В интернет-магазине «Чики Рики» началась распродажа Black Friday. Сейчас рестораны сети работают в Москве и Новосибирске. В меню ресторана — блюда, приготовленные по рецептам, привезенным из Кореи. Как связаться с Корейским кафе Chiсk O`Rico? Номер телефона для принятия звонков: +7 (977) 791-68-48. Главная Новости и события Космическая вечеринка с героями «Чик-Чирикино».
Блогерша Иришка Чики-Пики призналась, что выпивала с Реввой после съемок
Кондитерская и кафе Niqa Patisserie & Cafe – кусочек Парижа, который можно найти по трем адресам. Чика Рика кафе Москва. Чико Рико кафе Москва. Главная Новости и события Космическая вечеринка с героями «Чик-Чирикино». Чика Рика кафе Москва. Боровск чики чики кафе. (+) Добавить отзыв про кафе "Rika" по адресу Ленинский просп., 99, Москва, Россия. По мотивам популярного тематического кафе в Сеуле.
TanukiFamily открыла первый в Москве сетевой рыбный ресторан «Каспийка» (Фото)
Отзывы › В городе › Рестораны, бары, кафе › Кафе. Иногда мы присылаем персональные уведомления о заказах и самых важных акциях в Чики Рики. ЗАО "ИКА "РИКА" 119435, г. Москва, пер. Саввинский Б., д. 19, п/пр Руководитель — Плохотнюк Тамара Ивановна. Меню и доставка из ресторана Chick O'Rico, в городе Бутырский район по адресу Бутырская улица, 46.
Чико рико города
Чика ресторан москва | Перед выходными сходили в новый ресторан White Rabbit Family Ikura, расположенный на третьем этаже, прямо над другим их проектом — знаменитым «Горынычем». |
Рико китай город | В Москве закрылся Gucci Cafe, на который угрожал подать иск в суд одноименный модный дом. |
ООО "ИКА "РИКА" - Гендиректор Плохотнюк Тамара Ивановна - ИНН 7703425120 | В интернет-магазине «Чики Рики» началась распродажа Black Friday. |
Чика ресторан москва | Доставка из Chick O’Rico (Бутырская, 46, стр. 1) демонстрирует саркастический подход к потребностям населения. Ролл «Большой и черный» или вафли «Я сверху» — явное тому доказательство. Если решитесь, звоните по номеру: +7 (977) 791-68-48. Плюсы: блюдо «Я. |
Ресторан чико
Чико Рико корейская кухня. Чико Рико еда. Чико Рико Москва. Тавадури Тбилиси. Ресторан Тавадури в Тбилиси. Ресторан Спасский. Ресторан Москва в Санкт-Петербурге Спасская. Мистер ливанец ресторан. Кафе ливанец Глинищевский переулок.
Mr ливанец ресторан Москва. Придорожное кафе интерьер. Галерея проектов кафе. Кафе Меркурий Каменск-Уральский. Галерея Россо. Ресторан а4. Ресторан bg. Ресторан итальянской кухни Мичуринский проспект.
Рестораны Full HD. Ресторан Гандара Москва. Ресторан Силла Москва Рочдельская 15. Ресторан touche Москва. Силла ресторан улица 1905 года. Кафе на улице в Москве. Ресторан taste банкет. Элис ресторан Патриаршие.
Бар, Москва, Бутырская улица. Alice ресторан Москва. Холостяк бар Саратов. Ресторан на Лужнецкой набережной. Ресторан choice Moscow. Веранда кафе Москва Лужнецкая набережная. Londri ресторан Москва. Chicko, Москва, Дубининская улица.
Ресторан Laduree a-la russe. Cafe de Paris Никольская. Чико Рико корейский стрит фуд. Лук кафе большая Никитская. Ресторан look на большой Никитской. Ресторан Майя большая Никитская. Большая Никитская улица кафе. Ресторан на Азовской улице.
Чикко ресторан. Чикко ресторан Москва. Итальянский ресторан klub Cicco. Чико Рико кафе меню. Чико Рико кафе Москва меню. Everland Староваганьковский переулок. Everland Moscow, Москва. Ресторан бар Everland.
Everland Moscow ресторан. Хеопс Владивосток ресторан меню. Владивосток ресторан на улице Сахалинской. Чики Рики ресторан. Park Inn sadu Москва. Park Inn by Radisson sadu.
Удалена запись об учредителе Розенберг Сергей Львович 14. Москва, бульвар Новинский, д. Москва, вн. Москве и Московской области 16.
Корейский стрит фуд в Москве Чико Рико. Чико Рико меню. Меню блинной. Блины меню в пиццерии. Тёщины блины кафе Ярославль меню. Chicko, Москва, Дубининская улица. Кафе Чико Рико в Москве на Савеловской. Чики еда. Суши Чик Чик. Ресторан чики чики. Чики чики территория куриных дел кафе. Старокирочный переулок Чико Рико. Chico Rico меню. Chicco Москва кафе меню. Чико Рико кафе Китай город. Еда из ресторана. Streets еда Иркутск. Hoho Burger Иркутск. Chicha ресторан Москва. Ресторан Chicha Новинский. Ресторан Чича в Москве на Новинском бульваре. Новинский Пассаж рестораны. Чико меню. Чикорико меню. Чико Рико Москва меню. Чико Рико Москва. Чико Рико Бауманская. Рубинштейн кафе Воронеж. Яндекс еда. Pizza 483 Рубинштейна. Яндекс еда Казань. Меню ресторан Морено. Квик Чик меню. Биг стоп меню. Кафе Квик Октябрьский меню. Придорожное кафе интерьер. Галерея проектов кафе. Кафе Меркурий Каменск-Уральский. Галерея Россо. Chica ресторан.
Любит Россию. Ну как — куда? Она нам не сказала. Россия большая. Там ищите. А зачем вы ее ищете, что случилось? Ну, будьте здоровы, главное, не болейте. Путину там поклон от нас, от всего дома. Молодец мужик! Из какого-то окна опять оглушительно пахнет жареным луком. Сильней, чем океаном. Мы сворачиваем на набережную, повидаться с океаном. У профессора звонит телефон. Зачем вы волновали Бориса Яковлевича? Что это такое, в конце концов? Ему восемьдесят шесть лет! У нее очень хороший, чистый и теплый голос, мне кажется, что он оранжевый. Я на вас ничуть не обижаюсь, я даже вам банку варенья приготовила, но забыла забрать, когда впопыхах уезжала на рабочем поезде. Оно там в шкафу стоит. Банка яблочного варенья. В шкафу в сторожке. Говорит она своим оранжевым голосом. Лада… Можете проверить, разъезд пятьсот одиннадцатый километр, сторожка, слева от двери дощечка вынимается, лежит ключ. Входите, в шкафу, подальше так, в углу, — банка варенья, на ней наклеено, что это для вас. Лада… Поезжайте проверьте, только осторожно: места глухие, нищие, народ уже реально заманало всё. Лада… Не звоните больше и не гоняйтесь за мной по белу свету, не смешите людей. Лада… Отбой. Дышит океан. Под деревянным настилом какая-то возня — крысы или бомжи русско-еврейско-хохлятского происхождения. Бросивший курить профессор стреляет у меня сигарету. Мы долго идем в сторону метро, всюду бумажный сор и пахнет едой, много молодежи и детей, клочки разговоров — по-сербски, по-русски, по-украински, по-грузински, по-арабски, испанский, иврит… Взрослые устраивают войны и революции, чтобы жизнь была лучше, а дети уплывают от взрослых и их революций на лодочках, спасаются как могут, дети теперь знают: какие войны за лучшую жизнь ни устраивай, сколько крови ни проливай, черные лестницы бедных окраин в больших городах всегда пахнут жареным луком и люди в тесных квартирах с ужасом ждут завтрашнего дня и не понимают шуток, так будет всегда, поэтому не стоит даже заводиться с борьбой за какую-то там справедливость, лучше уплыть на лодочке куда подальше и сидеть среди понаехавших, которые все свои. У меня лютый джет лэг по жизни, я всегда хочу спать, никогда не понимаю, где я, и с трудом осознаю происходящее. И поезд линии Q, гружённый разноплеменной беднотой, карабкается вверх, ползет по мосту, к сверкающей в сумерках горе драгоценностей и сокровищ, сумасшедших возможностей и волшебных превращений, к вожделенному кладу — Манхэттэну. Мы ночуем в гостинице. Пахнет шмалью. Тараканы клацают зубами и потирают руки, глядя на нас из щелей. За стеной кто-то протяжно и заунывно трахается, какой-то безрадостный бесконечный процесс. Или радикулит у них обоих? Ночлежка из пьесы «На дне» — просто пансионат управделами президента по сравнению с этой норой. Непонятно, почему эта нора стоит двести баксов в сутки. Итс Манхэттен, бэйби… Мне страшно погасить свет: сейчас тараканы начнут топать по мне ногами… Профессор молча переживает. На аппетит, однако, не жалуется — переживает и пережевывает, уже вторую коробку суши молотит как бы в забытьи… А потом говорит неожиданно весело: — Врет. Вот поеду и посмотрю, что там за варенье. Мы покупаем по двадцать джинсов и по сорок маечек — с отвращением к самим себе и к обществу потребления. Неохота покупать, ни за что глаз не цепляется, и денег в обрез, и за перевес придется доплачивать, но надо. Мы русские туристы в Нью-Йорке. И возвращаемся на родину. Третью даже с собой не берем. Но я-то знаю, что у профессора припрятана и вторая, и третья, и мы ее откроем, но выпить не хватит сил, только едва отопьем, за третью мы примемся за завтраком, а там — слово за слово, то да се, и по весне нас обнаружит в сторожке досужий медведь… Мне в голову приходит прекрасная мысль. Давай выпьем сразу четвертую. Никаких там первых, вторых или третьих. Выпиваем сразу четвертую, и всё тут. У профессора совсем новая жена. Тоже четвертая. Опять ангелоподобная, всё из той же породы хватких истеричек. Она еще совсем новая и очень старается… Готовит нам тучу бутербродов, пирожков и отличный кофе в термосе. Рано утром мы садимся в машину. И к вечеру приезжаем в дикую псковскую глушь, в деревню Костыриха, где на полустанке «разъезд пятьсот одиннадцатый километр» стоит домик в зеленой облупившейся краске, окруженный яблонями и цветами. Железная кровать, деревянный стол, умывальник прибит к стене, буржуйка. Можно ничего не говорить. Не надо объяснять, что случилось с человеком, как его переехала вся эта история, если человек-девушка из Москвы уезжает именно сюда, в эту сторожку. Тут была Лада Жовнер, молодой режиссер из Москвы. Носила спецодежду со светоотражателями, сигналила поездам, поливала цветы, чистила снег, топила печку, ничего не боялась, просто пережидала, очухивалась, баюкала боль… Леспромхоз сдох, лес больше не возят, не нужна ни узкоколейка, ни стрелочница, или, как там, смотрительница… Окно выбило ветром, и яблоки нападали в комнату, лежат на полу и на деревянном столе, замерзают, портятся, яблочный дух в сторожке. Под мутным неровным куском стекла на шатком столе — фотография профессора. Вот он, курит с умным видом. Зачем она взяла с собой эту фотографию? Разговаривала с ним? Колдовала, молилась? Профессор с отвращением смотрит на свою фотографию, забирает из-под стекла, с ненавистью рвет, комкает и бросает в угол. Садится на хромой венский стул. Молчит, сцепив руки между колен. Очень тихо. Слышно, как растет борода. Как дряхлеют, не сбывшись, мечты. Как мои родные покойники подговариваются против меня на том свете. Трещат мотоциклы, и голоса слышны. Три мужика входят в сторожку, ничего не говорят, просто стряхивают профессора с венского стула, открывают крышку подпола, вынимают автоматы и винтовки. На нас с профессором они вообще не обращают внимания, цыганистый, скуластый и без пальцев. Пока скуластый и цыганистый смотрят на нас, профессор несет какую-то чушь, что мы никому не скажем, предлагает им деньги, машину. Какой штаб, мы сейчас уезжаем… Они смеются, и от этого как-то не по себе. Получки восемь месяцев нету. Никто и ухом не ведет, ни с области, ни с района. Головымин вообще симку сменил. А нам как? Дети на одной картошке. Вроде картошка, да? А они с лица все спадают, худые, как до революции… А в школу им что, голяком ходить? Сапоги зимние купи, куртку теплую купи… Восемь месяцев без получки… Терпилой быть надоело… Возле сторожки — «амфибия» и два мотоцикла. Возьмут в заложники. Будут требовать получку, улучшения условий труда, социальные гарантии, амбулаторию, баню… Но всем плевать и на их требования, и уж тем более на нас с профессором… Нас расстреляют… Нам велят садиться в «амфибию», скуластый за рулем, остальные седлают мотоциклы, и мы трясемся по лесной дороге куда-то в глубь, в глушь. Скуластый охотно рассказывает про местные достопримечательности. Тут была усадьба барина Григорева. Он школу построил сельскохозяйственную. Три года можно было учиться бесплатно, современное земледелие осваивать по всей науке. И Карл еще был, землевладелец-немец, у него маслобойня по последнему слову техники, мельница, в пятнадцатом году уже электростанция работала, это где плотина старая. Видели нашу плотину? Душа-человек Карл. Зачем зарезали в восемнадцатом?.. Пошли и зарезали. Стадо, а не народ… А вон там озеро наше, метеоритного происхождения, глубокое и чистое очень… Да тут природа — хоть эти самые ставь, как их, дома для больных, чтоб здоровели… Экскурсия с расстрелом. Эксклюзивный туризм. Осенний сосновый лес прекрасен. Едем по лесной дороге с глубокими колеями и травой посередине. Так тихо. Смирение и мужество леса в глухом углу, затиснутом между Псковщиной, Латгалией и Беларусью. Всё долготерпие земли, начиненной старым оружием, костями солдат, монетами времен ВКЛ и Речи Посполитой… «Амфибия» заглохла. Останавливаются и мотоциклы. Нам конец. Нас сейчас грохнут в прозрачном сосновом лесу… Сволочь все же этот профессор. Это он все придумал, его уродская затея — ехать в глушь… Меня все это достало. Его рассеянная жестокость. Эгоизм и тупость. Не обидь он Ладу, ничего бы сейчас не было, а теперь по его милости нас расстреляют партизаны. Это тоже ритуал, наш парный конферанс. Однажды в какой-то нашей поездке я заболела: температура и горло, и профессор — он вообще безручь страшная в хозяйственном смысле, профессор, избалованный мамой, бабушкой, женами, бабами, — скомстролил мне в гостиничных условиях какое-то подобие овощного супчика. Растрогавшись, я сказала: — Спасибо, мой ангел. В ответ он погрозил мне пальцем и сказал, что он не ангел, а говнюк. И эту репризу мы много раз повторяли. Так что теперь он должен наоборот сказать, перевернуть репризу. Но профессор говорит: — Даже не начинай. Забыл про ангела, про овощной супчик. Забыл, как надо отвечать. Хуже того, он вообще разнузданно нарушает все ритуалы, он говорит: — Ты на себя посмотри. Да, мы оба изрядные говнюки, это точно. Даже не уникальные говнюки, а какие-то самые обыкновенные, заурядные, невыдающиеся говнюки, эгоисты, приключенцы, бездельники, не пришей кобыле хвост, никчемные мотыляльщики по свету, плохиши, засранцы, люди без убеждений, любители котят и крепко выпить… …И это манит нас друг к другу… Мы — меньшинство, гонимое, страдающее меньшинство говнюков и засранцев, кругом сплошь порядочные люди, просто засилье людей с убеждениями, и нам не выжить, нужно сплотиться, учредить общество защиты и охраны негодяев от порядочных людей… Наверное, будет правильно, если нас расстреляют эти цыганско-латгальские партизаны, люди, которых все реально заманало. А потом мы обрастем легендами и мифами, и местные станут почитать нас как блаженных говнюков. Мне всегда нравились плохие. Волк, а не Красная Шапочка. Всегда хотелось, чтобы он сожрал эту дуру в кружевных трусах… Мы хотим выйти, чтобы помочь завести «амфибию», но мужик строго указывает нам сидеть в машине. Ничего не происходит. Точно, нас вязли в заложники… Знаешь, я однажды как-то надрался самостоятельно, в смысле без тебя, заскучал и решил написать тебе письмо. От руки вот так вот написать. Но не захотел писать пьяным почерком, так и не написал. Говорит профессор. А про что оно было, это письмо? Ну там про то, что вот эти наши мотыляния… Эта вся дружба идиотская… Что это очень важно для меня. Что, если бы этого не было, может, и меня бы не было… Что это гораздо важнее, чем любая любовь. Хмуро и не глядя на меня, говорит профессор. Курилка в стеклянном переходе между институтом и учебной студией. Толпятся ребята с операторскими кожаными кофрами. Парень продувает беломорину. Про него говорят — из академки вернулся. С мастером был конфликт год назад, ушел в академку, а вернулся уже не на игровое, а на документалистику. И у него есть курсовая работа — реально крутое кино. Парень, кстати, левый абсолютно. В смысле — левый? Ну, без династии. Со стороны. Отец военный, мать типа учительница. Живет в Чкаловском. Только он такой, знаешь… И послать может. Парень постарше, можно сказать, взрослый мужик двадцати трех лет, не мне, сопле, чета… Но надо собирать людей с фильмами, я — шефский сектор в комитете комсомола. Поедешь со мной фильмы показывать? Надо в Дом престарелых большевиков, а потом в Дом ученых, в Дубну. Левый глаз едва заметно косит наружу, маленький шрам на щеке, старая летная куртка поверх толстого свитера… Парень делает «звездочку» на бумажном фильтре беломорины и говорит: — Можно… Как-то хорошо говорит, нормально, не важничая и не суетясь. У него курсовая — реально крутое кино… Тогда не говорили «реально крутое». Или «левый». Таких слов не было. Была осень. Запах крепких папирос. Мечты о кино… И долговязый парнишка с острым кадыком сказал сперва: — Можно. И уже потом добавил: — Привет. Месяц стоял в ясном предзимнем небе, дали звонок на четвертую пару. Телефон, записанный в тетрадке по зарубежной литературе, детским стишком, считалкой сидит с тех пор у меня в голове. Одновременно вызывают по рации и звонит мобильный. В леспромхоз привезли получку за восемь месяцев, и сам Головымин приехал. Партизаны уходят, ничего нам не сказав, забыв о нас начисто… Они даже не берут то оружие, которое сложили в «амфибию», просто набиваются в свои убитые мотоциклы и уезжают. Мы остаемся в заглохшей «амфибии», целые, невредимые, и сидим, не глядя друг на друга. Ему стыдно за эти слова про любую любовь. Мне тоже стыдно. Стесняюсь сказать — один ты у меня и есть, профессор… Потому что, когда уже будет окончательно признано большинством голосов, что я омерзительная баба, тогда профессор скажет: в ее случае, коллеги, зло — это отринутое добро. Добро, не нашедшее применения. Отвергнутая нежность и никому не пригодившееся чистосердечие. За деревьями, совсем рядом, — трасса, собиратели на обочине продают бруснику и опята, голоса покупателей и собирателей, чей-то смех. Начинается дождь. Мы забыли проверить варенье в сторожке… 4 — Послушай, — говорю я профессору и даже называю его по имени. Мне не нравится имя профессора. Оно лысое какое-то. С детства заметила, что мужские имена бывают лохматые или лысые. Вот у профессора лысое имя. А сам он лохматый.
Прошло с аншлагом: молодежь перекрыла полосу на Карла Маркса на открытии K-pop-кафе в Иркутске
Чико Рико Дубининская. Дубининская улица, 55к1с2. Корейский стрит фуд в Москве Чико Рико. Chick o Rico ресторан Москва. Чико Рико Савеловская. Траттория Внуково аутлет. Ресторан Траттория Внуково аутлет. Кафе Траттория на Елагином острове.
Чико Рико кафе. Траттория Опалиха. Траттория Профсоюзная. Итальянская Траттория на профсоюзной. Da Cicco на профсоюзной. Траттория на профсоюзной 13. Траттория Кржижановского.
Чико Рико меню. Chico Rico меню. Chicco o Rico кафе. Чико Рико кафе Москва Китай город. Chicko, Москва, Дубининская улица. Ресторан Чико Рико меню. Чико Рико Москва меню.
Чико Рико кафе Москва меню. Чико Рико кафе Китай город. Чико Рико корейская кухня. Чико ресторан корейский. Корейский стрит фуд в Москве Чико. Бутырская ул. Чико Рико кафе Бауманская.
День перед полной посадкой в "Ритмике" начался с экзамена по меню и уборке на кухне и в зале, однако с остальным уже возникли проблемы. Заготовок нет, пол меню в стоп-листе, управляющий и владелец уже на взводе, а гости подходят. Повара от такого количества заказов потеряли контроль над собой и ничего не успевали, официанты вообще не знали половины меню, гости ждали свою еду по 30 минут. Продолжать все это уже казалось не возможным и ресторан пришлось закрыть. Полная посадка потерпела крушение.
Здесь вы найдете изысканные закуски, такие как хачапури и бадриджани, основные блюда, включая сочные шашлыки и ароматные хинкали, а также разнообразные десерты, чтобы закончить вашу гастрономическую поездку с незабываемым сладким штрихом. Двухэтажный ресторан современной грузинской кухни Добро пожаловать в ресторан «Чичилаки»! Около сотни блюд в лучших традициях удовлетворят любой запрос дорогого гостя.
К чести профессора надо вспомнить это. Я обожаю машинки, особенно старые, мне их жалко, как животных, я очень люблю животных, деревья, старые дома и машинки. Я писатель-сказочник, мне все живо, все мило, все достойно жалости и понимания. Кроме людей, разумеется. Вы не любите людей?!! Любила однажды.
Неохота вспоминать. Нет, правда. Я старалась. Старалась понравиться своей маме… Пела ей «Санта Лючия» тонким котеночьим голоском или собирала букеты. Не могу сказать, что это помогло. Так что пусть уж лучше людей любят все остальные. Такие людолюбы кругом… Людолюбы с ледорубами. Мы едем смотреть студенческие работы и поддерживать студентов во время встречи со зрителями. Почему-то в чахлом клубике полуживой фабричонки у застав.
Что за ретро такое? В зале, где потолок с лепниной, полторы старушки, холодрыга и моль. Тут даже подремать толком не удастся, потому что холодно и неприлично, хотя плечо профессора очень теплое и идеально подходит мне по высоте. Мы долго кружим по бывшим заводским окраинам, заводов теперь нет, вместо них галереи и модные места, пешеходные зоны… С трудом находим стремную парковку с грузовиком из далекого региона и искалеченной, забинтованной черной пленкой легковушкой. Оставляем там нашу машинку профессор гладит ее по зеркальцу и просит не грустить без нас и пешкодралом тащимся в клуб. Сворачиваем в переулок — да это же просто середина восьмидесятых! Тогда в Москве были целые кварталы выселок, «заброшки», и мы обожали туда лазить, в полуразвалившиеся особнячки между Садовым и Заставой Ильича, печь картошку в каминах и пить сухенькое… Это точно такой же переулок с пустыми домиками, стоящими в ряд, только один дом стоит боком к улице, как бы повернувшись плечом… Совсем другой дом, непохожий на своих соседей. Зеленый, с полукруглым высоким окном над входной дверью и острой крышей. Как в Прибалтике.
На дом наброшена не маскировочная сетка, а парусина, и похож он на старика, закутавшегося в плед. Старик озяб и закутался. Почему дом из Прибалтики оказался здесь, среди купеческих особнячков в подмосковном городке? Дверь заколочена крест-накрест. Тополь под окном. С удовольствием разглядела бы этот дом получше, но некогда, скоро начало. Профессор останавливается и прислушивается. В заколоченном доме звонит телефон. Из глубины, издалека еле слышны протяжные звонки, именно звонки, а не писк, не трели и не треньканье, так звонили дисковые телефонные аппараты… Кто-то отчаянно и настойчиво звонит в заброшенный дом, наверное, не знает, что там никого нет, и надо срочно снять трубку, спросить, что случилось.
Мы бросаемся к заколоченной крест-накрест двери и соображаем, что должен быть черный ход. Обегаем дом — сзади сад, совсем на откосе яблони, под откосом река, и лодка притулилась к стене, поросла мхом… Вот же дверь, она открыта, темнота внутри, сейчас эта темнота обдаст нас сыростью и холодом… Но внутри тепло и пахнет пирогами. И телефон звонит. Где он? Тут очень много комнат. Винтовая лестница. Кажется, на втором этаже. С улицы казалось, что в доме темнота, но внутри светло и нестрашно. В коридоре на втором этаже тумбочка с расхлябанным, едва живым аппаратом.
Почему никто не берет трубку? В доме наверняка кто-то есть, ведь кто-то печет пироги, и вон оттуда, где открыта дверь в комнату, то затихая, то возникая вновь, слышится музыка; в открытую дверь видно, что на круглом столике, покрытом кружевной салфеткой, стоит патефон и крутит черную пластинку. Кто снимет трубку — профессор или я? Я оглядываюсь. Профессора нет. Задержался где-то, фотографирует, наверное. Не каждый день в таком доме окажешься. Я же не знаю, сколько тут Наташ. Это заброшенный дом.
Она в угловой комнате. Пожалуйста, — говорит человек. Куда запропастился этот раздолбай профессор? Которую из комнат он назвал угловой? Поди пойми. И комнат очень много. Была старая, буржуйская дача на откосе, превратилась в коммуналку… Заглядываю в комнату, откуда патефонная музыка. Правда, на подоконнике патефон крутит черную пластинку, а на большом столе швейная машинка и очень много белой ткани вокруг. Но никого нет.
Только что голоса слышались. Из кухни в коридор падает яркий белый свет. Там все белое, кругом мука, а на карнизе верещат весенние воробьи. Алеша и Коля месят тесто, пекут пироги. Алеша улыбается мне. Он молодой, бледный и конопатый, а Коля в тельняшке. Что все это значит? Почему вы печете тут пироги вместе? И почему вы не удивляетесь, что я пришла?
Пироги кругом. Готовые, испеченные, под полотенцами и еще сырые… — Эти — отдыхают, вон тот в духовке — подходит… И вот счас еще заложим, — объясняет Алеша, как всегда приветливо и застенчиво улыбаясь всем своим некрасивым бледным лицом. Из окна — апрель, московский старый двор с убогими качелями и клумбой, я помню этот двор прекрасно, мы здесь тусовались почти сорок лет назад, в студенчестве, настоящий сквот, и много соседей в квадратном дворе. И Наташа! Наташа — девушка художника Никиты, смывшегося в Америку в начале восьмидесятых. Обещал вскоре выписать ее туда, и она верила. Некоторые особенно добрые люди любили спрашивать, звонит ли ей Никита или собирается ли она в Америку, и наслаждались тем, как меркнет ее милое лицо. Однажды мы встретили Наташу выпивши, через некоторое время совсем пьяную, потом чаще и чаще, потом она стала толкаться с компанией алкашей в угловом, потом сгинула. Это очень быстро все было… И вот теперь этот Никита звонит красивым встревоженным голосом.
Он не такой приветливый и вообще не смотрит на меня, как будто сердится. Он совсем молодой, как тогда. У него персиковый пух на высоких скулах, большие карие глаза и пшеничного цвета кудри, он очень красивый и чужой, всегда был таким — чужим и красивым. Надо попросить у него прощения? Нет уж, пусть он первый просит, он тогда первый начал, мы оба хороши, мы были очень молоды, прекрасны, глупы, наивны и невероятно жестоки… Мы жили впроголодь. Нет, было полно хлеба, и кефира, и картошки — мы жили впроголодь, мечтая насытиться славой, удачей, признанием, успехом, мы мечтали о путешествиях… — Сначала День космонавтики, потом Пасха, ты православный календарь посмотри, там написано, — поправляет Алеша. Большая банка варенья, вместо крышки почему-то закрепленная черной аптечной резинкой бумажка, знакомый почерк… «Малина» или «крыжовник»? Но Смелый — это собака из моего детства, собаки не могут звонить и перезванивать, и, вообще, его давным-давно нет… А мама? Она тоже здесь?!
Мне хочется что-то сказать этим двум моим давно утерянным друзьям или спросить… Но спрашивать и говорить о таком ужасно неудобно, я стесняюсь и выхожу из кухни. Где сука профессор? Заблудился в доме? Ушел на просмотр без меня? Иду искать. Как много комнат… В одной комнате — нет, этого не может быть — пьют чай баба Зоя и Жан-Люк, он устал с дороги, у ног его брезентовый рюкзак, они пьют чай и о чем-то тихо говорят, но как, на каком языке?! Или у жителей глуши во всем мире есть свой, общий язык? А они оба из глуши — баба Зоя из тверской, Жан-Люк из французской… Я машу им рукой, но они не обращают внимания. Кладовка — старое туманное зеркало, велосипед с гнутой рамой, кадушки и бельевые корзины, барахло, барахло и модели старинных кораблей на полках — совсем как настоящие.
Еще комната — две женщины купают в огромном тазу пухлого кроткого младенца, но не отвечают на вопросы, даже не отрываются от своего занятия… Может, я невидимка? Нет, но Алеша же с Колей меня точно видели… Из полукруглого окна на лестнице видна осень, желтые листья тополя. Но в комнате по соседству пахнет хвоей и красуется свежая, не до конца наряженная елка… А тут что? В этой комнате повсюду жердочки, кормушки и даже настоящее дерево. По комнате летают всякие мелкие пташки и садятся на голову и на плечи к хитрому бородатому деду. Дед сидит за просторным рабочим столом. На столе много красок и кисточек. Одна птица, величиной с сойку, уже совершенно синяя. Я в пустой комнате с окном, из которого виден белый берег зимнего моря.
Где профессор? Надо разобраться… Это точно дом из Прибалтики, в таких домах мы с мамой живали каждый август на Рижском взморье… Но почему окошко кухни выходит во двор на Хитровке? Входит профессор в старой летной куртке, в какой ходил студентом. С каким еще трубочистом? Может быть, эти люди на кухне — мои персонажи? Но персонажи, не прототипы же… — Классный дом, — соглашаюсь я, — но уж больно бредовый… Чушь какая-то, пошли отсюда… Профессор избегает смотреть на меня и говорит сбивчиво, или это голос пропадает, как в мобильном, когда плохая связь… — Это вообще не моя инициатива. Студенты снимали за свой счет, они очень прониклись… Было тяжело пережить, мне было очень тяжело, серьезно, я даже не ожидал, я приходил и читал им твои сценарии, мы читали вслух по очереди и обсуждали несколько недель подряд, и они решили, раз у тебя не было поставлено ни одного сценария при жизни, то надо снять обязательно такое вот попурри, в память о тебе… — В какую такую память обо мне? Я что, умерла, что ли? Нет, правда, погоди, почему ты говоришь — «при жизни»?
Я смотрю на профессора, и он отводит глаза, он как-то мнется, мужчины вообще бывают мнущиеся и немнущиеся, в обществе немнущихся мужчин бывать приятнее… Профессор отводит глаза, ему неловко сказать мне, что я умерла, так же как мне было трудно сказать об этом ребятам, пекущим белые пироги на кухне. Он мнется и собирается выходить из этой комнаты. За окном белый берег моря, картинка становится крупнее, ближе: мандариновые корки на снегу, две девочки качаются на качелях, и человек с велосипедом машет им рукой издалека, и шум, шорох — это шумит прибой. Мы с профессором в зале. Зал небольшой, современный, с иголочки, так и дышит новизной, невесомые пластиковые, ярких цветов стулья и народу навалом. Кино только что кончилось, объявили перерыв, люди встают, двигают стулья, тянутся к выходу, топочут сапогами, переговариваются, оттого и шум… — Есть недопустимые вещи. Есть табу, понимаешь, табу! Я их откуда-то знаю. Где-то видела.
Это какие-то мои знакомые, из сна или из фильма, который так и не снят, потому что сценарий не написан: руки не дошли, очень много времени отнимают поездки по работе, еще больше — болтовня и застолья… Я хочу их окликнуть, пообещать, что непременно напишу про них, хочу хотя бы посмотреть, они или нет, но профессор, приобняв меня за плечо, участливо предлагает: — Ну что, по писят и на обсуждение? Мы ждали суп из сифудов. В углу какой-то дядька в рабочем комбезе не спеша расправлялся с огромной порцией свинины в сладком соусе. Очень хотелось есть. Мы смотрели в окошко. Мулатка подрулила на велике, шлепнула на стену объявление про танцевальные классы. Из машины вышла женщина с двумя лохматыми мальчиками, пошла в парикмахерскую. Возле магазина «Товары для животных» парень сидел на корточках перед пожилым лабрадором, уговаривал надеть башмаки: на улице тепло, но слякотно. С диким воем промчались пожарные машины.
Белая девушка провезла на коляске пожилого нигера в растаманской шапке. Он сосредоточенно вязал спицами другую растаманскую шапку. Протащилась толпа орущих младших школьников с задротом учителем. Чудно: учитель начальных классов — молодой парень. В России такого не увидишь. Хозяин лабрадора уговорил его обуться и увел. Из парикмахерской вышла женщина с двумя свежепостриженными мальчиками. Мы ждали суп. Потом выяснилось, что он работал в китайском ресторане в Новосибе.
Действительно, возле кассы висело объявление: заранее просим прощения за наше обслуживание. Широкое лицо, круглые карие глаза, плечистый, с большими руками — вскормленный буреком и каймаком, вспоенный козьим молоком, со славянской душой, прогретой балканским солнышком. Югослав, точно! Работал на стройке в Москве. Они не знают, что мы в погоне. У нас погоня, ясно? Мы гонимся за Ладой Жовнер. Лада Жовнер — человек, а не последняя новинка отечественного автопрома, хотя звучит, конечно, похоже. Лада Жовнер — девушка.
Зовут Лада, фамилия Жовнер. Бывшая студентка профессора. Исчезла не попрощавшись. Лада сняла документальный фильм «Пословицы и поговорки русского народа». Чисто наблюдения за людьми на улицах, в магазинах, в электричках, в пивнухах, на свадьбах, в поликлинике. И титры — пословицы и поговорки. Интересно получилось. Одна беда — фамилия у Лады не Петухова и не Пантюшкина, а Жовнер. Люди обиделись.
Кто-то почувствовал себя жестоко опропагандированным, кто-то цинично укощуненным, кто-то и вовсе — зарусофобленным не на шутку, и какие-то радетели подожгли дверь квартиры, которую снимала Лада, и коллеги встали на защиту. В фейсбук заглянуть страшно было. Профессору тоже следовало бы встать. Как-то выступить, хотя бы на фейсбуке, что ли. Но профессор сказал, что не хочет во все это лезть в силу целого ряда причин, и промолчал. Тут, конечно, поднялась встречная буря в фейсбуке, направленная против профессора, фейсбучная страшная буча, профессора записали в подонки, и какие-то совсем уж пламенные энтузиасты сбегали подожгли ему дверь. Репертуарчик скромен, арсенал невелик… К сожалению, Лада Жовнер была не только его бывшей студенткой, но и его кратковременной девушкой. Вот говорили человеку — не скатывайся ты в эту пошлятину, так нет — оскоромился. Еще бы!
Лада реально классная, коротконогая сисястая полукровка с носом кнопкой, копной кудрей, родинкой над верхней губой и чудесной улыбкой. Ох, как встрепенулся этот унылый стареющий барбос. Должны быть какие-то табу, говорили друзья, но сердцу не прикажешь, под этим соусом жена профессора, ангелоподобная истеричка, раза два не до конца резала вены, а потом ушла, прихватив чудесную квартирку возле Елоховской площади. Но и с Ладой как-то не срослось, так и не соединились, и вот потом этот фильм и отказ выступить в защиту… Лада исчезла бесследно. Друзья и знакомые говорили, что она страшно страдает, и окончательно записали профессора в негодяи, но ведь и негодяям надо с кем-то выпить «писят», кому-то поплакаться, с кем-то сходить погулять в Лефортово, позвонить, послать эсэмэску среди ночи. Для этого есть я, здрасьте. Я дружу с негодяями. С аморальными типами, неверными мужьями, предателями, «вообще подонками», алкашами и всяким сбродом. То есть многие дружат с такими, но с крупными, серьезными, полезными, с которых можно что-то поиметь, а я — с мелкими, беспонтовыми мерзавцами из тех, кто сам про себя говорит: «Пойми, я не предатель, я просто несчастный человек».
Они трюхают за мной замухрышной стайкой, как бродячие барбосы, и у меня всегда найдется для них рюмаха и плошка супу. Меня на этом поприще одобрил и ободрил сам протоиерей К. Протоиерейка — тоже, между нами, тот еще озорник, из бывших забулдыг и хиппарей, а теперь поди ж ты…. И вот когда всплыла тема поехать снять документальный фильм про елку на женской зоне, про елку для мамаш-зэчек и их младенцев, сидящих в тюремном детдоме, профессор решил, что сделать это может только Жовнер, и стал писать ей на почту.
В екатеринбургском кафе решили продавать пирожки-какашки. А вы бы это попробовали?
Здесь вы найдете изысканные закуски, такие как хачапури и бадриджани, основные блюда, включая сочные шашлыки и ароматные хинкали, а также разнообразные десерты, чтобы закончить вашу гастрономическую поездку с незабываемым сладким штрихом. Двухэтажный ресторан современной грузинской кухни Добро пожаловать в ресторан «Чичилаки»! Около сотни блюд в лучших традициях удовлетворят любой запрос дорогого гостя.
Кафе в Москве бабл. Чико Рико еда. Regent ресторан Арбат. Ресторан Рико Ильинское. Рико ресторан Ильинское шоссе. Ресторан Регент в Москве. Ресторан Cicco Club.
Chicco ресторан. Chicco Дмитровская кафе. Чико Рико работники. Мясницкая 11 кафе. SOS Cafe интерьер. Saperavi Cafe, Москва, улица Покровка. Ресторан Саперави Покровка 5. Саперави кафе Тверская Ямская. Саперави ресторан Москва.
Одесская 13 Москва. Одесская улица 13а Москва. Ресторан на Азовской улице. Круглосуточные рестораны. Кофейня четыре фрегата. Чико Фрунзенская кафе. Траттория да Чикко. Траттория Кинель. Ресто-бар Chico в Краснодаре.
Чико бар Краснодар. Северная 324 Краснодар. Ресторан Chicco Краснодар. Chicha ресторан Москва.
Чико Рико кафе Москва на Покровке. Чико Рико кафе Москва Савеловская. Чика Рика кафе Москва. Чико Рико кафе Савеловская. Чико Рико Бауманская. Чико Екатеринбург ресторан корейский. Логотип Чико кафе. Чико Рико Москва. Chico Rico кафе Москва. Chicco ресторан меню. Chicco Москва кафе меню. Траттория Кыштым меню. Чико Екатеринбург меню. Чико Рико кафе Бауманская. Чико кафе Москва корейское. Чико Рико Покровка. El Chico Красноармейская ул. Индийское кафе на профсоюзной. Chicco Уфа корейский ресторан. Эль Чико Воронеж интерьер. Ролл Чико. Чико Екатеринбург ресторан. Ресторан Chicco Екатеринбург. Эль Чико ресторан Воронеж фото. Корейский стрит фуд Новосибирск Chicko. Чико корейский стрит фуд. Карейский Стрид фуд Чико. Новосибирск красный проспект 17 Chicko. Корейское кафе в Москве Чико Рико. Hite корейский ресторан. Чико Рико Савеловская. Чикко ресторан Аспиндза. Траттория да Чикко Профсоюзная фото. Chicco кафе корейской. Чико Новосибирск кафе. Чикко ресторан Грузия.
Наконец-то те, для кого в «Горыныче» недостаточно круто, найдут себе уголок по душе. Eggsellent в Хамовниках Несвижский пер. Хотя вот стены, например, покрашены позатейливее, в градиенте от темно-розового к бледно-розовому. Еда и цены без изменений, так что очередь на вход гарантирована. Девочки, бежим! Лужники, 24, стр. И вот, пожалуйста — паназиатское бистро «Умами», где Стаценко демонстрирует свое понимание пятого вкуса в качестве бренд-шефа. Отсылок множество — к культуре японских изакая, к стритфуду Бангкока и прочему, но в объявленной паназиатской стилистике такая полифония звучит вполне уместно. Должность шеф-повара занял Илья Ушаков. Вкусного всего много, но вот сколько стоят блюда, способные в одиночку заменить обед: рамен с уткой — 420 рублей, лапша пад-тай с креветками — 640 рублей; короче, жить можно. Почти такая открылась на Покровке — называется «Лан Ма», работает с 11:00 до 05:00. Открывалась еще хотя бы часов в девять, чтобы можно было эдак по-гонконгски перехватить лапшички с утра пораньше, вообще цены бы ей не было.
Сериал Чик-Чирикино: описание, сюжет и герои
Ирина Зарькова отпраздновала день рождения в новом ресторане Ikura. ВКУС КОРЕИ - заказать быструю доставку в Москве от 30 минут. Смотрите сериал Чик-Чирикино (Chik-Chirikino) онлайн все серии подряд в хорошем HD качестве. Весь видео и аудио контент ВГТРК — фильмы, сериалы, шоу, концерты, передачи, интервью, мультфильмы, актуальные новости и темы дня, архив и прямой эфир всех телеканалов и радиостанций холдинга.