публикует в своих аккаунтах в социальных сетях.

Биография Стаховича на ТНТ — это история успеха, которую можно узнать через его аккаунты в соц. Он регулярно обновляет свои страницы, чтобы поделиться своими впечатлениями о жизни, Stand Up шоу и работе на ТНТ. Читайте также: Почему игра World of Tanks загружается долго причины и способы ускорения На страницах Стаховича можно узнать много интересных фактов о его личной жизни и карьере. Он рассказывает о своих профессиональных достижениях, включая участие в популярных телешоу и театральных представлениях. Алексей Стахович активно общается с фанатами, отвечает на вопросы и комментирует новости в комментариях к своим постам. Он ценит свою аудиторию и старается поддерживать с ней контакт. Следите за Стаховичем в социальных сетях, чтобы быть в курсе его новостей и узнать больше о его жизни и работе. Уверены, что его аккаунты будут интересны всем поклонникам Stand Up-комедии и яркой личности Алексея Стаховича. Instagram Алексей Стахович активно использует социальную сеть Instagram для взаимодействия с публикой. На своей странице в Instagram он делится с поклонниками моментами из своей жизни, а также публикует фотографии со своих выступлений. Благодаря активной публикации контента в соц. Биография Алексея Стаховича в Instagram отражает его профессиональную деятельность и личную жизнь. С помощью публикаций в Instagram он демонстрирует свой юмор и чувство стиля. Фотографии с выступлений и репетиций позволяют поклонникам окунуться в атмосферу Stand Up-комедии, а личные снимки позволяют узнать Алексея Стаховича ближе. Благодаря активности в Instagram Алексей Стахович нашел новую публику, которая стала активно поддерживать его и следить за его новыми выступлениями на ТНТ. Своим присутствием в соц. YouTube Алексей Стахович активно присутствует на платформе YouTube, где он выкладывает свои выступления, смешные видео и другой контент, связанный с его жизнью и творчеством. На его официальном канале можно найти не только записи его Stand Up-выступлений, но и влоги, подкасты, музыкальные пародии и многое другое. Благодаря YouTube Алексей Стахович получил широкую аудиторию и стал известен не только среди ценителей Stand Up, но и широкой массе зрителей. Его контент на платформе часто набирает миллионы просмотров и вызывает массовое восхищение и смех зрителей. Кроме того, YouTube позволяет Алексею поддерживать близкий контакт со своей аудиторией, обмениваться комментариями и получать обратную связь. Он публикует трейлеры и рекламные ролики, чтобы привлечь больше зрителей и рассказать им о грядущих выступлениях. Благодаря этому Алексей получает новых поклонников и смотрителей своих шоу. Таким образом, YouTube является важной и неотъемлемой частью жизни и карьеры Алексея Стаховича. Он использует эту платформу для распространения своего творчества, поддержания связи с аудиторией и продвижения своих проектов. Популярные шоу и специальные программы Алексей Стахович активно принимает участие в различных шоу и специальных программ на канале ТНТ. Его выступления и участие в комедийном шоу Stand Up сделали его известным и популярным комиком. В этих шоу он продемонстрировал свой уникальный стиль и юмор, завоевав множество поклонников. Кроме того, Алексей Стахович принимал участие в специальных программам ТНТ, в которых комики развлекали зрителей своими шутками и стэндапами. Его выступления всегда вызывают положительные эмоции и много смеха.

Была ещё его попытка сделать подкаст Бомбит шоу, которое я смотрел и там были прикольные истории. Также мне понравились подкасты где он приглашал гостей. Стэндап на ТНТ я в какой то момент перестал смотреть, поэтому его монологи в основном не смотрел. Площадку тожене смотрел, формат не заходит.

В 1895 будучи адъютантом московского генерал-губернатора познакомился с творчеством театра Общества искусства и литературы и с К. С этого времени оказывал всяческую поддержку Обществу и молодому МХТ. В 1902 году стал одним из пайщиков, а в 1907 году — одним из директоров МХТ. В 1907 году вышел в отставку в чине генерал-майора.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий